Евгений Евтушенко рассказал об историческом футбольном матче СССР - ФРГ

Вдруг вспомнились трупы по снежным полям,
бомбежки и взорванные кариатиды.
Матч с немцами. Кассы ломают. Бедлам.
Простившие Родине все их обиды,
катили болеть за нее инвалиды, -
войною разрезанные пополам,
еще не сосланные на Валаам,
историей выброшенные в хлам -
и мрачно цедили: "У, фрицы! У, гниды!
За нами Москва! Проиграть - это срам!"

Хрущев, ожидавший в Москву Аденауэра,
в тоске озирался по сторонам:
"Такое нам не распихать по углам...
Эх, мне бы сейчас фронтовые сто грамм!"
Незримые струпья от ран отдирая,
катили с медалями и орденами,
обрубки войны к стадиону "Динамо" -
в единственный действующий храм,
тогда заменявший религию нам.

Катили и прямо, и наискосок,
как бюсты героев,
кому не пристало
на досках подшипниковых пьедесталов
прихлебывать, скажем, березовый сок
из фронтовых алюминьевых фляжек,
а тянет хлебнуть поскорей, без оттяжек
лишь то, без чего и футбол был бы тяжек:
напиток барачный, по цвету табачный,
отнюдь не бутылочный, по вкусу обмылочный
и, может, опилочный -
из табуретов
страны Советов,
непобедимейший самогон,
который можно,
его отведав,
подзакусить рукавом, сапогом.

И, может, египетские пирамиды,
чуть вздрогнув, услышали где-то в песках,
как с грохотом катят в Москве инвалиды
с татуировками на руках.
Увидела даже статуя Либерти
за фронт припоздавший второй со стыдом,
как грозно движутся инвалиды те -
виденьем отмщения
на стадион.

Билетов не смели спросить контролерши,
глаза от непрошеных слез не протерши,
быть может, со вдовьей печалью своей.
И парни-солдатики,
выказав навыки,
всех инвалидов
подняли на руки,
их усадив попрямей,
побравей
самого первого ряда первей.

А инвалиды,
как на поверке, -
все наготове держали фанерки
с надписью прыгающей "Бей фрицев!",
снова в траншеи готовые врыться,
будто на линии фронта лежат,
каждый друг к другу предсмертно прижат.

У них словно нет половины души -
их жены разбомблены и малыши.
И что же им с ненавистью поделать,
если у них - полдуши
и полтела?

Еще все трибуны были негромки,
но Боря Татушин,
пробившись по кромке,
пас Паршину дал.
Тот от радости вмиг
мяч вбухнул в ворота,
сам бухнулся в них.
Так счет был открыт,
и в неистовом гвалте
прошло озаренье по тысячам лиц,
когда Колю Паршина поднял Фриц Вальтер,
реабилитировав имя Фриц.
Фриц дружбой -
не злостью за гол отплатил ему!
Он руку пожал с уваженьем ему,
и -
инвалиды зааплодировали
бывшему пленному своему!

Но все мы вдруг сгорбились, постарели,
когда вездесущий тот самый Фриц
носящий фамилию пистолета
нам гол запулил, завершая свой "блиц".
Когда нам и гол второй засадили,
наш тренер почувствовал холод Сибири,
и аплодисментов не слышались звуки,
как будто нам всем отсекли даже руки.

И вдруг самый смелый из инвалидов
вздохнул,
восхищение горькое выдав:
"Я, братцы, скажу вам по праву танкиста -
ведь здорово немцы играют,
и чисто...",
и хлопнул разок,
всех других огорошив,
в свои обожженные в танке ладоши,
и кореш в тельняшке подхлопывать стал,
качая поскрипывающий пьедестал.

И смылись все мстительные мысленки
(все с вами мы чище от чистой игры),
и, чувствуя это,
Ильин и Масленкин
вчистую забили красавцы-голы.

Теперь в инвалидах была перемена -
они бы фанерки свои о колена
сломали,
да не было этих колен,
но все-таки призрак войны околел.

Нет стран, чья история - лишь безвиновье,
но будет когда-нибудь и безвойновье,
и я этот матч вам на память дарю.
Кто треплется там, что надеждам всем крышка?
Я тот же все помнящий русский мальчишка,
и я как свидетель всем вам говорю,
что брезжило братство всех наций в зачатке -
когда молодой еще Яшин перчатки
отдал, как просто вратарь - вратарю.

Фриц Вальтер, вы где?
Что ж мы пиво пьем розно?
Я с этого матча усвоил серьезно -
дать руку кому-то не может быть поздно.
А счет стал 3:2.
В нашу все-таки пользу.
Но выигрыш общий неразделим.

Вы знаете, немцы, кто лучшие гиды?
Кто соединил две Германии вам?
Вернитесь в тот матч, и увидите там.
Кончаются войны не жестом Фемиды,
а только, когда забывая обиды,
войну убивают в себе инвалиды,
войною разрезанные пополам.
Март 2009, Талса, Оклахома