Мне стукнуло три года, когда разнесся по слободе слух, что на пересечении Потылихи и Воробьевых гор будут строить грандиозный киноцентр, не хуже американского Голливуда или немецкого Бабельсберга (с Германией отношения еще не подкосились). Едва запахло жильем (для строителей и работников кинодворца), как мой отец двинул туда в кадры. И сделал карьеру, начав с должности продюсера (нянька моя такого не выговаривала, и родня вслед за ней переименовала отца в проседуры). В каковом качестве отец на "Мосфильме" и закрепился, а десяток лет спустя, уже как член парткома студии, пошел добровольцем на фронт (и там пропал без вести).
Фабрику строили рабочие (привалившие с периферии), селились они в бараки, какие сами же и строили. А для иностранных спецов (немцев и американцев) и наших руководящих кадров решено было возвести пятиэтажный дворец под названием жилдом.
Жилдом - сорок квартир-коммуналок, из которых только одна была персонально предназначена Сергею Эйзенштейну.
Он и наезжал в этот построенный жилдом из своей московской квартиры и, по воспоминаниям соратников, садился у окна, глядя на слободу Потылиху и замечая, что со времен Ивана Грозного пейзаж совсем не изменился. Впрочем, может, он думал и о временах Ледового побоища...
А мои родители (со мной на руках) получили, наконец, комнату в одной из сорока коммуналок жилдома.
Нянька моя (приехавшая с моими родителями из ростовской глубинки), слыша, как соседка-немка командует своим котом, вбегала с кухни и валилась на кровать с хохотом:
- Ну надо же! Кот по-немецки понимает!
Мое общение с немецкими соседями на коте не задерживалось: их пятнадцатилетний сын с удовольствием катал меня по двору на санках. Вот кого я полюбил! Когда в 1941 году началась война, немцы съехали, что с ними сталось, не знаю. Только заботливый Герт остался в памяти... на всю жизнь...
Жизнь меж тем наладилась. Отец мотался по киноэкспедициям, мать преподавала в школе, а меня нянька утром отводила в детский сад и вечером забирала домой.
Этот мосфильмовский детсад удостоился интереса авторов фильма "Подкидыш", откуда великая Фаина Раневская провозгласила на всю страну:
- Муля, не нервируй меня! - и страна вняла.
Жилдом тоже нас нервировал. Стены шли трещинами, с потолка летели в тарелки куски штукатурки...
Это если сидеть внутри. А если выйти? Наш дворец над Потылихой - шедевр архитектуры.
А вокруг расстилалась слобода... Вскоре над ней заострились строительные краны, и вырос корпус кинофабрики с красным аргоновым профилем Сталина на стене. Слухи обгоняли друг друга. Вдруг выяснилось, что фабрику спланировали вредители - так, чтобы сверху она смотрелась как самолет носом на Кремль, и это, конечно же, ориентир для вражеских летчиков! Строителя кинофабрики упекли в лагерь, в жилдоме дочка его продолжала оставаться с бабушкой, во всем этом я разобраться не мог, для меня чудо было лишь в том, что фамилия архитектора была Строилов...
Господи! И мне все это надо было вместить - уже шести лет от роду.
А в семь лет все рухнуло. Война, эвакуация, свердловская школа, уплотненная госпиталем... раненые, тихонько из-за стенки подсказывающие ответы на задачки...
Войну жилдом пережил. Только выкрасили его в семь чередующихся красок - это чтобы немцы, бомбившие Москву, не догадались, что это большой жилдом, а приняли его за шеренгу домишек.
Потом наш дворец выкрасили в привычный белый цвет. Потом, уже в начале 50-х годов, снесли.
Мешал какому-то новому шоссе...
И ничего не осталось от прежней Потылихи.
Роскошное здание "Мосфильма" - целый город, в панораме которого "летящий самолет", уже и искать бессмысленно. Перед входом - обелиск памяти погибших студийцев (фамилии сплошь знакомые по школе - инициалы другие...). Перед другим входом - мемориальный "пятачок": ладони мастеров кино, отпечатанные в глине цветников. Статуя великого актера со знаменитым жестом (жест и спровоцировал местных хулиганов: отломили руку, пришлось отливать заново).
А подревнее что-нибудь уцелело?
Да церковь же, церковь! Троица в Голенищеве! Как не снесли в бунтах семнадцатого? Крест тогда скинули, попов пересажали, сделали какой-то склад, который я и застал. А нынче вернули церковь Церкви. И крест на колокольню. И службы. И двор обустроили... так что открылся внизу пленительный вид на речку Сетунь - там мы купались когда-то...
Теперь не искупаешься: не пускают. Корты добавлены по берегам. Посольские жилые корпуса. Теперь это не слобода - закрытый знатный квартал.
А имя?
Имя от Кутузова, заметившего в 1812 году: "По наполеоновскому тылу отсюда били лихо". Отсюда и Потылиха. Между прочим, в названии ближайшего сельца - тоже кутузовский отсвет: Троицкое-Голенищево...
А может быть, обращусь через журнал к столичному руководству - назвать Потылихой станцию замечательного Московского центрального железнодорожного кольца, только что запущенного в эксплуатацию?
Мне скажут: есть полустанок с этим именем. Но там поезда не останавливаются.
В декабрьском номере "Родины" одной из главных тем будут материалы, объединенные рубрикой "Матери Родины". Здесь вы найдете рассказ о матерях, потерявших детей на войнах: у Веры Панаевой на Первой мировой погибли четыре сына, у Прасковьи Володичкиной на Великой Отечественной - девять. Узнаете, как воспитывала своего великого сына и жила после его смерти Анна Тимофеевна Гагарина, как семнадцатый ребенок в семье Менделеевых Дмитрий благодаря своей маме стал гением химии...
Подписаться на "Родину" можно в почтовых отделениях связи РФ по каталогам:
"Роспечати" - индекс 73325,
"Почта России" - индекс 63436, "Пресса России" - индекс 40687.