Он выбрал русское искусство - без всякого революционного подтекста.
Карл-Казимир-Теодор Мейергольд, тверской уроженец из благополучной немецкой семьи (между прочим, восьмой ребенок), даже имя Всеволод взял в честь любимого русского писателя Всеволода Гаршина. Дождавшись совершеннолетия, без всякой идейной помпы перешел в православие. Потому что круг интересов псковского гимназиста, поступившего на юрфак Московского университета, - и не религиозный, и не юридический, а театральный.
И это сразу уловил преподаватель Московского театрально-музыкального училища Немирович-Данченко, к которому пришел неугомонный студент.
А Комиссаржевская в Питере сходу предлагает дебютанту попробовать амплуа главрежа в ее театре. Тот соглашается. За первый же сезон - тринадцать спектаклей! Ибсен! Метерлинк! Леонид Андреев! Публика в восторге...
Но не Станиславский.
Впрочем, талант Мейерхольда и он замечает сразу. И тоже приглашает его в свою, только что задуманную в 1905 году, студию. Но ничего из поставленного псковским самородком так и не выпустит на публику:
"Талантливый режиссер пытался закрыть собою артистов, которые в его руках являлись простой глиной для лепки красивых групп, мизансцен, с помощью которых он осуществлял свои интересные идеи. Но при отсутствии артистической техники у актеров он смог только демонстрировать свои идеи, принципы, искания, осуществлять же их было нечем, не с кем, и потому интересные замыслы студии превратились в отвлеченную теорию, в научную формулу".
Ни научной формулы, ни отвлеченной теории там нет. Только неистовая жажда инсценировать реальность по-новому.
Как "по-новому"?
Да так, что если по ходу действия нужен дождь, - лучше всего публику окатить из шланга. Разумеется, такой подход делает публику мокрой, но тем самым погружает ее в новую реальность. "Не верю", - скажет Станиславский. Поверит - публика новой эпохи.
В 1918 году Мейерхольд вступает в РКП(б).
Советская власть платит ему взаимностью. Луначарский вводит в руководство Наркомпроса. В кафе "Красный петух" открывается новая программа "Красный Октябрь" (все красное). Блоковская "Незнакомка" приобщена к мейерхольдовской "биомеханике". Театр становится государственным: "Театр имени Мейерхольда". Еще один государственный театр ("Театр Революции"!) переходит под его руководство...
Что это? Боевое сотрудничество или соседское сожительство? Как руководитель гостеатра Мейерхольд дает роли актерам (которые к нему рвутся!). Но нет свидетельств, что он как руководитель культуры запретил или притормозил чье-нибудь начинание. Запретителей и без него полно. Великий мастер делает свое дело в тех условиях, в которые его поставила реальность. То есть советская власть.
Нельзя сказать, что он становится ее любимцем. Кажется, она так и ждет от него подвоха. Если отбывает с гастролями за границу, то готова к тому, что станет невозвращенцем.
А он? Что он чувствовал? Михаил Чехов, общавшийся с ним в Берлине в 1934 году, счел необходимым предупредить о страшном конце, если он вернется в Советский Союз.
Мейерхольд слушал молча, спокойно и грустно ответил... точных слов Чехов не запомнил, но смысл такой:
Это самая точная формула: из честности! Честно грешил вместе с властью, честно и расплатится.
Через четыре года Сталин смотрит "Даму с камелиями", спектакль ему не нравится. Этого достаточно, чтобы критика обрушилась на Мейерхольда с обвинениями... хорошо, если только в эстетстве. Зинаида Райх, сыгравшая в спектакле главную роль, решила доиграть ее в реальности: написала Сталину о том, что вождь ничего не понимает в искусстве...
В 1938 году театр Мейерхольда закрывают.
Кто приходит на помощь в этот горький час?
Станиславский! В его оперном театре и работает Мейерхольд после смерти Станиславского. Ставит "Риголетто"! Неисправим...
Арест принимает безропотно - неустрашимо протестует только все та же Зинаида Райх.
В январе 1940 года - последний аккорд: письмо Молотову.
Мучения длятся недолго: 1 февраля - суд. 2 февраля - расстрел.
Через 15 лет - посмертная реабилитация.
Там, где жил великий режиссер, идут теперь спектакли.
На одном из них я был.
Поставила его Мария Бородина. Знаю ее и ценю как прозаика, а сценический темперамент оценил, посмотрев написанный, поставленный и сыгранный ею моноспектакль на сцене мемориальной квартиры Всеволода Мейерхольда.
Это та самая квартира, где он прожил полтора десятка лет в браке с Зинаидой Райх и откуда был забран энкавэдэшниками.
Оставшись в одиночестве, хозяйка квартиры прожила в ней 24 дня, после чего была зверски убита теми же энкавэдэшниками, ворвавшимися к ней через балкон уже под видом уличных бандитов. Они таким образом зачищали "жилплощадь", на которую положил глаз бериевский шофер.
Спектакль называется "Блок не был бы против!" и представляет собой вольный монтаж мотивов из блоковских пьес с привычными мифологическими героями. Сыграно изобретательно и звучит забавно, но с каким-то горьким отсветом. Друзья Пьеро и Коломбины словно бы вздрагивают, натыкаясь на углы нашего бытия...
Почему?
Очередной воздыхатель, потерявший возлюбленную, жалуется - плачет морковным соком... и тут меня прожигает разгадка боли: да ведь в этом вот коридорчике, в пяти шагах от балкона, покалечили Зинаиду Райх и бросили умирать.
Здесь она истекла кровью.
Не морковным соком. Кровью!
"Я с гимназических лет в душе моей носил Революцию и всегда в крайних, максималистских ее формах..." Но даже необузданной фантазии Мастера не хватило бы на такую развязку.
Мейерхольда расстреляли в один день с Михаилом Кольцовым, еще одним интеллигентом, пошедшим в революцию. Невозможно вообразить, что это гибельное совпадение было выверено советской властью.
Судьбой - выверено.