Так, на картинах художников XIX века Н. Шустова и А. Кившенко ярко и образно изображена сцена в кремлёвских палатах, предварявшая военное вторжение на Русь хана Ахмата. На них, гордо вставший с трона, великий князь Иван III Васильевич разрывает и топчет ханскую грамоту (а у Кившенко ещё и некую басму). Негодующие татарские посланники (равно как и окружение князя) хватаются за оружие. Вот-вот произойдёт схватка… Специалистам известно и изображение этой ситуации в летописном варианте - в так называемом Казанском летописце. Там восседающим на троне Иваном III к ногам татар брошен чей-то портрет (по всей видимости, какого-то их почитаемого предка). Как мы увидим далее, такая художественная несогласованность в представлении "яблока раздора" (грамота, басма, портрет?) между Русью и Ордой, Иваном III и Ахматом вызвана состоянием источников и их интерпретацией историками. К этим проблемам мы и обратимся.
В историографии событий 1480 года на Угре сложилась традиция деления источников на репрезентативные и, так сказать, маргинальные. К последним обычно относят известия такого памятника русской письменности середины XVI века, как "История о Казанском царстве" - она же Казанский летописец. Такое отношение к нему связано как минимум с двумя обстоятельствами. Во-первых, с более поздним по сравнению с летописными и иными источниками (часть которых современна событиям) происхождением. А во-вторых, с трудностью интерпретации ряда мест: их информация, как считается, плохо коррелирует с сообщениями других источников.
Вызывающий сомнения текст находится уже в начале Казанского летописца в главе, которая называется "О послехъ, отъ царя пришедшихъ дерзосне къ великому князю Московскому, о ярости царёве на него и о храбрости великого князя на царя". Приведём этот текст в части, нас интересующей: "Царь Ахматъ… посла къ великому князю Московскому послы своя, по старому обычаю отецъ своихъ и зъ басмою, просити дани и оброки за прошлая лета. Великий же князь ни мало убояся страха царёва и, приимъ басму лица его и плевав на ню, низлома ея, и на землю поверже, и потопта ногама своима, и гордыхъ пословъ его всехъ изымати повеле, пришедшихъ къ нему дерзостно, а единаго отпусти жива, носяща весть къ царю, глаголя: "да яко же сотворилъ посломъ твоимъ, тако же имамъ и тебе сотворити, да престаниши, беззакониче, отъ злаго начинания своего, еже стужати". Царь же слышавъ сия, и великою яростию воспалися о семъ, и гневомъ дыша и прещениемъ, яко огнемъ и рече княземъ своимъ: "видите ли, что творитъ намъ рабъ нашъ, и како смеетъ противитися велицеи державе нашеи безумныи сеи". И собрався (в) Велицеи Орде, всю свою силу Срацынскую … и прииди на Русь, къ реце Угре…"1
Лучшее объяснение, к которому прибегают историки, характеризуя этот фрагмент (а равно примыкающие к нему далее), - это то, что он представляет собой легендарное (Г. В. Вернадский, Я. С. Лурье) или фольклорное (Н. С. Борисов) изложение событий. И, следовательно, не вполне надёжен как исторический источник.
Спора нет, фольклорно-легендарные нотки здесь звучат. Но разве это исключает отображение действительно имевших место событий?
Дипломатические переговоры, предварявшие "стояние на Угре" - это реальность, засвидетельствованная рядом летописей. Особенно обстоятельно рассказывает нам о русских посольствах "з дарами" и с "тешью великой" Успенский летописец (конец 1480-х годов) и Вологодско-Пермская летопись (около 1500 года). И "нет, кажется, ничего невероятного в известии Истории, что ханские послы "пришли дерзостно" в Москву перед походом 1480 года"2.
Говорят, что находившийся в сложной политической ситуации и отличавшийся осторожностью Иван III вряд ли мог пойти на такие серьёзные обострения в отношениях с Ахматом. "Едва ли он мог позволить себе такой вызов, последствием которого неизбежно должна была стать большая война с Ахматом"3, - пишет, например, Н. С. Борисов. Думается, это не совсем так. Весь 1480 год (да, пожалуй, и ближайшие предыдущие и последующие) - это цепь бесконечных острейших коллизий во внутренних и внешних делах Москвы. И Иван III идёт подчас на крайние меры. Так, несмотря ни на что, он вступает в чрезвычайно опасную конфронтацию со своими братьями. Почему же он не мог поступить неуступчиво и открыто враждебно по отношению к ордынцам - тем более, что они уже были не так сильны, как прежде? "Казанская история" фиксирует также, что московский князь "гордыхъ пословъ … всехъ изымати повеле, пришедшихъ къ нему дерзостно, а единаго отпусти жива". Термин "изымати" можно трактовать, по крайне мере, двояко. Либо как "заточить", "арестовать" (что, бесспорно, могло иметь место), либо как "убить" - что тоже могло произойти, благо уже случалось в русско-монгольских отношениях. Достаточно вспомнить эпизод, предшествовавший битве на Калке, или Тверское восстание 1327 года. Послы для средневековых монголов были особами священными, представлявшими не только ханов, но и весь народ. За их гибелью (или посягательством на их жизнь) следовало суровое наказание - карательный поход и беспощадное уничтожение и знати, и "людья"4. И неудивительно, что Ахмат "великою яростию воспалися о семъ, и гневомъ дыша и прещениемъ, яко огнемъ", и немедленно двинулся на Москву.
Но убийство (или арест, или избиение) послов было не единственным обстоятельством, вызвавшим гнев хана Большой Орды. Не менее отягчающим стало "потоптание басмы". Этот эпизод (равно как и сам термин "басма") также неоднократно привлекал внимание историков. Ещё первый исследователь Казанского летописца Г. З. Кунцевич отметил, что термин "басма" "толкуется различно" - от "оттиска ханской ступни на воске" и "колпака с выгнутым внутрь верхом" до "изображения хана" и грамоты с ханской печатью5.
Иное толкование предложил Г. В. Вернадский. "Очевидно, - писал он, критикуя прежние объяснения, - что составитель, или переписчик повести, не имел ясного представления о символах власти, жалуемых ханами своим вассалам и слугам. Он говорит о таком знаке, как басма - портрет хана. По-тюркски басма значит "отпечаток", "оттиск". В древнерусском языке термин употреблялся применительно к металлическому окладу иконы (обычно из чеканного серебра). Басма-портрет тогда должна бы означать изображение лица в виде барельефа на металле. Никаких подобных портретов никто из монгольских ханов никогда не выдавал своим вассалам". Учёный полагает, что "составитель "Казанской истории", по всей видимости, спутал басму с пайцзой; последний термин происходит от китайского paitze - "пластина власти"…"6 Пайцза "представляла собой - в зависимости от положения того, кому она выдавалась ханом, - золотую или серебряную пластину с каким-либо рисунком, например, головой тигра или сокола, и выгравированной надписью". Резюме же Вернадского таково: "Это именно тот знак, который посол Ахмата должен был бы вручить Ивану III, если бы он согласился признать сюзеренитет Ахмата. Поскольку Иван III отказался стать вассалом Ахмата, посол должен был вернуть пластину хану. Драматическое описание того, как Иван III растоптал пайцзу, таким образом, чистый вымысел"7. Последний вывод не совсем понятен (ведь можно было и не возвращать эту пайцзу в Орду), но представляется, что Вернадский (вслед за предшественниками8) указал правильный путь поиска ответа на вопрос о "басме". Н. С. Борисов тоже акцентирует внимание на значимости пайцзы как символа "власти верховного правителя Орды", символа, имевшего "грозную надпись, требовавшую повиновения"9. Поддерживает он Вернадского и в отрицании "публичного надругательства Ивана III над знаками ханской власти". "Никаких театральных жестов, наподобие тех, что описаны в "Казанской истории", князь Иван, скорее всего, не делал. Однако логика мифа отличается от логики трезвого политического расчёта. Для народного сознания необходимо было, чтобы долгий и тяжёлый период татарского ига закончился каким-то ярким, знаковым событием. Государь должен был самым наглядным и общепринятым способом выразить своё презрение к некогда всесильному правителю Золотой Орды. Так родился миф о растоптанной "басме"10.
Итак, "басма", скорее всего, была пайцзой. Каково было её назначение? Пайцзы, получавшиеся "из золотоордынской канцелярии" "в качестве зримого свидетельства ханской милости"11, делились на два вида: "наградные, выдававшиеся за заслуги, и подорожные - для лиц, выполнявших особые поручения ханского дома"12. Понятно, что в нашем случае речь может идти о "наградной" пайцзе. Смысл её разъяснил А. П. Григорьев: это - "удостоверение о наличии у держателя пайцзы ханского ярлыка - жалованной грамоты на владение какой-либо собственностью или должностью"13. Но что могло быть изображено и написано на такой пайцзе? Некоторые из мнений мы уже привели. Учёные-востоковеды дают и иные трактовки.
О пайцзах существуют письменные упоминания, имеются и их образцы. На территории, занимавшейся некогда Золотой Ордой, неоднократно находили пайцзы с именами ханов-Джучидов. Как правило, "формуляры пайцз близки или идентичны и отличаются лишь именами властителей"14. Надписи начинаются с упоминания "Вечного Неба", затем указывается имя хана и кары за возможное неповиновение. Кроме надписей, на золотоордынских пайцзах выгравированы в различных видах и сочетаниях изображения солнца и луны, а на некоторых и копьевидный знак (изображение древка знамени на фоне полной луны). Что это означает? М. Г. Крамаровский на основе выводов Т. Д. Скрынниковой о "харизме-свете", связанном с культом Чингисхана15, даёт следующее объяснение. Изображения солнца и луны (т. е. света, неба) - это "иконографическое воплощение харизмы Чингис-хана". И далее следует очень важное для нас наблюдение: "Обращение к харизме великого предка… сконцентрированной в солярных символах, оказалось неизбежным для младших Чингисидов в периоды нестабильности монгольского государства конца XIII-XIV в. Солнце и луна на золотоордынских пайцзах - это знаки одолженной харизмы… Забота ханов о легитимности собственной власти привела их к стягиванию харизмы великого предка к собственному имени. Появление Чингисовых символов на распорядительных документах должно быть расценено как свидетельство собственной слабости золотоордынских ханов"16.
Как видим, этот вывод сделан для периода ещё единого Джучиева улуса (он же Золотая Орда). Что же тогда говорить об эпохе распада золотоордынской государственности? О времени, когда собственно династию Чингисидов представлял только хан Большой Орды Ахмат, прямой потомок Чингисхана?
Так мы подходим к объяснению инцидента с "басмой"-пайцзой. То, что в "Казанской истории" названо "басмой лица его", было, скорее всего, символическим изображением харизмы великого предка Ахмата - Чингисхана. Возможно, на это указывает и ссылка на "старый обычай отецъ своихъ" - которую не поняли ни свидетели церемонии, ни автор (или составитель) "Казанской истории", ни её редактор (написавший рядом со словом "басма" понятное ему слово "парсуна)", ни иллюстратор (изобразивший "басму" в виде ханского портрета)17. Очевидно, на пайцзе была и обычная надпись угрожающего содержания. "Великий же князь ни мало убояся страха царёва и, приимъ басму лица его и плевав на ню, низлома ея, и на землю поверже, и потопта ногама своима". Оставляя без комментариев оплёвывание, скажем, что всё остальное вполне могло иметь место. Нас не должно смущать то, что "басма" была поломана (разломана). Конечно, сломать золотую или серебряную пайцзу вряд ли возможно. Но пайцзы выполнялись и из дерева. В истории отношений монголов с подчинёнными народами был случай, весьма напоминающий нашу ситуацию - когда правителю, "промедлившему с изъявлением покорности, монголы… выдали деревянную пайцзу"18. Деревянную пластинку вполне можно было и сломать, и бросить на пол, и от души потоптать. Кстати, подобным непочтением можно объяснить и столь гневную реакцию Ивана III…
Поругание святыни - одного из главных элементов ордынской государственно-родовой символики - не могло пройти безнаказанно (не надо забывать и пострадавших послов). И Ахмат-хан, как достойный наследник Чингисхана, двинулся на Москву.
г. Санкт-Петербург
- 1. ПСРЛ. Т. XIX. История о Казанском царстве (Казанский летописец). М. 2000. Стлб. 6-7, 200-201.
- 2. Кунцевич Г. З. История о Казанском царстве, или Казанский летописец. Опыт историко-литературного исследования. СПб. 1905. С. 213.
- 3. Борисов Н. С. Иван III. М. 2000. С. 429. См. также: Базилевич К. В. Внешняя политика Русского централизованного государства. Вторая половина XV века.М. 2001. С. 111.
- 4. Подробнее см.: Кривошеев Ю. В. Русь и монголы. Исследование по истории Северо-Восточной Руси XII-XIV вв. СПб. 2003. С. 134-135.5. ПСРЛ. Т. XIX. С. 527.6. См. также: Григорьев А. П. Время написания "ярлыка" Ахмата // Историография и источниковедение истории стран Азии и Африки. Вып. X.Л. 1987. С. 35; Крамаровский М. Г. Символы власти у ранних монголов. Золотоордынские пайцзы как феномен официальной культуры // Тюркологический сборник. 2001. Золотая Орда и её наследие. М. 2002. С. 215.
- 7. Вернадский Г. В. Россия в средние века. Тверь; М. 1997. С. 83-84.
- 8. Надо отметить, что "уже в начале XX в. было выяснено, что "басма" Казанской истории это пайцза - дощечка, обычно из драгоценного металла, с вырезанной на ней кратким текстом - распоряжением правившего хана, призывавшим к повиновению" (Григорьев А. П. Указ. соч. С. 33).
- 9. Борисов Н. С. Указ. соч. С. 429. См. также: Григорьев А. П. Указ. соч. С. 32-36.
- 10. Борисов Н. С. Указ. соч. С. 430.11. Григорьев А. П. Указ. соч. С. 35.12. Крамаровский М. Г. Указ. соч. С. 215.
- 13. Григорьев А. П. Указ. соч. С. 35.
- 14. Крамаровский М. Г. Указ. соч. С. 215.
- 15. См.: Скрынникова Т. Д. Харизма и власть в эпоху Чингис-хана. М. 1997. С. 149-165.
- 16. Крамаровский М. Г. Указ. соч.С. 220-221.
- 17. Кунцевич Г. З. Указ. соч. С. 216-217.
- 18. Крамаровский М. Г. Указ. соч. С. 214.
* Работа выполнена при поддержке гранта СПбГУ 5.38.281.2014.