ЗАВЕЩАНИЕ АНРИ ДЮНАНА
Кто, кроме специалистов-историков, помнит теперь, как полтора века назад Австрия воевала с Францией (а также с Пьемонтом-Сардинией) и 24 июня 1859 года у деревушки Сольферино произошла проба сил - столкновение, возведенное потом в ранг "битвы"?
Никто не запомнил бы и чувствительного швейцарского литератора Анри Дюнана, который пришел в ужас от происшедшего, написал очерк и призвал народы противостоять безумию войны. Но его призыв услышали тогдашние гуманисты. Они собрались в Женеве, чтобы учредить Международное общество для помощи "пострадавшим в вооруженных конфликтах и внутренних беспорядках, исходя из принципов нейтральности и беспристрастности". И в результате родился Красный Крест.
Он не уберег человечество от грядущих безумных войн. Но спас от гибели миллионы реальных людей, когда спасти их не могло уже ничто.
Как героев статьи ставропольского ученого Николая Судавцова "Бой без выстрелов", опубликованной в "Военно-историческом журнале" № 4 за 2015 год.
ГОСПИТАЛЬ СТАЛ БОЛЬНИЦЕЙ № 1
Август 1942 года. Кисловодск. Здешние здравницы давно перепрофилированы в госпитали, которые под завязку заполнены ранеными. Но 14 августа советские войска оставляют Кисловодск. Эвакуировать всех пациентов, как планировали, не удалось: дороги перерезаны. Полторы тысячи раненых советских солдат и офицеров вместе с медицинским персоналом возвращаются в Кисловодск, где немцы уже наводят свой порядок (полгода судьба даст им хозяйничать).
Как быть?
И тут Красный Крест осеняет умы и души кисловодских медиков. И жителей города, которые будут разбирать выздоравливающих по домам.
Госпиталь переименовывают в больницу № 1 и... ставят под патронаж Международного Красного Креста!
"...К работе приступили немедленно. Из имевшегося медперсонала сформировали штат, в считаные часы дооборудовали операционные и процедурные кабинеты и начали - с помощью опять-таки местных жителей - переносить раненых из эвакоприемника в больницу. Когда всех разместили, приступили к переоформлению историй болезни. Теперь среди пациентов было не найти ни командиров, ни политработников, ни коммунистов - все стали беспартийными и рядовыми, причем помытыми, постриженными и побритыми. Воспользовавшись образовавшимся безвластием, - советские и партийные органы уже эвакуировались - комитет организовал сбор из опустевших госпиталей оставшегося продовольствия, а также медикаментов, инструментария, белья и т.д. Дальнейшие события показали, насколько правильным оказалось это решение: больница почти три месяца просуществовала в автономном режиме. А когда немцы взяли под контроль пригородные хозяйства, откуда поступали молоко, овощи, мясо, и возникли затруднения с продовольствием, на помощь снова пришли местные жители, делясь с ранеными своим скудным запасом продуктов...".
Вы скажете: неужели немцы при их последовательности и аккуратности не сообразили, что происходит у них под носом? Сообразили, конечно.
"Желание сыграть роль освободителей и заполучить популярность среди многонационального населения и казачества заставило их поиграть в данном случае в гуманизм".
Играли недолго, впрочем. Десятки выздоровевших военнопленных прямиком из больничных палат следовали в концлагеря. Ведь человеколюбие в разгар страшной войны на уничтожение - обоюдоострая вещь, когда не знаешь, с какого конца ударит. После изгнания фашистов уже наши бдительные органы проверяли героев-медиков на предмет того, как и почему те продолжали работать на территории, оккупированной врагом... и тут многим грозила "десятка" без права переписки.
Красный Крест продолжал висеть над черной ненавистью, бессильно взывая к нейтральности и беспристрастию.
Да в самом деле: как примирить гуманизм с ненавистью? И как в военное время расплачиваться за него?
У вас есть ответ? У меня есть.
ОЧЕНЬ ЛИЧНЫЙ ОТВЕТ
Завершу сюжет историей коммуниста, который по возрасту не подлежал призыву и записался на фронт добровольцем. Рассчитывал повоевать в ранге политрука. Не довелось: "юнкерсы" разбомбили эшелон, оставшиеся в живых пошли на Невель, к своим. Но напоролись на минное поле. Его, с перебитыми ногами, подобрали крестьяне, отвезли в Полоцк и положили в госпиталь - за считаные дни до прихода немцев. Врачи поставили на ноги. Пришлось спороть нашивки: по приказу Гиммлера политруков расстреливали на месте. Выдал себя за режиссера худсамодеятельности (благо был мосфильмовцем) и остался в госпитале при раздевалке: выдавал шинели. Затаился и тихо ждал прихода наших.
"Тихо"? А лекарства, в которых нуждались партизаны, воевавшие против немцев в полоцких лесах, - откуда брались?
Из госпиталя - их отправляли по секретной цепочке...
Жалел больных? Да. Старался, как мог, навредить врагам? Конечно...
Донос пресек эту цепочку. Скорый суд, приговор. И расстрел - там же, на берегу Полоты (где стоит теперь траурная стела).
Приговоренный, уроженец Дона, успел перед залпом сбросить шапку - по казачьему обычаю принял пули, глядя в глаза палачам.
Много лет спустя свидетель расстрела, в ту пору санитар госпиталя, после долгих поисков, нашел способ передать мне эти подробности...
Потому что тот казак - мой отец.