Несколько лет назад мне посчастливилось записывать воспоминания легендарных мастеров отечественной художественной фотографии - Ирины Игоревны Стин и Анатолия Васильевича Фирсова.
В советское время в редком доме не было их фотоальбомов, выпускавшихся издательством "Планета". Все полвека совместной жизни пара провела в поездках по СССР. Именно они в 1960-е годы открыли людям красоту Русского Севера: Поморье, Соловки, Валаам...
Бывает, человек настолько растворяется в своей профессии, что сама его фамилия становится синонимом мастерства в данном ремесле. И это замечательно. Но судьбы Ирины Стин и Анатолия Фирсова выходят далеко за рамки искусства фотографии. В 2011 году я представлял в нашей рубрике Ирину Стин как поэта
Анатолий Фирсов стихи не писал, но как много поэзии было в его устных рассказах о детстве, о путешествиях по стране, об удивительных встречах. К счастью, я успел записать некоторые из этих рассказов*. Однажды я попросил Анатолия Васильевича рассказать об истории фотопортрета Анны Андреевны Ахматовой.
- Считаю, что этот портрет очень удачный. Чувствуется, что к ней пришел не просто фотограф, а человек, которого она хорошо знает.
Имя Ахматовой я слышал с юности, читал ее стихи, хотя печатали их редко. Где-то в конце 1950-х я попал в одну славную компанию. Моими друзьями стали Саша Нилин, Максим Шостакович, Миша и Боря Ардовы.
Ну а Анна Андреевна большую часть времени в Москве проводила у Ардовых на Ордынке, в крохотной комнатке, там было метров шесть-семь, не больше. Только кровать втискивалась, и все.
И вот однажды мы заваливаемся к Ардовым, а Миша с Борей говорят: "А у нас Анна Андреевна". И мы, гусары такие, подошли к ней, поцеловали ручку, чинно сели за стол. И вот так мы много раз оказывались за одним столом. Признавались, что у нас нет денег, и она нам небрежно что-то бросала, и мы бежали в магазин, покупали какое-то вино.
Анна Андреевна, мне казалось, с удовольствием с нами сидела, ей нравились молодые люди, полные надежд, бесшабашные, непонятные ей. Ну и симпатичные. И вот мы сидели за одним столом, она с нами выпивала понемножку. Однажды я осмелел и прочитал ей ее ранние стихи. Мне нравилась экспрессия этих стихов:
Просыпаться на рассвете
Оттого, что радость душит,
И глядеть в окно каюты
На зеленую волну...
Потом Анна Андреевна уезжала в Англию, и я узнал, когда она возвращается, рассказал об этом Ирине, и она загорелась: "Я хочу ее встретить! Ну, пойдем, поедем..." Мы приехали на Белорусский вокзал. И я снял, как Миша Ардов ведет Анну Андреевну под руку к машине, какая-то еще девица рядом. После этой встречи мне удалось договориться с Анной Андреевной, что я ее буду снимать. Она не очень любила сниматься, но сказала: "Хорошо, пусть приедет". И на фоне рисунка Модильяни я ее немного снимал.
Я понял, что эти снимки обязательно надо ей показать. А в ту пору она уже жила не у Ардовых, а у Маргариты Алигер в Лаврушинском переулке, в писательском доме. До сих пор слышу, как из глубины квартиры доносится ее медлительный властный голос: "Кажется, я могу принять".
И вот мы вошли туда, разложили на столе снимки. Она смотрит: этот не годится, этот не годится, вот этот - да, хороший. Я его и отпечатал. Анна Андреевна написала на нем: "Анатолию Фирсову с благодарностью, Ахматова". Второй снимок она подписала просто: "Ахматова".