Разговор получил продолжение на декабрьском Совещании, стенограмму которого анализирует автор.
"Революция сверху"
Совещание высшего командного и политического состава Красной армии состоялось с 23 по 31 декабря 1940 года в Москве, в обстановке строжайшей секретности. Оно было созвано для анализа крупных проблем в боевой подготовке и организации войск, выявленных в ходе Финской войны. Дошедшая до нас и опубликованная более двадцати лет назад стенограмма не отметила присутствия товарища Сталина. Все, что он хотел сказать, он уже сказал на апрельском совещании - требуется незамедлительная перестройка.
Ее первые результаты и обсуждала целую неделю военная элита.
Два очень важных события предшествовали совещанию. Указом Президиума Верховного Совета СССР от 12 августа 1940 года в армии было введено единоначалие. Институт военных комиссаров был отменен, а в соединениях (корпусах, дивизиях, бригадах), частях, кораблях, военно-учебных заведениях и учреждениях Красной армии и Военно-морского флота вводились заместители командиров и начальников по политической части. Отныне именно командир-единоначальник стал полновластным руководителем войск.
А несколькими месяцами ранее, 7 мая 1940 года, в армии и на флоте ввели генеральские и адмиральские звания. Слова "генерал" и "адмирал", имевшие после Великой русской революции исключительно негативную коннотацию, вновь получили права гражданства. И это была уже не перестройка Красной армии, а самая настоящая "революция сверху", санкционированная Сталиным. Ее первыми жертвами стали военные комиссары и политруки - ни один из них не стал генералом. После Зимней войны вождю стало понятно, что своевременное снабжение армии теплыми шапками-ушанками или пищевыми концентратами гораздо сильнее повышает ее боеспособность, чем безупречные политинформации и боевые листки. Тогда же он авторитетно изрек: "Для современной войны нам нужны политически стойкие и знающие военное дело политработники. Недостаточно того, что политработник на словах будет твердить партия Ленина-Сталина, все равно что аллилуя-аллилуя. Этого мало, этого теперь недостаточно"1.
Потому генеральское звание в июне 1940 года получил главный интендант Красной армии корпусной комиссар Хрулев, сумевший быстро перестроиться и снабдить воюющую с Финляндией армию всем необходимым, а не лично преданные Хозяину ("аллилуя-аллилуя") заместители Наркома обороны армейские комиссары 1‑го ранга Мехлис и Щаденко. (Оба станут генералами лишь в конце 1942 года.) Если даже такие "зубры" не получили генеральских званий, то что должны были думать о своих перспективах корпусные, дивизионные, бригадные комиссары?!
Но куда тревожнее были продолжавшие всплывать на волне санкционированной перестройки системные просчеты в боевой подготовке.
Ползающие танкисты
Начальник Главного автобронетанкового управления Красной армии генерал-лейтенант танковых войск Яков Николаевич Федоренко выяснил простую до идиотизма причину неудовлетворительной оценки, полученной танкистами во время инспекторской проверки. До этого все проверяющие требовали от них осваивать "переползание, штыковой бой, рукопашный бой, наступление и оборону стрелкового взвода. Получив по этим видам боевой подготовки неудовлетворительно, начали ползать (смех в зале), бросили изучать материальную часть машин и все то, что им положено как техникам-танкистам. В результате осенней проверки по своей специальности получили также неудовлетворительно. При проверке говорят: "Объясни танк", а начальник училища предлагает: "Проверьте переползание и рукопашный бой, он вам все сделает". (смех в зале). Получилось, что лето проползали, а потом материальную часть машин и своей основной специальности не знают. Надо учить тому, что придется делать на войне. Не обязательно, чтобы все ползали, когда танкист вынужден будет ползти, он будет ползти, но учить его этому наравне с пехотой не надо"2.
В декабре 1940 года эта история воспринималась как скверный анекдот, и лишь трагический июнь 1941‑го заставил взглянуть на события недавнего прошлого сквозь совсем другую оптику. Если курсанты танковых училищ плохо знали материальную часть, то служивших в войсках танкистов никто не учил выходить в поле по тревоге. Не была отработана схема подъема по тревоге танкового соединения: взвод - рота - батальон - полк - дивизия. Иными словами, к концу 1940 года Красная армия уже имела достаточное число танков, однако полноценные бронетанковые соединения ей еще предстояло создать. Предстояло решить и неотложные проблемы управления этими соединениями в боевой обстановке.
Разумеется, после разноса на совещании танкистов стали учить "по специальности", но тут же возникла новая проблема - ремонта танков, приходивших в негодность из-за интенсивной эксплуатации на учениях. К концу 1940 года, согласно заявкам военных округов, капитального ремонта требовала 21 тысяча машин! При том что многие из этого астрономического числа нуждались всего-то в двухчасовом ремонте. Однако осуществить даже его не представлялось возможным: не было достаточной ремонтной базы, инженерно-технических кадров, запасных частей.
"Пробки" на дорогах
Маршал Семен Михайлович Буденный доложил участникам совещания, что осенью 1939 года во время Освободительного похода в Западную Белоруссию 5‑й механизированный корпус из-за нехватки горючего встал на дороге и фактически потерял боеспособность3. "Хорошо, что там и драться не с кем было. На дорогах от Новогрудка до Волковыска 75 процентов танков стояло из-за горючего. Командующий говорил, что он может послать горючее только на самолетах, а кто организует? Организация тыла требует знающих людей"4.
О том, что произошло во время Освободительного похода, уже после Великой Отечественной войны вспоминал генерал армии Андрей Васильевич Хрулев: "В сентябре 1939 г. мне довелось непосредственно наблюдать за походом наших войск в Западную Украину, что произвело тяжелое, просто удручающее впечатление. Колонны двигались без предварительно установленного порядка, и на дорогах создавались затруднения из-за того, что машины, тракторы и лошади постоянно перемешивались. У всех этих транспортных средств были свои скорости. Вдобавок ко всему прочему нередко возникали большие "пробки", когда в какой-нибудь грандиозной колонне, растянутой чуть ли не на 30-40 км, останавливался на дороге трактор. И вот я наблюдал: ночью стоит колонна, попытка объехать ее встречала колоссальные трудности, буквально все спало и стояло ночью, где-то произошел затор, может быть, шофер заснул, - и паралич! И вы могли найти командира дивизии, который не выходил из машины и не принимал необходимых мер. Не было никакой службы регулирования, никакой дорожной службы. Войска не обучались движению колоннами. И в результате получалось, что на дорогу вышли, а идти по ней не умеют. Картина была весьма поучительной"5.
Эта картина тоже многое объясняет в трагедии 1941 года.
Буденный настаивал, что идущий в прорыв механизированный корпус должен иметь не 2-3, а не менее 4 заправок горючего и не менее 3 боекомплектов снарядов и патронов. Однако сам маршал, судя по всему, не очень отчетливо представлял себе физический смысл собственных слов. Это сделал за него командир 6‑го механизированного корпуса Западного Особого военного округа генерал-майор Михаил Георгиевич Хацкилевич, давший участникам совещания справку: "Один боекомплект танкового корпуса - это, примерно, 100 вагонов. … Вот представьте себе, какой нужен тыл, чтобы за собой это все тянуть, тем более, если иметь три с половиной боекомплекта"6.
К дискуссии присоединился генерал-лейтенант танковых войск Федоренко: опытным путем он установил, что танк требует ремонта всего-навсего через 50 часов работы двигателя…
Правильная организация службы тыла становилась важнейшей проблемой перестройки накануне неизбежной войны. Увы, проблема была осознана и сформулирована лишь в последние часы пред-военного года. И не была удовлетворительно решена к началу Великой Отечественной войны. Сталин был уверен, что ему удастся оттянуть ее начало хотя бы до середины 1942 года. Именно из этих, установленных лично вождем сроков планировались все предвоенные мероприятия. Но куда катастрофичнее было неумение руководства страны и Наркомата обороны правильно выстроить при подготовке к войне систему приоритетов.
Вспоминает генерал-лейтенант Иван Владимирович Ковалев, начальник Управления, позднее - Центрального управления, военных сообщений Красной армии, а с декабря 1944 года - нарком путей сообщения СССР: "То, что для успешного ведения боевых действий нужны сильные войсковые штабы, то есть управленческий аппарат, доказывать нужды не было. А то, что без научно обоснованного и правильно устроенного управления тылом и снабжением войск эти же войска катастрофически теряют боеготовность и боеспособность, приходилось доказывать"7.
Безрельсовая война
После присоединения к Советскому Союзу Западной Украины и Западной Белоруссии новая граница на 300-350 км передвинулась на запад. В ведение Народного комиссариата путей сообщения перешли железные дороги, не отвечавшие даже минимальным требованиям мобилизационной готовности. Перешивка западноевропейской колеи, подъем платформ (они были низкими, неприспособленными для выгрузки артиллерии и танков), улучшение водоснабжения и ремонтной базы железных дорог - все это обошлось бы народному хозяйству СССР в 6 миллиардов рублей. После присоединения Прибалтики, Бессарабии и Северной Буковины эта и без того астрономическая сумма выросла до 9 миллиардов. (Для сравнения, в 1940 году доходы государственного бюджета составили 180,2 миллиарда рублей.)
Альтернативных вариантов быстрой переброски стратегических резервов в пограничные округа не существовало: экономя деньги, мы могли потерять драгоценное время начального периода войны. Работники Военного отдела НКПС вместе с ответственными работниками Генерального штаба, во главе которых стоял начальник Оперативного управления генерал-лейтенант Николай Федорович Ватутин, настаивали на реализации затратного сценария - немедленной перешивки западной колеи и перестройки всей железнодорожной системы по советским стандартам. Но им не удалось убедить в своей правоте руководство страны.
К началу войны выгрузочная способность районов Прибалтики, западных областей Украины и Белоруссии, а также Молдавии была в три с половиной раза меньше необходимой для развертывания первого эшелона войск Красной армии. Лишь в феврале 1941 года генерал Ватутин, ставший к тому времени 1‑м заместителем начальника Генерального штаба, и новый начальник Генштаба генерал армии Жуков сумели убедить Сталина: разрешение перешивать железнодорожную колею было получено. Но было уже слишком поздно.
О том, какой трагедией обернулось это запоздалое решение, чистосердечно признался уже упомянутый выше генерал-лейтенант Ковалев:
"Железные дороги Прибалтики, западных областей Украины и Белоруссии встретят войну, слабо подготовленными к ней. Противник бросит в бой войска, сжатые в кулак. А мы встретим кулак рас-топыренными пальцами. Наши войска будут вынуждены продвигаться 200-300 км пешими маршами, и противник будет бить их по частям. У нас с первых же дней войны создастся множество нехваток - и в снарядах, и в горючем, и в прочих предметах вооружения и снабжения. А все во многом потому, что железные дороги по-настоящему не подготовлены к большой войне, что при под-готовке к ней мы не учли важнейший фактор экономии - время. В результате мы за одну-две недели понесем громадные военные потери, потеряем все эти территории с их полями, лесами, заводами и фабриками, с миллионами людей"8.
Пророчество сбылось. Генерал-майор Михаил Георгиевич Хацкилевич шел на острие первого контрудара войск Красной армии и погиб в бою 25 июня 1941 года, когда контрнаступление механизированного корпуса, которым он командовал, захлебнулось из-за отсутствия горючего и снарядов. Перед своей гибелью генерал успел передать в вышестоящий штаб отчаянную просьбу: "…Кончаются горючее и боеприпасы. Танкисты дерутся отважно. Но без снарядов и горючего наши машины становятся беспомощными. Дайте только все необходимое, и мы расправимся с фашистами"9. Корпус Хацкилевича так и не получил ни снарядов, ни горючего, и танкисты были вынуждены собственными руками уничтожать исправные машины, включая современные средние танки Т-34 и тяжелые танки КВ, чтобы они не достались врагу.
В конце февраля 1944‑го будет опасно ранен и в середине апреля скончается генерал армии Ватутин. Незадолго до смерти он сожалел лишь об одном:
"Виню себя, что не дерзнул тогда перед Сталиным. Он упрекал Жукова и меня в недальновидности, и что наши предложения привести войска в полную боевую готовность могут спровоцировать нападение немцев, и что этого же добиваются англо-французы... А я не дерзнул твердо возразить"10.
Таких "не дерзнувших" в окружении Сталина было подавляющее большинство. И это, возможно, одна из главных причин трагедии 1941 года.
Роковое разномыслие
Сталину было присуще необычайно важное для политика "умение мгновенно улавливать главное в сумятице событий, умение подчинять себе окружающих и организовать их на решение основной на данный момент и хорошо усвоенной им задачи"11. Он мог силой личной необъятной власти заставить всех - от красноармейца до маршала - перестраиваться. Но он не мог изменить ни введенную им самим централизованную систему ручного управления, ни психологию своих военачальников.
Весной 1944 года из-за сильнейшего снегопада, продолжавшегося неделю, замело железнодорожные пути между Киевом и штабом фронта в Шепетовке. Киевские власти, во главе которых стоял Никита Сергеевич Хрущев, самоустранились от решения проблемы. Вероятно, ждали, когда снег сам растает. Узнав об этом, Сталин позвонил Хрущеву и устроил ему настоящую головомойку, потребовал организовать незамедлительную расчистку путей и восстановить сообщение между фронтом и тылом. В этом эпизоде, как в капле воды, отразились все плюсы и минусы сталинской системы управления. "С одной стороны, в них необычайная оперативность Сталина, его обычай ничего не откладывать, мало говорить и много делать. Но с другой стороны - это же явные неполадки в управлении, когда обычная тыловая работа по расчистке дорог может замереть, если тот же Верховный не задаст взбучку должностному лицу"12.
Некогда незабвенный Козьма Прутков сочинил документ с красноречивым названием "Проект: о введении единомыслия в России", впервые опубликованный в журнале "Современник" в 1863 году. То, что воспринималось с иронией в годы Великих реформ царствования Александра II, отнюдь не казалось смешным в процессе реформирования Красной армии. Декабрьское совещание 1940 года показало: в среде высшего руководящего состава Красной армии не было "единомыслия" ни по одному из ключевых вопросов ведения будущей большой войны. Причем все понимали опасность разномыслия. "Мы должны мыслить одинаково и по вопросу о наступательной операции, и по вопросу оборонительной операции, и по вопросу развития прорыва, и по вопросу авиации, и всем тем вопросам, по которым обязаны мы получить единую школу оперативного мышления"13, - признавал маршал Буденный. Но от кого генералы могли получить "единую школу", кто мог научить их такому "единомыслию"?! Товарищ Сталин, не имевший ни военного образования, ни конкретного боевого опыта участия в современной войне, был достаточно умен, чтобы претендовать на подобную роль.
Радиобоязнь
"Не верю я в рацию"14. Так заявил в апреле 1940‑го года один из военачальников. И он не был одинок: генералитет упрямо не желал учиться овладевать радиосвязью - громоздкой, капризной и неустойчивой. Радиосвязь требовала кодировать передаваемые в эфире сообщения, это генералами воспринималось как нерациональная потеря времени при передаче решения командующего. Управление осуществлялось по старинке - по телефонным проводам или через делегатов связи. И никто не задумывался о том, что во время войны вражеская авиация или неприятельские диверсанты могут нарушить привычные каналы связи.
В декабре 1940‑го генерал армии Жуков констатировал неутешительный итог: "Для полного использования наиболее современного средства связи - радио необходимо навести порядок в засекречивании. Существующее положение в этом вопросе приводит к тому, что это прекрасное средство связи используется мало и неохотно. Принятая система кодирования приводит к большим искажениям и перепутыванию текста и к задержке в передаче сведений. Зачастую проще и быстрее послать делегатов, чем прибегать к передаче по радио"15.
К этому следует добавить, что в стране отсутствовали подземные магистральные кабельные линии, проводная связь в СССР была "воздушной", то есть провода висели на столбах. Причем преиму-щественно вдоль шоссейных и железных дорог, по которым во время войны передвигались войска и которые бомбила вражеская авиация. Линии связи сразу выходили из строя…
Лишь в мае 1942 года ненормальную ситуацию удалось переломить. Вспоминает Маршал войск связи Иван Терентьевич Пересыпкин: "В конце концов Ставка Верховного Главнокомандования приняла решение ввести личные радиостанции командиров и командующих. Где бы ни был командующий или командир - личная радиостанция всегда должна находиться при нем - так потребовала Ставка. Вместе с радистами на радиостанции обязательно должны быть офицер оперативного отдела и шифровальщик. Радиосвязь с помощью личных радиостанций организовывалась так, чтобы командир имел возможность связаться со старшим начальником, с подчиненными войсками и со своим штабом. Введение личных радиостанций было очень важным мероприятием и сыграло большую роль для улучшения управления войсками"16.
И только после этого был преодолен коллективный бессознательный страх генералитета перед радиосвязью, она стала эффективно использоваться в управлении войсками.
А завтра была война
Отсутствие "единомыслия" разобщило генеральскую среду. Вплоть до 22 июня 1941 года кто-то ожидал взбучки, чтобы начать серьезно готовиться к большой войне и учить этому войска, кто-то неспешно ожидал сталинских указаний в масштабах всей Красной армии, а кто-то "не дерзнул" возразить Хозяину. И хотя вина Сталина в трагических событиях 1941 года велика, было бы ошибкой обвинять только его одного в неудачах и поражениях первых военных лет. Зато можно утверждать: не будь перестройки Красной армии, начатой весной 1940 года, наша страна не смогла бы противостоять германскому блицкригу.
Примечания
1. Зимняя война 1939 - 1940. Кн. 2. И.В. Сталин и финская кампания. Стенограмма совещания при ЦК ВКП(б). М., 1998. С. 280.
2. Русский архив: Великая Отечественная. Т. 12 (1). Накануне войны. Материалы совещания высшего руководящего состава РККА 23-31 декабря 1940 г. М., 1993. С. 42-43.
3. Маршал Буденный, рассказывая про эпопею "5‑го механизированного корпуса" в 1939 году в Западной Белоруссии, имел в виду 15‑й танковый корпус. Дело в том, что в 1934-1938 годах 15‑й танковый назывался 5‑м механизированным, и к новому его названию успели привыкнуть не все (тем более что уже в ноябре 1939 года корпус был вообще расформирован). Я искренне благодарен военному историку А.А. Смирнову, сообщившему мне этот интересный факт.
4. Русский архив: Великая Отечественная. Т. 12 (1). Накануне войны. Материалы совещания высшего руководящего состава РККА 23-31 декабря 1940 г. М., 1993. С. 273.
5. Куманев Г.А. Говорят сталинские наркомы. Смоленск, 2005. С. 220.
6 Там же. С. 276.
7. Там же. С. 297.
8. Там же. С. 299.
9. Болдин И.В. Страницы жизни. М.: Воениздат, 1961. С. 97.
10. Куманев Г.А. Говорят сталинские наркомы. Смоленск, 2005. С. 306.
11. Там же. С. 299.
12. Там же. С. 350.
13. Русский архив: Великая Отечественная. Т. 12 (1). Накануне войны. Материалы совещания высшего руководящего состава РККА 23-31 декабря 1940 г. М., 1993. С. 274.
14. Зимняя война 1939-1940. Кн. 2. И.В. Сталин и финская кампания. Стенограмма совещания при ЦК ВКП(б). М., 1998. С. 34.
15. Русский архив: Великая Отечественная. Т. 12 (1). Накануне войны. Материалы совещания высшего руководящего состава РККА 23-31 декабря 1940 г. М., 1993. С. 146.
16. Пересыпкин И.Т. ...А в бою еще важней. М.: Советская Россия, 1970. С. 82.