Киевский князь Владимир Святославич посылает на печенегов своего сына Бориса с дружиной, так как сам не может выступить в поход из-за болезни. Пока Борис совершает поход, Владимир умирает, и власть в Киеве наследует его старший сын Святополк. Он вступает в переговоры с Борисом, обещая увеличить размер удела, полученного тем от отца, а тем временем подготавливает убийство брата. Борис отказывается от предложения, сделанного ему дружиной - пойти на Киев и сесть "на столе отни"1, - мотивируя это тем, что киевский стол по праву "старейшинства" принадлежит Святополку. Тогда дружинники покидают своего предводителя, и он остается на реке Альте лишь со своими отроками. На Альте, за молитвой, Бориса и настигают посланные Святополком убийцы.
Та же участь постигла и младшего брата Бориса - Глеба. Святополк сначала направил ему известие о болезни отца (к тому времени уже скончавшегося), а затем подослал убийц, которые настигли Глеба по дороге в Киев, у Смоленска, на Смядыни. Однако действия Святополка спровоцировали выступление еще одного сына Владимира - княжившего в Новгороде Ярослава, который в перечисленных выше памятниках Борисоглебского цикла предстает мстителем за убитых братьев. Ярославу дважды - под Любечем, а затем на Альте - удалось нанести поражение братоубийце и изгнать его из Русской земли.
Такова в общих чертах созданная в древнерусском историописании картина гибели Бориса и Глеба. С тех пор представители каждой эпохи пытаются найти в ней свой собственный смысл. Так, составители агиографических текстов о Борисе и Глебе стремились показать их гибель в контексте христианской историософии, представить князей подвижниками, отказавшимися "поднять руку" на "брата старейшего", который должен был быть им " отца место". Святополка же изображали пособником дьявола и обвиняли его в намерении избить "всю братию свою", чтобы принять одному "всю власть Русскую". В XVI веке составитель летописного свода, положенного в основу "Тверского сборника", попытался приписать Борису и Глебу царское происхождение, объявив их сыновьями византийской царевны Анны2, с которой Владимир заключил брак после принятия христианства.
Со времени В. Н. Татищева некоторые историки склонялись к той версии, что, по крайней мере, один из князей-мучеников, Борис, должен был стать преемником Владимира на киевском столе3. Так постепенно сложилось представление о том, что братья могли выступать потенциальными соперниками Святополка в борьбе за власть. Эта идея получила крайнее выражение в альтернативных реконструкциях событий 1015 года, в рамках которых пытаются отождествить Бориса с неким "конунгом Бурицлавом" из записанной в XIII или XIV веке исландской "Пряди об Эймунде", который боролся за Киев (Кенугард) со своим братом, "конунгом Ярицлейвом" (Ярославом), и был убит с его "молчаливого согласия" предводителем варяжских наемников Эймундом4.
Попытки придать действиям Бориса и Глеба то или иное "политическое обоснование" порой радикально трансформируют картину событий, созданную древнерусскими интеллектуалами. Но более понятными эти события не делают. На наш взгляд, наиболее близким к пониманию морально-политического значения подвига Бориса и Глеба оказался итальянский исследователь Риккардо Пиккио, который отметил: "Высший смысл" святой истории о Борисе и Глебе, сыновьях киевского князя Владимира, убитых их братом Святополком, может быть сведен к простой формуле: лучше отдать жизнь за Господа, чем бороться за нечестивое существование на этой земле. Но, твердо придерживаясь этого морального закона, братья утверждают также и политический принцип (курсив наш. - Д. Б.). Их мученичество становится вкладом в христианизацию политического уклада Киева. Когда их брат Святополк после смерти Владимира прибегает к насилию, чтобы избавиться от Бориса и Глеба как основных своих соперников, он все еще следует дохристианским правилам, по которым традиционно велась борьба в Киевских землях. Борис и Глеб как апостолы новой концепции политической жизни впервые изменяют "правила игры". Они предпочитают смерть борьбе со своим братом, потому что являются знаменосцами нового закона, основанного на христианской вере"5.
В развитие этой идеи отметим, что в "Сказании страсти и похвалы" в уста Бориса вкладывается монолог, осуждающий предшествующую практику братоубийственных усобиц языческой эпохи6. Вроде междукняжеской войны второй половины 970-х годов - в которой погибли Олег и Ярополк Святославичи, а их брат Владимир оказался на княжении в Киеве. "Новая концепция политической жизни" заключалась в предотвращении междоусобных войн в разросшейся княжеской семье, которая уже не могла эффективно управлять на основе одного только "братского совладения" волостями. Она нуждалась в создании иерархического порядка, обеспечить который должно было признание приоритета "старейшинства" в отношениях между братьями.
Правда, как заметил еще А. Е. Пресняков, вряд ли его появление можно относить ко второму десятилетию XI века: эта проблема стала политически актуальной лишь в 1070-х. В 1073 году Святослав и Всеволод Ярославичи изгнали из Киева своего старшего брата Изяслава, но в 1077-м, после смерти Святослава, Всеволод вернул Изяславу киевский стол и отправился на княжение в Чернигов. Это-то решение и дало импульс развитию представлений о приоритете "старейшинства" в княжеской семье. Представлений, выразителями которых древнерусские книжники и сделали Бориса и Глеба - в агиографических трудах, появившихся, как сейчас считают, в последней четверти XI - началу XII века7.
- 1. Ср.: ПСРЛ. Т. 1. Лаврентьевская летопись. М. 2001. Стлб. 132; Абрамович Д. И. Жития святых мучеников Бориса и Глеба и службы им. Пг. 1916. C. 10, 32-33.
- 2. ПСРЛ. Т. 15. Рогожский летописец. Тверской сборник. М. 2000. C. 73.
- 3. Татищев В. Н. Собр. соч. в 8 тт. Т. 2-3. М. 1994. С. 70; Т. 4. М. 1995. С. 142; Соловьёв С. М. Соч. в 18 кн. Кн. 1. М. 1988. С. 194-195; Присёлков М. Д. Очерки по церковно-политической истории Киевской Руси X-XII веков. СПб. 2003. C. 38; Петрухин В. Я. Древняя Русь. Князья. Народ. Религия // Из истории русской культуры. Т. 1. Кн. 1 (Древняя Русь). М. 2000. С. 175, 177, 179; Назаренко А. В. Порядок престолонаследия на Руси X-XII веков // Там же. С. 512-513. Прим. 36.
- 4. Ильин Н. Н. Летописная статья 6523 года и её источник (опыт анализа). М. 1957. Алешковский М. Х. Повесть временных лет. Судьба литературного произведения в Древней Руси. М. 1971. С. 130-131; Хорошев А. С. Политическая история русской канонизации (XI-XVI вв.). М. 1986. С. 29-32; Головко А. Б. Древняя Русь и Польша в политических взаимоотношениях X - первой трети XIII вв. Киев. 1988. С. 24-25; Данилевский И. Н. Древняя Русь глазами современников и потомков (IX-XI вв.). М. 1998. C. 336-354; Михеев С. М. "Святополкъ же с.де Кыев. по отци": усобица 1015-1019 гг. в древнерусских и скандинавских источниках. М. 2009. Текст и перевод "Пряди" см. в: Джаксон Т. Н. Исландские королевские саги о Восточной Европе. Тексты, перевод, комментарии. М. 2012. С. 306-319.
- 5. Пиккио Р. Slavia Orthodoxa. Литература и язык. М. 2003. С. 446-447.
- 6. Абрамович Д. И. Указ. соч. C. 30.
- 7. Ср.: Черепнин Л. В. Повесть временных лет, её редакции и предшествующие ей летописные своды // Исторические записки. Т. 25. М. 1948 С. 311; Кузьмин А. Г. Начальные этапы древнерусского летописания. М. 1977. С. 155; Хорошев А. С. Указ. соч. С. 52. Прим. 33; Толочко А. П. Князь в Древней Руси: власть, собственность, идеология. Киев. 1992. С. 85; Ужанков А. Н. Проблемы историографии и текстологии древнерусских памятников XI-XIII веков. М. 2009. C. 97-153; Михеев С. М. Указ. соч. С. 95.