Ее и выполнил молодой инженер барон Андрей Иванович Дельвиг (1813-1887), двоюродный брат лицеиста и поэта пушкинской плеяды Антона Дельвига. Москвичи получили возможность наслаждаться прекрасной питьевой водой. И не только москвичи: наш герой в молодых летах возглавил гидротехнические работы по сооружению Нижегородского водопровода...
Какие только удивительные начинания он ни возглавлял!
"Русский немец"
Барон происходил из знатного остзейского рода, чьи корни прослеживались вплоть до XIII века, однако Андрей Иванович искренне обижался, когда ему прямо или косвенно напоминали о его германских предках: "Меня никогда не занимала моя родословная"1. Он был православным по вере и русским по духу (мать - урожденная княжна Волконская, принадлежала к роду Черниговских князей, потомков Рюрика). Слова "Святая Русь" не были для него отвлеченным понятием, он не мог представить Российскую империю без власти императора. И смерть Александра I показалась 12-летнему юноше концом Истории.
Эта система ценностей помогала Дельвигу в течение всей жизни переносить тяготы и лишения государевой службы.
Барон окончил полный курс Института путей сообщения, где было великолепно поставлено преподавание точных наук. Поверхностное преподавание наук гуманитарных успешно компенсировалось тем, что в доме двоюродного брата Антона он имел возможность войти в узкий круг петербургской интеллектуальной элиты. Именно здесь он познакомился с самим Пушкиным. Дельвиг смотрел на поэта без пиетета и оставил о нем нелицеприятные воспоминания: отметил и "малую последовательность Пушкина во многом из того, что он предпринимал вне его гениального творчества"2, и то, что "Пушкин всегда холодно и надменно обращался с людьми мало ему знакомыми, не аристократического круга и с талантами мало известными"3.
Всегда и на все у него был независимый взгляд. Не очень удобное качество для карьеры инженера-реформатора.
Стакан воды для Чаадаева
Барон служил в Корпусе инженеров путей сообщения и деятельно споспешествовал модернизации страны: в молодости строил мосты и шоссейные дороги, публичные здания и водопроводы, а в зрелом возрасте неразрывно связал свое имя со строительством Российских железных дорог. И, судя по всему, старался не думать о том, каким именно способом государство получает деньги для народного блага. Барона можно понять. Среда, в которой он вращался, не имела ни малейшего представления о реалиях практической жизни. Выдающийся мыслитель Петр Яковлевич Чаадаев, с которым Андрей Иванович находился в многолетних добрых приятельских отношениях, в 1852 году заявил Дельвигу, назначенному начальником Московских водопроводов:
"Вы знаете, как я вас люблю и как я рад, что вы живете в Москве, но право не могу понять вашего здесь назначения; я с ребячества жил в Москве и никогда не чувствовал недостатка в хорошей воде; мне всегда подавали стакан чистой воды, когда я этого требовал.
Эти слова вовсе не были с его стороны натяжкою. Он действительно полагал, что если он всегда имел чистую воду в Москве, то и все ее имели"4.
Если так рассуждал автор "Философических писем" и "Апологии сумасшедшего", то что говорить о Скотининых, Простаковых, Ноздревых, Собакевичах и Плюшкиных?! Вот почему Николай I так не любил любое лжемудрствование. Много написано об отсталости "фасадной империи" Николая, но мало кто дал себе труд поразмышлять о том, что государю приходилось обустраивать Российскую империю, с одной стороны, преодолевая постоянное сопротивление не желающих работать из-под палки крепостных, с другой - пренебрегая неизменной критикой в свой адрес со стороны "лишних людей" и "умных ненужностей", подобных отставному гвардии ротмистру Чаадаеву.
Нижегородское повеление
В 1834 году Николай I впервые побывал в Нижнем Новгороде, местоположение города царю очень понравилось, и он отдал более ста повелений, в которых шла речь о благоустройстве и украшении Нижнего. "Высочайшие повеления требовали устройства набережных с садами, спусков из верхней части города в нижнюю, казарм и других зданий... Между прочим, в повелениях было указано на два места кремлевской стены, в которых должно было устроить две башни с небольшими в них помещениями, из коих одна предназначалась для Императора, а другое для Императрицы Александры Федоровны. Государь сказал тогда, что он после 25 лет царствования передаст престол Наследнику и поселится в этих башнях"5.
Одно из повелений касалось сооружения современного шоссе, чем в числе прочего занимался Дельвиг. Нравы в городе царили патриархальные, и барон Андрей Иванович, который берег каждую казенную копейку и не брал взяток даже с подрядчиков, воспринимался нижегородцами как опасный вольнодумец, возмутитель спокойствия и едва ли не как потрясатель основ всеобщего благочиния. "Нижний был тогда городом, в котором взятки брались почти всеми, без всяких церемоний. Если купцы и другие обыватели не находили нужным к кому-либо из властей приносить по большим праздникам в подарок деньги, то приносили фрукты, чай, кофе, рыбу, вино и т.п.".
На Рождество Христово на квартиру инженер-майора Дельвига доставили разные съестные припасы и большого осетра, но барон отказался принять все это. "Мое поведение... произвело сильное впечатление между обывателями в Нижнем"6.
Что касается упоминавшегося выше водопровода, барон Дельвиг провел его с минимальными издержками в верхнюю часть города, устроив 18 ключевых бассейнов по изобретенному им самим способу и употребив две паровые машины для подъема воды. Это было в высшей степени оригинальное инженерное решение, позволившее сэкономить казенные деньги. Каково же было удивление Андрея Ивановича, когда он не получил за свое изобретение (как, впрочем, и за строительство шоссе) ни малейшей награды.
Инженер умел экономить казенную копейку, но не умел пускать пыль в глаза начальству...
На осмотр водопровода прибыл сам граф Петр Андреевич Клейнмихель - главноуправляющий путей сообщения и публичных зданий, непосредственный начальник Дельвига. Граф высоко ценил барона, о котором часто говорил: "Офицер отличный во всех отношениях"7. Барон подробно объяснил графу суть предложенного им решения. Напрасный труд! Граф был феноменально невежественным человеком: не понимал, что такое меридиан, отрицал наличие часовых поясов, искренне считал геологию лженаукой, выдуманной вольнодумцами французами, и был абсолютно несведущ в инженерном искусстве. Чем обстоятельнее объяснял Дельвиг, тем большее неудовольствие отражалось на лице главноуправляющего. Граф ожидал увидеть дорогую капитальную постройку в кирпиче, а ее-то и не было.
"Клейнмихелю не было дела до того, что подобный бассейн стоил бы в 20 или 30 раз дороже; было бы, по крайней мере, на что посмотреть"8.
При этом граф был одним из столпов николаевского царствования. Царь наградил его всеми высшими российскими орденами, включая алмазные знаки ордена Андрея Первозванного, - такой высокой награды не имели ни Кутузов, ни Барклай де Толли. На графском гербе Клейнмихеля красовался девиз: "Усердие все превозмогает". У государя фактически не было выбора при назначении сановников на ключевые посты в Российской империи: альтернативной фигурой невежественному, но усердному Клейнмихелю могла стать лишь "умная ненужность" вольнодумца Чаадаева.
Но ведь были же в России люди, подобные барону Дельвигу!
Да, были, но им не давали хода по службе, медленно продвигая в чинах. До самой смерти царь не мог забыть то потрясение, которое он пережил 14 декабря 1825 года, поэтому его жизненным кредо стал принцип: "ученых не нужно, нужны исполнители"9.
Конфликт с императором
Все изменилось, когда на престол взошел Александр II. Началась эпоха Великих реформ, и для барона Дельвига открылось широчайшее поле деятельности. В течение десяти лет занимая ключевой пост главного инспектора частных железных дорог, барон стоял у истоков железнодорожного строительства в Российской империи, инспектировал строящиеся и уже сооруженные магистрали и "по развитии железных дорог объезжал в год более 30 тыс. верст"10. При его деятельном участии было построено 32 дороги общей протяженностью 11 222 версты. Он участвовал в составлении перспективных планов, регулярно ездил за границу, где изучал технические новинки и размещал правительственные заказы. И где удивлял иностранцев тем, что отказывался получать за это "откаты": "Скоро разнеслась между заграничными заводчиками весть о том, что меня нельзя подкупить"11. Замечу, что практика "откатов" отнюдь не была российским изобретением, а существовала повсеместно в развитых европейских странах.
После торжественного открытия одной из железных дорог молодые инженеры-путейцы, "выпив более обыкновенного", принялись по русскому обычаю качать тучного барона и на кураже пронесли его на руках по всем залам станции с криком: "Вот наш будущий главноуправляющий!" - "Один барон может хорошо повести дела!" - "Мы все будем довольны его назначением!"12.
Но не сбылось.
Да, барон Дельвиг имел высочайшую профессиональную репутацию первоклассного инженера, а его честность была вне подозрений. Да, теперь его ценило начальство, и он был лично известен Александру II: барона продвигали в чинах и награждали орденами. В 1869 году, во время болезни и продолжительного заграничного отпуска министра, инженер-генерал-лейтенант Дельвиг был в первый раз назначен управляющим Министерством путей сообщения. И вот тут перед ним предстала во всей неприглядной откровенности изнаночная сторона бурного железнодорожного строительства, которое велось в Российской империи.
На кону стояли не просто очень большие, а "бешеные деньги", и предприниматели давали безумные взятки высокопоставленным и влиятельным лицам, чтобы получить концессию на сооружение железной дороги. Существовала даже твердая такса - 4 тысячи рублей с каждой версты уступаемой дороги13. По четвергам управляющий Министерства путей сообщения представлял личные доклады государю и, как вспоминал сам барон, "постоянно был благосклонно принимаем". Даже с самыми острыми вопросами и предложениями.
Но все изменилось в одночасье.
"В марте 1871 года при одном из этих докладов государь, говоря о предстоящих к устройству в этом году железных дорогах, заметил:
- Ты отдашь дорогу к Ромнам Ефимовичу и Викерсгейму, а Севастопольскую Губонину; Кавказскую же впоследствии можно будет отдать Полякову.
Слова эти меня поразили до такой степени, что я уж не помню ответа"14.
Что же так потрясло барона? Император и самодержец всероссийский повелел ему поступить против совести, заранее предрешив итоги грядущих торгов на раздачу концессий. Выиграть должен был не тот, кто предложит казне более выгодные условия, а тот, кто за мзду сумел заручиться поддержкой высокопоставленных лиц. Как потом объяснили барону Дельвигу доброжелатели, отдать концессию Ефимовичу и Губонину государь пообещал своей фаворитке княжне Екатерине Долгоруковой. Княжна была в доле с воротилами железнодорожного бизнеса!
Барон решил покинуть министерство. Становой хребет его системы нравственных ценностей был надломлен.
"К чему же было настаивать на производстве изысканий правительственными инженерами, к чему исчислять с необыкновенными затруднениями стоимость дорог, если их отдавать тому, кто имеет покровителей, которым он должен заплатить миллионы рублей и, следовательно, взять их с предприятия. Ясно, что при значительной стоимости дороги она не будет приносить дохода, а потребует доплаты, гарантии от правительства, будет бременем для казны и уронит в глазах капиталистов значение железных дорог в России"15.
Картина о несбывшемся
В Третьяковской галерее экспонируется один из лучших портретов кисти Ильи Репина, на котором запечатлен инженер-генерал барон Дельвиг. (Инженер-генерал - это II класс Табели о рангах, выше - только генерал-фельдмаршал.) Умный и очень значительный человек взирает на зрителя. Его парадный мундир украшен многочисленными орденами. Даже ничего не зная об этом человеке, мы понимаем, что перед нами очень крупный сановник Российской империи. В руках у него дорогая сигара, на пальцах холеных рук перстни с бриллиантами: один получен от Николая I, другой от принца Прусского. Этот человек со вкусом прожил свою жизнь. В молодости выпивал с приятелем по шесть бутылок дорогого вина на брата. Был тонким ценителем женской красоты и при этом счастлив в браке. Обожал хорошие рестораны и фешенебельные западноевропейские курорты. Был тонким гастрономом. Любил азартную карточную игру, хотя чаще проигрывал.
На портрете он выглядит преуспевающим человеком, каковым, в сущности, и был.
Но репинский портрет - это картина о несбывшемся.
Лишь три года назад были впервые опубликованы без цензурных изъятий обширные мемуары барона Андрея Дельвига "Полвека русской жизни". Чтение 1200страничного тома оставляет очень грустное впечатление. Только такая богатая страна, как Россия, могла позволить себе роскошь задвинуть на вторые роли столь талантливых людей, каким был барон Дельвиг. Понимаешь, через какую "грубую толщу" косности должна была пробиваться модернизация России, и тогда катастрофа 1917 года перестает восприниматься как нечто абсолютно необъяснимое.
1. Дельвиг А.И. Полвека русской жизни. М.: Виадук, 2014. С. 1.
2. Там же. С. 37.
3. Там же. С. 103.
4. Там же. С. 120.
5. Там же. С. 173.
6. Там же. С. 292.
7 Там же. С. 268.
8. Там же. С. 309.
9. Там же. С. 174.
10. Там же. С. 619.
11. Там же. С. 526.
12. Там же. С. 662.
13. Там же. С. 973, 980-981.
14. Там же. С. 994.
15. Там же. С. 996.