Борис Михайлов рассказал о хоккейной Суперсерии 1972 года, за которой следил весь мир

ПОДГОТОВКА. Грелка для тузика

- Вылетая 30 августа 1972 года рейсом "Аэрофлота" SU-301 из Москвы в Монреаль, вы понимали, что начинаете писать историю, Борис Петрович?

- Никто такими категориями тогда не мыслил, хотя мы отдавали себе отчет, что впереди нас ждет необычная серия матчей. Говорят, идеей проведения встреч с профессионалами были одержимы тренеры сборной СССР Аркадий Чернышев и - особенно - Анатолий Тарасов. Мы ведь регулярно играли с любительскими командами из Канады и били их нещадно. А проверить силы на профи никак не получалось. Только с трибун на них смотрели, когда оказывались за океаном. Нас водили на матчи НХЛ и в 1969-м, и в 1970-м... Помню, в Торонто ходили, в Миннеаполисе, в Нью-Йорке несколько раз. Правда, мы редко дожидались финальной сирены, обычно уезжали после второго периода, поскольку даже ради такого хоккея нам не позволялось нарушать режим. В определенный час мы должны были лежать в койках.

- И какое впечатление на вас производили канадцы?

- Не скажу, будто мы были потрясены. Профи действовали слишком прямолинейно, если не сказать - примитивно. Вход в зону - бросок, вход в зону - бросок. Пуляли в сторону ворот бездумно, авось залетит. Нет, чтобы фантазию проявить, разыграть красивую, заранее подготовленную на тренировке комбинацию. Мы сидели на трибуне и плечами пожимали: почему пас не отдать, с партнером не поделиться шайбой? Нет, канадцы тогда не слишком впечатляли. Но это был взгляд со стороны, а хотелось проверить самим. Как говорится, пощупать товар руками.

Словом, Чернышев с Тарасовым обратились к председателю спорткомитета Советского Союза Сергею Павлову, попросили помочь с организацией матчей. Перетягивание каната продолжалось года полтора, много времени ушло на уточнение нюансов. После Олимпиады-1972 в японском Саппоро, где мы в третий раз подряд стали чемпионами, наконец, удалось договориться. Проведение серии из восьми матчей было назначено на сентябрь. Но к тому моменту из сборной ушли Чернышев с Тарасовым. Их никто не убирал, сами подали в отставку. До сих пор не знаю подлинную причину. Может, решили остаться непобежденными? Нет у меня ответа.

Тренерами назначили Всеволода Боброва и Бориса Кулагина. Они и готовили сборную к суперсерии. Собрались мы за два месяца, 1 июля. Но в этом не было ничего необычного, стандартная предсезонка.

- И даже идеологической накрутки не проводилось?

- Ну как сказать? К нам приходили представители спорткомитета и ЦК партии, они ничего не говорили прямо, но как бы между делом пробрасывали, что предстоит встреча представителей двух лагерей и надо показать себя достойно. Периодически нам зачитывали вырезки из западной прессы. Мол, приедут русские, которых канадские парни порвут, как тузик грелку. Наверное, таким образом нас подготавливали, настраивали на нужный лад. Но мы и сами прекрасно понимали, куда едем, к кому. А главное - знали, какую страну представляем.

Напряжение возникло сразу после прилета в Канаду. В аэропорт подали шесть длиннющих кадиллаков для руководства делегации и два громадных комфортабельных автобуса для команды. Мы в таких никогда и не ездили. Одеты были скромно, в советские костюмчики, в руках чемоданы, баулы... Выстроились друг за другом, чтобы зайти в одну дверь. Нам показывают: да вот же еще проходы в автобусы, садитесь смелее, а мы толкаемся по привычке... Привезли в шикарную гостиницу в центре Монреаля, поселили на отдельном этаже, приставили секьюрити, чтобы никто не беспокоил. Когда играли с любителями, мы обычно останавливались в скромных трехзвездочных отелях, иногда - в мотелях. А тут вдруг такая роскошь...

Неловкость была, конечно.

Я жил в номере с Володей Петровым, Валера Харламов с Сашей Мальцевым, Сашка Гусев с Валеркой Васильевым.

Поехали на первую тренировку. Канадцы увидели, в чем мы катаемся, и обалдели. Тут же несколько ведущих фирм спортинвентаря предложили каждому игроку по полному комплекту формы. Коньки, шлемы, щитки, налокотники, наколенники, комбинезоны, краги... И совершенно бесплатно! Вот где счастье! Помню, мы выпендривались друг перед другом: "Ты в чем сегодня тренируешься? В Bauer? А я - в ССМ!" Обратно в Москву еле дотащили сумки, но увезли всё, ничего не бросили.

КАНАДА. 7:3 с похоронным маршем

- Как вас встретила местная публика?

- Были проблемы. Националисты и эмигранты из Советского Союза и их дети вели себя безобразно. Караулили у отеля с провокационными плакатами, пытались проникнуть в автобус, на котором мы ездили на матчи и тренировки. Один экстремал сумел забраться в багажный отсек. Открываем люк, чтобы поставить сумки, а оттуда вопль: "Коммуняки, вон из Канады!" Беженцы из Чехословакии тоже подливали масла в огонь, орали про 1968 год и оккупацию Праги. Конечно, слушать такое было неприятно.

Нас в первый же день собрали в холле и объявили, что полиция просит не выходить за границы коридора от дверей отеля до автобуса. Дескать, на этой территории наша безопасность гарантирована. В самом деле, копы действовали очень корректно и одновременно жестко, никому не давали сунуть нос в огороженное пространство. Вокруг визжала и бесновалась толпа, однако мы могли спокойно пройти куда нужно. Правда, за пределы гостиниц почти не выбирались, чтобы не нарваться на провокации. Да и вообще раньше не рекомендовалось за границей перемещаться по одному. Только вдвоем, а лучше - втроем. Если двоих заберут, третий своим сообщит.

Вот вы смеетесь, а у нас была похожая ситуация. Как-то мы с Вовкой Петровым перебежали улицу в неположенном месте. А на углу стоит полицейский. Жестом подозвал к себе и доходчиво начал объяснять, мол, грубо нарушили правила, граждане иностранцы. Хотел отвести в участок, составить протокол. С трудом отбились, на ломаном английском уговорили отпустить. Мы потом подарили копу значок с серпом и молотом на память. За отзывчивость.

- А суточные вам выдали?

- Премиальные. До 1972 года вручали в последний момент, перед возвращением на Родину. Платили как? За каждый выигранный матч полагалось по сто долларов. В турне против любителей мы стандартно проводили по десять встреч и практически всегда побеждали, выносили соперников с крупным счетом. Арифметика простая: десять побед - тысяча долларов. Но по факту в руки мы получали только шестьсот. Оказывается, столько зарабатывал советский посол, и хоккеисты не имели права обгонять по доходам дипломата. Такая вот советская логика.

Домой мы чаще всего улетали из Монреаля или Нью-Йорка. День нам давался, что называется, на разграбление. Завтракали и до вечера отправлялись в город. У каждого был заранее составлен список, все знали, где, кому и что покупать. Жене - одно, старшему сыну - второе, младшему - третье, на подарки - четвертое. Брали кое-что и на продажу, глупо скрывать. Из каждой страны везли свое. Из Швеции - "мохряк", он же - мохер, болоньевые плащи, из Канады и США - нейлоновые шубы, складные зонтики, коттоновые рубашки и футболки с крокодильчиком. Знаете, наверное, такие. Три разноцветных тенниски стоили около доллара и были упакованы удобно, оставалось лишь правильно уложить пакет в чемодан.

За суперсерию с канадцами нам заплатили, если память не изменяет, по полторы тысячи долларов. В порядке исключения. Но мы играли, конечно, не за деньги. Это, думаю, и так понятно.

- Первый матч, наверное, особняком стоит?

- Не успели толком включиться, как горели со счетом 0:2. Эспозито забросил на 30-й секунде, Хендерсон еще через шесть минут. Чувство было, что все происходит во сне. Во-первых, матч начался в четыре часа утра по московскому времени, мы элементарно не успели акклиматизироваться. Во-вторых, атмосфера давила. Монреальский "Форум" вмещал почти восемнадцать тысяч зрителей, болельщики за час до игры забили трибуны под завязку. Когда зазвучала мелодия канадского гимна, стадион, включая премьер-министра Трюдо, встал и хором запел. Честно скажу, это впечатляет! Мы прежде не играли на таких аренах, не попадали в подобную обстановку. Помню, вышли на лед, и у меня по спине потек ручеек холодного пота.

Канадцы сразу нас прижали к воротам. После второй шайбы органист включил похоронный марш. Ну, думаю, всё, приплыли! Была секундная растерянность, не скрою. Сразу вспомнились статьи из местных газет, что русских ждет разгром. 0:6 - не меньше! Хорошо, тренеры рассудок не потеряли. Всеволод Михайлович сказал: "Чудаки! Что творите? Успокойтесь! Играйте, как умеете, не пытайтесь их перебегать и перебросать". Мы начали комбинировать и еще до первого перерыва сравняли счет. Сначала отличился Женя Зимин, потом мы с Петровым в меньшинстве убежали в контратаку, и Вовка забил с моей передачи. Во втором периоде дважды забросил Валерка Харламов, в третьем канадцы сократили отставание, но затем я поразил ворота Драйдена, повторно Женя Зимин, и Саша Якушев довершили разгром.

Вернулись в раздевалку и поверить не можем, что победили 7:3. Ребята, да с канадцами можно играть!

На второй матч в Торонто вышли с другим настроением. Если перед игрой в Монреале руководитель делегации Георгий Рогульский говорил, что надо постараться уступить достойно, не с позорным счетом, то теперь уже требовал только победы. А мы получили по сусалам - 1:4. Это же профессионалы! Они быстро сделали выводы, перестроились.

Но и у нас голова уже вернулась на место. В Виннипеге была ничья - 4:4, в Ванкувере мы победили - 5:3. Оставалось сделать самую малость, чтобы взять верх в серии.

МОСКВА. Охота на Харламова

- Однако на Родине что-то пошло не так.

- Думали, что на домашних больших площадках мы канадцев раскатаем, а удача в какой-то момент отвернулась. Мы же выиграли в пятом матче - 5:4, в шестом при счете 1:1 судьи не засчитали чистый гол Володьки Петрова. Шайба влетела в девятку и выскочила обратно, а арбитр за воротами проспал момент. Потом Харламов попал в штангу, хотя угол был открыт. Канадцы в том матче устроили настоящую охоту за Валеркой, специально били по больной ноге. В итоге Бобби Кларк крюком заехал по незащищенной лодыжке. Травма оказалась серьезной, Харламову пришлось пропустить следующую встречу.

Проиграв шестой поединок, мы занервничали, уступили в седьмом. В принципе, в заключительной игре нас устраивала даже ничья, мы все время вели в счете, канадцы только догоняли, а решающую шестую шайбу забросили за тридцать секунд до финальной сирены. Колечко замкнулось...

- Три поражения подряд - серьезный удар по самолюбию.

- Рано поверили в победу. А канадцы, наоборот, мобилизовались, сплотились. В нужный момент наша сборная упустила инициативу и не смогла ее вернуть. Конечно, было обидно отдать серию.

- Оргвыводов по партийной линии не последовало?

- В тот раз обошлось, поскольку все видели, что ребята старались, уступив в равной борьбе.

Про оргвыводы был случай двумя годами позже. На чемпионате мира в Хельсинки в первом же матче мы проиграли чехам - 2:7. Началась паника. В Финляндию срочно прилетели руководители спорткомитета Виталий Смирнов и Валентин Сыч, пошли разборки. Бориса Кулагина и Всеволода Боброва вызвал на ковер посол Советского Союза, навтыкал им по первое число. Вторым заходом велели явиться мне как капитану и Владику Третьяку как комсоргу. Посол и со мной начал разговор в хамском тоне. Я попытался объяснить, что спорт не бывает без поражений, что турнир длинный, мы постараемся исправить положение. А посол прет: "Вы, Михайлов, позорите честь коммуниста! Буду ставить вопрос о вашем исключении из партии". Тут уж я не выдержал, ответил: "Не вы меня принимали, не вам меня выгонять!" Развернулся и вышел из кабинета.

В результате стали мы чемпионами мира, победив в финальной игре сборную Чехословакии - 3:1. Банкет по такому случаю. Подошел посол, рюмку протянул. Дескать, мир и дружба. Но я принципиально отказался с ним пить, сославшись на спортивный режим.

Не люблю, когда хамят.

- А за что Эспозито затаил на вас обиду и говорил, мол, в советской сборной уважает всех, кроме Михайлова?

- Фил однажды брякнул сгоряча, а ему и мне эти слова сорок пять лет вспоминают!

Понимаете, у нас амуниция была такая, что ноги спереди защищались щитками, а икры оставались открыты. Вот Фил и повадился тыкать мне туда клюшкой. Раз, второй, третий... А это больно, между прочим! Канадцы играли в более совершенных щитках, с нахлестом, прикрывавших ногу целиком. Ответить Эспозито я не мог. Стал думать, как отыграться. И сообразил, что у него подмышка открыта. Ну я и сунул. Фил же высокий, мне снизу сподручно. Он взвыл, я понял, что нашел болевую точку. Так и обменивались любезностями: он - по икрам, я - по ребрам. Ему надоело, с кулаками полез, потом выражаться стал. Я посылал на чистом русском. Думаю, Эспозито потом перевели, куда именно. Прекрасно понимали друг друга!

Но мы жестко выясняли отношения только на льду, вне площадки общались нормально. "Privet, Boris! - Hello, Phil!" Сейчас вообще дружим. В последний раз канадец прилетал в Москву лет пять назад. В каждый его приезд в Россию обязательно встречаемся, вспоминаем прошлое. Никаких обид давно не осталось.

Знаете, почему еще Фил тогда завелся? Он привык, чтобы его боялись, почтительно расступались. А тут вдруг приехали хоккеисты, которые ни в чем не хотят уступать. Конечно, канадцам это показалось возмутительным. Профи вели себя нагловато, допускали порой подловатые приемчики. Мы первыми не начинали, только отвечали, если сильно допекали. И не из-за того, что такие благородные и воспитанные, нет. Нас учили по-другому: лучшее наказание для провокатора - шайба в воротах его команды.

СЕМЬЯ. 45 рублей до зарплаты

- Когда в последний раз форму надевали, Борис Петрович?

- Думаю, лет двенадцать назад. Если не больше. Давно не встаю на коньки.

- Я сейчас не про хоккейную, а про военную форму.

- Еще более древняя история. В 2002 году вызывал московский военком и вручил полковничьи погоны. Всё, как с тех пор повесил китель в шкаф, так больше и не доставал. Где мне щеголять в нем? Я не любитель демонстрации на публику. Если добился чего-то в жизни, не должен рассказывать об этом на каждом шагу. Не моё. Некоторые знакомые вслух называются патриотами, мол, я люблю Россию, ради нее готов на всё. Думаю, это не совсем правильно. Пусть другие оценивают, что ты сделал для Родины.

Так и с армией. Я отслужил свое - и будет. Честно говоря, даже во время службы редко носил форму. Привычки не было. У нас семья не военная, хотя отец успел повоевать на гражданской. Помню фотографию, где он в буденовке и с шашкой на боку. Знаю, что служил в разведке, но этим информация ограничивается. Папа ушел из жизни в 1954 году, когда мне исполнилось десять лет, однако его уроки я хорошо запомнил. Если отпрашивался погулять на улицу и обещал вернуться через час, а приходил на пять минут позже, отец драл ремнем. Поначалу я спрашивал: "За что?" Он отвечал: "Говорил, что будешь через час, значит, обязан сдержать слово". Вот и всё. Поэтому я быстро научился приходить чуть раньше установленного времени и прятался в коридоре под вешалкой с вещами. Сидел и ждал, пока мама не шепнет, пробегая мимо: "Пора!"

Нас в семье росло четверо братьев. Было бы пятеро, но старший, родившийся в 1939-м, вскоре умер, Виктор появился на свет в 1940 году, я - в 1944-м, Саша - в 1948-м и Толя - в 1950-м. Отец работал слесарем-водопроводчиком, мама - на табачной фабрике "Дукат", жили мы в деревянном доме в Тверском-Ямском переулке. Сейчас это улица Гашека. В середине пятидесятых годов стали строить здание для посольства Чехословакии, и нас снесли, теперь на том месте кирпичная пятиэтажка. Нам дали комнату на 1-й Хорошевской улице. В коммуналке на восьмом этаже, на последнем. Мама переезжать не хотела, но тогда жильцов никто особо не спрашивал. Пришли милиционеры, усадили нас на грузовик и перевезли.

Это было уже без отца. Он скончался ровно через год после смерти Сталина. День в день. Мы впятером жили на сорок пять рублей маминой зарплаты, обедали нередко черным хлебом с подсолнечным маслом и солью. Впрочем, тогда многие семьи находились примерно в таких же условиях, выживали как умели.

- А почему вас звали Пырей?

- Мой сосед и дружок Женька Мишаков, с которым мы потом вместе играли за ЦСКА и сборную СССР, прилепил кличку. Он всегда считал, что у меня длинный нос. Кроме того, я на пятачке перед воротами любил шустрить: шайба от щитков или ловушки вратаря отлетала, и я тут же ее добивал. В ответ я дразнил Женьку Косолапым за своеобразную походку. Он сильно злился. Норовил наподдать пинком под зад. Драться с ним смысла не имело, Мишаков был раза в два сильнее меня.

Мы познакомились на Хорошевке, куда переселяли жителей деревень из Лужников, где начинали строить стадион. В одном дворе и росли. Женька быстро стал заводилой в нашей компании. Правда, играли всегда друг против друга. К Мишакову в команду шли те, кто болел за "Динамо", а я объединял поклонников "Спартака". Армейцы почему-то у нас совсем не котировались.

После седьмого класса я сначала устроился учеником монтера в домоуправление. Надо было деньги зарабатывать, маме помогать, а из-за того, что еще не исполнилось шестнадцать лет, на полную ставку меня не оформили. Потом отучился на автослесаря, получил третий разряд и зарплату шестьдесят пять рублей. Больше маминой! Параллельно занимался хоккеем, выступал на первенство Союза за молодежную команду московского "Локомотива". Мы дважды победили ровесников из ЦСКА, и после финала чемпионата страны меня пригласили в армейскую молодежку. Помню, как в 1961 году играл против ветеранов ЦСКА, среди которых были Всеволод Бобров и Александр Виноградов, завоевывавшие золото мирового первенства еще в 1954-м.

Словом, я уволился с автобазы в Коптево, поверив обещаниям о хорошей стипендии в ЦСКА. Вместо этого мне три месяца вообще ничего не платили. Я устал ждать и вернулся к профессии слесаря. Правда, ненадолго. Вскоре позвали в саратовский "Кристалл", куда и уехал. Мама была против, просила остаться, но я хотел играть. Да и деньги, не скрою, имели значение. В команде платили сто двадцать рублей и еще на сотню оформили слесарем в "почтовый ящик N 96", местный оборонный завод, где собирали ракету, на которой в 1957 году в космос летала Лайка. Каждый месяц я отправлял перевод домой на сто рублей.

В Саратове отыграл три сезона, после чего вернулся в московский "Локомотив", но уже во взрослый. А уже оттуда в мае 1967 года попал в ЦСКА. Позвал Анатолий Тарасов по рекомендации Жени Мишакова. Почти в то же время в команду пришел и Владимир Петров. Мы сразу стали играть вместе. Володя на позиции центрального нападающего, я - с краю.

Помню, на комсомольском собрании нас принялся ругать Анатолий Фирсов. Мол, набрали молодых, команда на них надеется, а они никак не проявляют себя. Ну я взял и выступил в ответ, сказал, что мы не получаем шанса показать, на что способны. Тарасов сидел и слушал. А потом поставил нас с Петровым в тройку к многоопытному Вениамину Александрову и больше уже не трогал. Полтора года отбегали вместе.

СБОРНАЯ. Уроки ветеранов

- В сборную СССР вас когда позвали, Борис Петрович?

- Сначала я попал туда один, без Петрова. В 1967 году проводился дебютный турнир на призы газеты "Известия". От Советского Союза выступали две сборные, и меня включили в состав команды, которую тренировали Владимир Егоров и Анатолий Кострюков. Анатолий Михайлович жив, ему 93 года от роду.

Первая тройка у нас была Старшинов - Майоров - Зимин. Я попал в третье звено к ленинградцам Чуркову и Григорьеву. В личной встрече мы обыграли сборную Чернышева и Тарасова, я забросил две шайбы в ворота Виктора Коноваленко. Реализовал выход один на один, потом добил с пятачка.

А вскоре после известинского турнира дядя Веня Александров сломал лодыжку.

- Вы звали его дядей?

- А как иначе? Многократный чемпион мира, победитель двух зимних Олимпиад. Можно, конечно, было и Вениамином Вениаминовичем, но это чуток длинновато... Такой случай расскажу. На базе в Архангельском за одним столом сидели Володя Брежнев, дядя Веня, мы с Петровым и Саша Смолин. Александров обычно брал два куска хлеба и клал между ними колбасу. И вот приносят тарелки с борщом. Горячим! Смолин возьми да брякни: "Дядя Веня, ты что, сильно голодный? Зачем по два куска хлеба берешь?" Александров молча взял ложку и ка-а-ак даст Сашке в лоб! Три слова сказал: "Выйти из-за стола!" Смолина моментально ветром сдуло. Больше он с дядей Веней не садился, ждал, пока тот поест.

Тарасов часто повторял: "Уважайте ветеранов в быту, но на льду все равны". Святое! Помню, нам готовили чан клюквенного морса. Вкусного! И вот мы, молодые, ходили кругом, а заслуженные мастера пили. Только после них могли подойти. Даже мыслей не возникало, чтобы нарушить порядок вещей! Дисциплина.

Словом, дядя Веня осенью 1968-го сломался, и после поездки в Японию в нашу с Петровым тройку поставили Валеру Харламова, которого Анатолий Тарасов уже вызвал из ссылки в Чебаркуль, где тот играл за местную "Звезду". Тренеры ЦСКА использовали Харламова мало, держали на скамейке. А с нами у Валерки сразу стало получаться. Звено сложилось. До 1980 года, когда я ушел из большого хоккея, оно не распадалось.

- Вы сразу приняли Харламова?

- Конечно. Молодые, сильные, рьяные - собрались и побежали вперед, крушить соперников.

- Почему вы, Борис Петрович, в ЦСКА играли под 7-м номером, а в сборной под 13-м?

- Когда пришел в армейский клуб, оттуда уходил Константин Локтев, и Анатолий Тарасов дал освободившийся номер. В ту пору еще не завели заокеанскую моду на большие цифры - 68 или 85. Обычно ограничивались первой тридцаткой. Для меня принципиального значения не имело, что именно на свитере напишут. Главное - играть.

В сборной под 7-м номером выступал Евгений Паладьев, а 13-й после Виктора Якушева, на которого я старался равняться еще в московском "Локомотиве", никто не занял, вот я и взял. Суевериями и прочими глупостями никогда не страдал, к чертовой дюжине относился спокойно. Стечение обстоятельств!

Потом привык и считал, что число приносит мне удачу. Когда получал квартиру, выпал тринадцатый этаж. На "Волге" ездил с номером 00-13.

- Машины вам за победы давали?

- Продавали! Бесплатно нам выделялось только жилье, все остальное - за деньги. Сначала получил однокомнатную квартиру в "Локомотиве", перешел в ЦСКА, начал регулярно играть за сборную СССР, дали двухкомнатную на улице Паршина в районе Хорошево-Мневники. Там как раз строили новый микрорайон. По соседству поселились Юра Истомин с семьей, Женька Мишаков, Юрий Моисеев, Марьян Плахетко, который потом был начальником ЦСКА.

После победы на очередном первенстве мира мне вне очереди выделили машину, я отказался и через тренера Бориса Кулагина попросил у начальника управления зимних видов спорта спорткомитета СССР Валентина Сыча улучшить жилищные условия. Действительно, через два месяца мне путем обмена сделали трехкомнатную квартиру в блочном доме на улице Берзарина.

А машины мы только покупали. За полную стоимость, без всяких скидок. Единственная привилегия - брали без очереди. Тогда же люди годами ждали, пока придет приглашение из автосалона. Сначала у меня была 21-я "Волга". Потом взял модные "Жигули" 3-й модели, но не мог на них ездить, страшно мучился, не получалось выжать сцепление. Машина прыгала, как козел. Дыр-дыр, дыр-дыр! Пришел к начальнику клуба, говорю: "Делайте, что хотите, но помогите поменять на "Волгу". Сказали: полгода надо подождать. За это время я успел разбить "Жигуль". Ехал-ехал и не вписался в поворот. Помял корпус, поцарапал. Словом, плюнул, не стал ремонтировать, отогнал в Южный порт и продал в том состоянии, что было. Даже не торговался.

После этого брал только "Волги". Просил определенного цвета и обязательно на 76-м бензине. Ну и в ГАИ помогали, чтобы в номер входила цифра 13.

- А капитаном ЦСКА и сборной как вы стали?

- Тоже во многом случайно. С Александром Рагулиным я был помощником или, как сейчас говорят, ассистентом капитана сборной Виктора Кузькина. Мы проводили турне по Германии, и оба пропускали один из матчей, тренерский штаб дал возможность передохнуть Кузькину с Рагулиным. Так я автоматически оказался капитаном. Сыграли мы удачно. После этого Борис Кулагин и предложил: "Пусть Михайлов остается". Никто не спорил. Тогда капитанов не выбирали, руководство назначало.

И в ЦСКА капитанил Кузькин. На очередном собрании Виктор встал и сказал: "Ребята, думаю, будет правильно, если капитаном команды, как и в сборной, станет Борис". Вот и всё.

ХАРЛАМОВ. По $1 000 000 троим

- А правда, что после первой же игры суперсерии против канадцев Харламову предлагали миллион долларов, но он сказал, что согласится, если и вас с Петровым позовут?

- Было иначе. Нас троих пригласил хозяин Toronto Maple Leafs и открытым текстом заявил, что готов дать каждому по миллиону, если завтра же переоденемся в свитера его клуба. Переводчик спрашивает: "Кто будет отвечать?" Ну я вызвался на правах старшего. Говорю: "Мы советские миллионеры и в ваших деньгах не нуждаемся". Канадец тут же прервал разговор, дескать, извините, ошибся адресом.

Что я мог еще сказать, если рядом стоял не только переводчик, но и замглавы нашей делегации, про которого все знали, что он из КГБ? При любом моем ответе никто не дал бы нам остаться в Канаде. Пришлось бы бежать, бросая родителей, жен и детей. Семьям такой поступок дорого обошелся бы. Поэтому подобный вариант даже не обсуждался, мы отмели его на корню.

Конечно, хотелось бы попробовать себя в сильнейшей лиге мира, но тогда это выглядело ненаучной фантастикой.

- "Легенду номер 17" вы ведь наверняка смотрели?

- Шесть раз. На финальных титрах зрители всегда вставали и долго хлопали. Конечно, это не биографическая картина, а некая собирательная история, снятая для воспитания подрастающего поколения. Именно так и надо относиться к фильму. Иначе, если начинать сравнивать то, что показано на экране, с реальной жизнью, выявится много несоответствий. Что-то выдумано, где-то перепутано.

Начиналось как? Нас с Володей Петровым пригласили консультантами на "Легенду". Мы встретились с режиссером Николаем Лебедевым и не один раз просидели за разговорами по три часа. Петров попросил, чтобы предварительно дали прочесть сценарий. А я сразу, без всяких условий и гонорара, согласился. Поскольку речь о Харламове. В итоге съемочная группа по каким-то соображениям отказалась передавать Петрову сценарий, и он не стал участвовать в проекте. Потом и я отошел в сторону, поскольку некоторые моменты стали меня смущать. Тем не менее я ходил на премьеру в кинотеатр "Октябрь", а Петрова не позвали. Уверен, зря. Получилось не слишком красиво. Мы с Валерой столько лет вместе играли, то, о чем в фильме рассказывается, происходило на наших глазах...

Еще раз скажу: я субъективен, поэтому на мою оценку не надо сильно ориентироваться. Вот две мои внучки после премьеры плакали, так пробрала их история, а внук Никита и вовсе спросил: "Дедушка, правда, что ты играл с Харламовым?" Говорю: "Ну вроде бы..."

Валеркин отец Борис Сергеевич последние семь лет прожил вместе с нами на даче. Приехал погостить, да так и остался. До самой смерти. У него был свой домик. Мы дружили...

- Понятно, что сослагательное наклонение похоже на гадание, но был бы Валерий Борисович сегодня легендой, если бы не разбился 27 августа 1981 года?

- Думаю, да. Вопрос, нашел бы он себя в новой жизни? Спортсменам после завершения карьеры трудно привыкать к другой реальности. Но Валера вряд ли потерялся бы. Он был ярким и остается звездой. Такие никогда не гаснут...