11 января 1920 года войска Юго-Западного фронта красных под командованием Александра Ильича Егорова начали Одесскую операцию. Войска Новороссийской области ВСЮР отступали, и 23-го стало ясно, что "захват Одессы большевиками - вопрос нескольких дней". В этих условиях командующий войсками Киевской области генерал-лейтенант Николай Эмильевич Бредов получил приказ принять командование и управление "во всех отношениях всеми войсками, учреждениями и управлениями, находящимися в Одесском районе"3. Единственно возможным для них тогда уже представлялся уход за Днестр, в Румынию; этот вариант был поддержан и британской военной миссией. У приднестровского Тирасполя к отряду Бредова присоединились отряд немцев-колонистов, отряд "Спасения Родины", части гарнизона Одессы и ее окрестностей, отряды пограничной и полицейской стражи и до 3000 беженцев. Проблемой стала расширявшаяся эпидемия тифа - к концу января в отряде насчитывалось до 2000 заболевших. Однако румынское правительство не только не открыло границу даже для раненых и больных, но и приказало своим пограничникам прорубить лед вдоль берега Днестра, а по переправляющимся русским вести артиллерийский огонь4.
Тогда, в ночь на 30 января, генерал Бредов отдал приказ двигаться вдоль Днестра на север - чтобы пробиться в занятые поляками Подолию или Галицию. Начался беспрецедентный 400-верстный зимний переход под постоянным давлением частей Красной армии. "О поляках, - писал позднее начальник штаба отряда генерал-лейтенант Борис Александрович Штейфон, - мы имели скудные сведения. Знали, что они тоже воевали с большевиками, но не знали даже приблизительно, где находится их фронт и воюют ли они теперь?.."5
Поиски форм сотрудничества с Польшей со стороны командования ВСЮР начались в середине 1919 года, когда в Варшаву был направлен военный представитель Деникина, а в штаб ВСЮР прибыли польская военная и экономическая миссии. Однако соглашение о сотрудничестве подписано не было - камнем преткновения стали требование поляков признать Польшу в границах 1772 года и убеждение начальника Польского государства Юзефа Пилсудского в том, что Колчак и Деникин суть "реакционеры и империалисты"6.Всего на территорию, контролировавшуюся поляками, с отрядом Бредова прибыли 30 тысяч человек, в том числе 20 тысяч штыков. В их числе было почти 4000 больных (из них 2000 - сыпным тифом) и 500 раненых. С отрядом прибыли семьи офицеров (330 женщин и детей) и около 350 беженцев7. В некоторых частях отряда начинался голод.
12 февраля разведчики белых донесли, что они вошли в связь с польскими войсками, штаб которых располагался в подольской Новой Ушице. Генерал Ф. Краевский потребовал от Бредова перейти в нейтральную зону, но 17 февраля в Солодковцах, в присутствии личного адъютанта маршала Пилсудского ротмистра князя Станислава Радзивилла и представителя казаков8, которых было очень много в отряде, началось обсуждение условий приема бредовцев поляками. Сыпнотифозных было решено временно разместить по селам, численность медицинского персонала увеличивалась, отряду в спешном порядке отпускались необходимые медикаменты. Лошадей, которых в отряде насчитывалось до 10 тысяч голов, польское командование предложило приобрести по 3000 марок за голову; бредовцам пришлось согласиться.
Обсуждение статуса личного состава отряда ("Отдельной Русской армии, составляющей часть армии генерала Деникина") длилось несколько дней и завершилось 5 марта9 (документ датирован задним числом: 1 марта) подписанием договора между делегатами "Главного Командования Войска Польского, уполномоченными доверительным письмом Высшего командования Войска Польского за № 9142 ротмистром князем Станиславом Радзивиллом, доктором майором Станиславом Руппертом, поручиком Тадеушем Кобылянским и поручиком Иосифом Мощинским, с одной стороны, и генерал-лейтенантом Николаем Бредовым… начальником его штаба полковником Генерального штаба Борисом Штейфоном, представителем казачьих войск полковником Белогорцевым, с другой стороны". По этому договору армия Бредова пропускалась на территорию, занятую польскими войсками, а польское командование обязалось сделать "все возможное для возвращения всех солдат и офицеров… семейств, находящихся при них, на территорию, занятую армией генерала Деникина", и быть посредником между Бредовым и правительствами союзных государств. Офицерам было разрешено сохранить личное огнестрельное оружие (на время следования в лагеря оно, а также лошади, обозы и воинское имущество принимались на сохранение Главным командованием Польши). Холодное оружие казаков разрешили провозить в эшелонах, в отдельных цейхгаузах. Было оговорено, что если вопрос отправления армии Бредова к войскам Деникина затянется дольше времени, отведенного на карантин, то личный состав будет размещен в пунктах, указанных Главным командованием польской армии, и должен будет выполнять указания этого командования, сохраняя воинскую дисциплину10. Вооружение, обоз, средства связи, амуниция, медицинское оборудование и прочее были переданы польскому Военному министерству - в распоряжение специально созданной комиссии главного инспектора кавалерии польской армии полковника Кавецкого, для передачи частям Подольского фронта поляков.
Отношение поляков к присутствию на их территории русских частей было, впрочем, разным. Военный министр генерал-поручик Юзеф Лесневский в письме министру иностранных дел высказывал мысль о необходимости потребовать у английского правительства средства на содержание и транспортировку за границу "недобитков армии Деникина", зараженных тифом. С целью избежать эпидемии он настаивал на существенном увеличении санитарного персонала и медицинских средств и просил немедленно связаться с правительством Великобритании относительно финансового обеспечения этого "англо-деникинского мероприятия"11.
В конце концов все части Бредова были интернированы в Польше, в лагерях Пикулице, Дембе (Домбе, Дембия), Стржалково и Александров-Куявский. Первоначально для них были отведены первые три, причем из Дембе и Пикулиц вывезли для этого большевиков и украинцев, а в Стржалково красных оставили - выделив им особый участок за проволокой. Польские коменданты лагерей применили к бредовцам режим, установленный для военнопленных - что заставило Бредова отправиться с визитом к заместителю военного министра генералу Казимежу Соснковскому. Соснковский произвел на русскую делегацию очень благоприятное впечатление: "оказался в курсе всех дел" отряда Бредова, "быстро схватывал сущность каждого вопроса, проявил себя чуждым формальностям и человеком широкого размаха"12. Он подписал инструкцию, согласно которой бредовцы не должны были находиться на положении военнопленных и должны были быть отделены от большевиков и украинцев, "совместная жизнь с которыми недопустима по разности идеологий". Русские части имели право сохранять свой внутренний порядок, "собственным попечением" готовить пищу из продуктов, получаемых от комендантов лагерей, и устраивать бани13.
Однако эта инструкция не работала. "Вопросы довольствия постоянно осложнялись", - вспоминал Штейфон, - польские коменданты лагерей "восстали против строевых занятий", "оружие… отбиралось грубо, с насилием", "солдаты скоро были отделены от офицеров", "несколько раз дело чуть было не дошло до вооруженных столкновений". В Стржалково всеобщую ненависть вызвал полковник Кевнарский (бывший русский офицер), по приказанию которого 15 марта у бредовцев были отобраны револьверы, холодное оружие, "топографические карты и компаса" и произведен обыск14.
31 марта в лагерях был объявлен приказ главнокомандующего ВСЮР генерал-лейтенанта барона Петра Николаевича Врангеля о создании в частях и учреждениях судов чести для офицеров, "поведение коих не соответствует офицерскому достоинству"15. Приказ был актуален: некоторые бредовцы щеголяли "в самых фантастических костюмах, совершенно не производя впечатления офицера или солдата". Заметим, что в лагере Пикулице русское командование установило более жесткие требования к дисциплине, чем в Стржалково. Чтобы "сохранить доброе имя добровольца", генерал-майор П. П. Непенин по соглашению с польским комендантом лагеря учредил контроль над всеми "проходящими через ворота из лагеря в город и деревню"16.
Во второй половине апреля на уровне Соснковского рассматривался вопрос о нарушении чинами отряда Бредова соглашения от 1 марта: о "нарушении воинской дисциплины как внутри лагерей, так и за их пределами", об организации политических митингов в Кракове, о проведении антипольской и антигосударственной агитации и о злоупотреблении оружием в отношении польских солдат в Стрые, Дембе и Стржалково. По распоряжению Соснковского интернированные были переведены под юрисдикцию польского Военного министерства, ведавшего теперь оформлением отпусков и выдачей разрешений на выход из лагеря. Располагаться вне лагерей бредовцам было запрещено; личное оружие должно было быть передано на хранение в особые склады под ответственность лагерной администрации. Все финансовые операции - обмен валюты, перечисление средств - могли совершаться только с разрешения начальника лагеря. Все попытки русского командования добиться выполнения условий соглашения не увенчались успехом, и в начале мая было постановлено, что "офицеры и рядовые отделов ген. Бредова остаются в концентрационных лагерях на положении военных интернированных"17. В знак протеста офицеры-бредовцы отказались получать жалование от польского командования за май 1920 года.
Ситуация в лагерях не была одинаковой. Начальник лагеря Стржалково Кевнарский был груб, "тыкал" солдатам в то время, как русские генералы обращались к ним на "вы". А вот "исполнительные служаки", коменданты лагерей Пикулице и Дембе, "не были ни заносчивыми, ни мелочными, и потому настроение наших войск в Пикулицах и Дембии было гораздо лучше, чем в Стржалково". Впрочем в условиях войны поляков с большевиками - польская армия продвигалась к Киеву - отмечался повсеместный рост русофобии: ведь бредовцы тоже были "москалями"18.
Наибольшего напряжения взаимные претензии достигли во второй половине июля, когда войска советского Западного фронта под командованием Михаила Николаевича Тухачевского уже приближались в Белоруссии к этнической польской территории (в августе они подойдут на расстояние 12 километров к самой Варшаве). В Стржалково страсти накалились настолько, что вызвали взаимные оскорбления и приказ генерала Оссовского, во исполнение которого командир батальона охраны лагеря № 1 подпоручик Каспшак доложил Оссовскому, что "солдатам будет объяснено, чтобы они подобных слов больше не употребляли". В свою очередь, подпоручик просил приказать офицерам-бредовцам, чтобы они "прекратили употребление таких выражений, как "польская собака", "польская морда", "скурвы" и "сукин", с которыми они обращаются к польским солдатам ежедневно"19.
В Пикулице солдат охраны нанес "удар прикладом винтовки в бок с повреждением ребра рядовому 42 пехотного Якутского полка Павлу Бельскому"20. Почву для конфликтов здесь создавало и то, что русские солдаты портили лагерное имущество, ломая нары на дрова для приготовления пищи, и то, что, пользуясь более свободным режимом и выходя за ворота лагеря, выкапывали картофель на огородах местных жителей и воровали кур. Б. А. Штейфон вспоминал, что русские офицеры и солдаты "цинично обирались в госпиталях и нередко выходили оттуда полуголыми", что пропажа часов, колец, портсигаров и "иных мало-мальски ценных вещей" стала обычным явлением"21.
Вопрос об отправке в Крым решался трудно. Польское командование проводило целенаправленную работу по выделению из русского отряда лиц других национальностей, отряд таял. В апреле уехала группа латышей с генералом Бернисом, готовились к выезду группы болгар, венгров и другие. Украинцы сняли русские кокарды и погоны и были выделены в отдельный барак, огражденный проволокой. В мае началось бегство из лагерей офицеров и солдат, располагавших деньгами и документами беженцев - в связи с чем Оссовский принял решение "запись в беженцы прекратить"22. В Пикулице в мае всех женщин и детей, происходивших из Киева, поляки разрешили отправить на родину.
Бредов нанес визиты всем представителям высшего военного командования Польши, в том числе и Пилсудскому: "Маршал произвел приятное впечатление, как простотою обхождения, так и силою характера", и заверил в "своем содействии ускорить наше возвращение на родину", - вспоминал Штейфон. Однако без поддержки представителей иностранных военных и дипломатических миссий вопрос решить было нельзя. "Мы побывали у англичан, французов, сербов, чехов", но каждое государство, "не возражая против нашего проезда, требовало, чтобы мы заручились согласием его соседей"23. Получался заколдованный круг. Только после начала июльского наступления Тухачевского в Белоруссии и резкого изменения стратегической обстановки на советско-польском фронте поведение союзников изменилось.
Штейфон был командирован в Крым и через Вену, Белград и Софию добрался в Константинополь, где узнал от представителя белых при союзном командовании генерала А. С. Лукомского, что Румыния согласилась пропустить бредовцев через свою территорию. В случае успеха наступления красных на Украине они могли угрожать северным границам Румынии, и польское и румынское командование стало рассматривать русские части как потенциального союзника. Французский Генштаб - координатор военной политики Польши и Румынии - по мере ухудшения ситуации на советско-польском фронте тоже все более благосклонно относился к мысли о необходимости отправки бредовцев на юг России.
Значительную роль в принятии такого решения сыграл военный представитель белых в Бухаресте генерал А. В. Геруа - пользовавшийся уважением румынского короля и правительственных кругов. Именно он организовал на границе с Румынией продовольственные пункты под руководством офицеров военного представительства, регулярно их лично инспектировал, добился отправки в Крым через Галац военных грузов24. На средства, полученные от Совета послов Антанты, Геруа произвел расчет с румынами за содержание бредовцев и приобрел для последних обувь, белье, одежду, предметы снаряжения и прочее25.
В период подготовки к отправке военное руководство Польши приняло решение использовать солдат отряда на полевых работах округов Стржалково и Вжесня. Однако идея быстрой переброски отряда Бредова по железной дороге через Румынию в Галац и посадки его там на русские транспортные суда созрела именно в польском Генштабе. Эшелоны должны были двигаться под видом беженцев из Польши, обмениваемых на польских беженцев из Крыма, и снабжаться в пути за счет поляков и румын. Маршрут следования из всех польских лагерей проходил через Перемышль, а далее по маршруту Стрый-Станиславов-Коломыя-Снятынь-Черновцы-Рени и Тульча, далее по Дунаю и Черному морю.
Практическая подготовка к отправке "Отдельной Русской Добровольческой армии" в Крым началась приказом Бредова от 10 июня № 26 об увольнении со службы и снятии с довольствия тех чинов армии, которые не пожелают вернуться (с продолжением оказания им "покровительства как гражданским беженцам"). Всех оставшиеся в Польше предполагалось передать на попечение Русского комитета26.
Русский политический комитет, руководимый Борисом Савинковым стал, однако, агитировать бредовцев вступать в савниковские формирования - Русский отряд и отряд генерал-майора С. Н. Булак-Балаховича. А Бредов сообщал Врангелю, что "агитация продолжается даже под руководством поляков" и что Пилсудский заявляет: "Пока Ваши войска не вышли за пределы Крыма и не освободили казачьих территорий, Ваше правительство в глазах сейма и польского общества не может быть принято как достаточно авторитетное" для заключения польско-российского союза27. Генерал Оссовский приказал "не препятствовать добровольному переходу" в Отдельный Русский отряд, формируемый на территории Польши28, но русские офицеры не доверяли акции Савинкова, а командиры частей Бредова развернули контрагитацию.
23 июня командиры русских частей получили приказ Бредова о переброске в Крым через Румынию. Перевозке не подлежали семьи, "весь небоеспособный элемент (больные, раненые, непригодные в армии воинские чины как по физическим, так и по нравственным недостаткам и все беженцы)", а также все освобожденные от службы по собственному желанию29. Польское командование обязалось обеспечить наличие в каждом эшелоне врача и 5 санитаров и снабжать медикаментами; на дополнительные расходы по довольствию каждому начальнику эшелона выдавался аванс в 9000 польских марок и около 150 000 польских марок в иностранной валюте. Для обеспечения возврата эшелона в Польшу в каждом вагоне ехала польская команда (офицер и 8 солдат)30. 29 июля военное командование Польши выделило в качестве жалования по 100 марок в месяц офицерам и по 60 пфеннигов в день - солдатам31. Особо нуждающиеся в одежде получили ее от Американского Красного Креста через Российский Красный Крест.
С началом отправки эшелонов, в середине июля, всем лицам, прибывшим с Бредовым в Польшу и не пожелавшим ехать в Крым, был обещан статус беженцев. Коменданты лагерей подготовили для них временные помещения, разрешили свободно перемещаться и готовы были выдавать беженские документы и разрешения на получение бесплатного билета до места постоянного жительства.
31 июля Бредов выехал с главным эшелоном из Варшавы в Крым, назначив начальника штаба армии генерал-майора Штейфона своим заместителем до окончания эвакуации. Оставшиеся в Польше "на попечении польского командования" сосредотачивались в лагере Дембе, заботы об их устройстве были возложены на военного представителя в Польше полковника Долинского, который получил 1 миллион польских марок на содержание больных и выдачу пособий32.
В конце июля началась эвакуация польских госучреждений и диппредставительств из Варшавы в Познань. Склады имущества армии Бредова оказались на территории, занятой наступающими большевиками. 11 августа Штейфон отправил ставшему военным министром Соснковскому телеграмму с просьбой ускорить присылку эшелонов и обеспечить отправку кубанского казачьего полка из состава 1-й Конной армии С. М. Буденного, который сдался полякам, не желая воевать за красных. Эти вопросы министр сумел решить в течение двух дней. 17 августа последний бредовский эшелон прибыл в Перемышль, где задержался на две недели: сообщение Перемышль - Станиславов до конца августа было прекращено вследствие прорыва червонных казаков В. М. Примакова к Карпатам и угрозы эвакуации Перемышля. Только 2 сентября этот эшелон покинул Перемышль и ушел в Румынию. Всего в течение месяца были эвакуированы около 12 500 человек.
Начиная с апреля 1920-го, лидеры русской оппозиции разрабатывали проекты использования частей Бредова на советско-польском фронте33. В период решающих боев под Варшавой Бредов предлагал полякам использовать его части на фронте в районе Вильно, но получил отказ: польские военные с предубеждением относились к контингенту, подчиненному Деникину и Врангелю34.
В истории Белого движения поход Бредова стал одной из самых героических страниц. По мнению Штейфона, история похода особенно интересна "теми разнообразными, весьма сложными воздействиями, какие оказывала на него "реальная политика" различных европейских государств: Англии, Франции, Польши, и работой дипломатов Чехословакии, Сербии, Болгарии, Турции"35.
Примечания
1. Белое дело. Летопись белой борьбы. Т. 3. Берлин. 1927. С. 91.
2. ГАРФ. Ф. 5881. Оп. 2. Д. 725. Л. 22 (телеграмма командующего войсками Новороссийской области генерал-лейтенанта Н. Н. Шиллинга А. И. Деникину от 19 декабря 1919 г.).
3. Там же. Л. 35 (телеграмма Н. Н. Шиллинга Н. Э. Бредову).
4. "Войска брошены на произвол судьбы". Бредовский поход в Польшу. Публикация и комментарии Т. М. Симоновой // Источник. 2000. № 2. С. 10.
5. ГАРФ. Ф. 5881. Оп. 2. Д. 752. Л. 59 (Воспоминания Б. А. Штейфона).
6. Деникин А. И. Поход на Москву // Белое движение: начало и конец. М. 1990. С. 183.
7. Телеграмма С. Радзивилла
Ю. Пилсудскому от 1 марта 1920 г. (Cisek J. Sąsiedzi wobec wojny 1920 roku. Londyn. 1999. S. 82-83).
8. Начальник Терской бригады, Генерального штаба полковник В. Ф. Белогорцев.
9. Телеграмма С. Радзивилла главному командованию польской армии от 5 марта 1920 г. (Cisek J. Op. cit. S. 87).
10. "Войска брошены на произвол судьбы". С. 10.
11. Cisek J. Op. cit. S. 88-89.
12. ГАРФ. Ф. 5881. Оп. 2. Д. 752. Л. 104-105.
13. "Войска брошены на произвол судьбы". С.16.
14. ГАРФ. Ф. 1886. Оп. 1. Д. 1. Ч. 1. Л. 4.
15. Там же. Ф. 3089. Оп. 1. Д. 1. Л. 32-32 об.
16. Cisek J. Op. cit. S. 89-90.
17. ГАРФ. Ф. 1886. Оп. 1. Д. 1 (Ч. 2). Л. 372.
18. "Войска брошены на произвол судьбы". С. 21.
19. ГАРФ. Ф. 1886. Оп. 1. Д. 3. Л. 80.
20. Там же. Ф. 3081. Оп. 1. Д. 1.
Л. 21-21 об.
21. Там же. Ф. 5881. Оп. 2. Д. 752. Л. 122.
22. Там же. Ч. 2. Л. 446.
23. "Войска брошены на произвол судьбы". С. 23.
24. Винтовки, пулеметы, орудия, патроны винтовочные и артиллерийские, панорамные прицелы и прочее. Только винтовок русского образца было до 25 тысяч штук. Оружие прибыло и из Польши, на основании договора о его возвращении при интернировании личного состава.
25. ГАРФ. Ф. 5881. Оп. 2. Д. 725. Л. 151.
26. Там же. Л.28-28 об. Русский комитет не справился с этой задачей. Опекой русских беженцев в Польше занимался Российский попечительный об эмигрантах комитет под руководством П. Э. Бутенко. Подробнее см.: Симонова Т. М. Русская эмиграция в Польше в 20 - 30-е гг. ХХ в. Некоторые аспекты проблемы сохранения национальной идентичности // В поисках лучшей доли. Российская эмиграция в странах Центральной и Юго-Восточной Европы (вторая половина XIX - первая половина XX в.). М. 2009. С. 207-246.
27. РГВА. Ф. 461. Оп. 1. Д. 155. Л. 5-6.
28. ГАРФ. Ф. 1886. Оп. 1. Д. 3. Л. 61.
29. "Войска брошены на произвол судьбы". С. 26.
30. ГАРФ. Ф. 1886. Оп. 1. Д. 3. Л. 45.
31. Там же. Л. 213.
32. Там же. Л. 224-224 об.
33. Cisek J. Op. cit. S. 50 (письмо П. Б. Струве польскому делегату при правительстве Юга России Ф. Скомпскому от 2 (15) апреля 1920 г.).
34. Karpus Z. Wschodni sojusznicy Polski w wojnie 1920 roku. Oddziały wojskowe ukraińskie, rosyjskie, kozackie i białoruskie w Polsce w latach 1919 - 1920. Toruń. 1999. S. 111.
35. Штейфон Б. А. О статье генерала М. Промтова "К истории Бредовского похода" // Часовой. 1933. № 110-111. С. 5.