После "Я шагаю по Москве", сценарий которого он написал, после первой славы и оглушительного успеха - резкий уход в штопор. Сплошные неудачи и разочарования. Почти все им задуманное отвергалось. Крушение надежд. Болезнь. Гибель в тридцать семь лет. Архива не сохранилось. Лишь случайно уцелевшие обрывки.
Для другой судьбы все это стало бы приговором к забвению.
Но не для Шпаликова.
Когда-то киносценарист Ирочка Бутыльская, заставшая во ВГИКе еще эпоху Шпаликова, рассказывала мне, как появился сценарий "Ты и я" - легендарного фильма Ларисы Шепитько с Юрием Визбором, Леонидом Дьячковым и Аллой Демидовой. А появился он из... картофельного мешка.
Летом 1968 года Лариса вместе с мужем Элемом Климовым уехала за город, на дачу к знакомым. Адрес никому не оставляли. И вот, сидя на веранде, Лариса и Элем вдруг заметили, что из ближайшего леса вышел человек с мешком - обычно в такие мешки собирали по осени картошку. Но видно было, что ноша путника легка, а мешок болтается за спиной так, как если в нем было сено.
Когда лесной человек приблизился, Лариса узнала в нем Шпаликова.
Гена развязал мешок и высыпал перед Ларисой гору исписанных листочков. Несметное число обрывков и клочков. Ветер тут же стал разносить рукописи по веранде и саду. Все бросились ловить их. А потом за несколько дней из "картофельных" листочков был собран сценарий одного из самых трагичных и таинственных, по сей день неразгаданных, фильмов конца 1960-х.
Самое главное, что оставил Гена в своих фильмах, стихах и песнях, - воздух, лепет детей и бред влюбленных.
Мне верится, что листочки Шпаликова, обрывки его рукописей до сих пор летают где-то над Ордынкой и Сретенкой. Они словно ждут тех ребят, которые могли бы уловить гениальные шпаликовские слова, ноты, вздохи... Но ухоженная новая Москва, вбухивающая миллионы в собственный макияж, пока не являет миру гениальных шалопаев, чутких к незнакомым прохожим и промелькам солнца в окнах троллейбуса.
"...Лошади идут мимо кинотеатра "Ударник", выходят на Каменный мост. Они идут спокойно и неторопливо, их никто не подгоняет, копыта звонко постукивают об асфальт. За мостом лошадей ведут вверх по улице, а Катя сворачивает к Александровскому саду.
Она идет вдоль невысокой ограды, а в саду на скамейках целуются, и у деревьев тоже целуются, и навстречу ей идет парень, обнимая девушку..."
Каждый его сценарий или рассказ можно пройти насквозь, ничего особенного не заметив. Ни оригинальной философии, ни каких-то выдающихся образов, ни закрученного сюжета. Но при этом - ощущение радостной тайны бытия в каждой строчке. И эта непонятно откуда, из чего выросшая радость, остается с каждым, кто смотрел фильмы Шпаликова или читал его книги.
Я мог бы бесконечно цитировать стихи Шпаликова, но мне отчего-то трудно выстукивать их по клавиатуре компьютера. Его стихи - для голоса и гитары.
Есть и еще одно мешающее мне обстоятельство: я слишком долго был наедине с его строчками. С ними я учился, шёл на свидания, служил в армии, писал письма, провожал поезда, сам уезжал и тосковал по дому, ждал своего рейса и ночевал в районных гостиницах. И сейчас я слышу в них слишком много своего, личного, чтобы я мог легко цитировать Шпаликова.
Когда в 1990-е годы я приезжал куда-нибудь, меня спрашивали (сейчас не спрашивают): "Как там Москва?" Я рассказывал, но меня не очень слушали. Уходили взглядом в себя, будто вспоминали что-то. Возможно, они вспоминали тот город, что они видели в шпаликовских "Я шагаю по Москве" и "Заставе Ильича".
Город, созданный для ночных беззаботных прогулок, для счастливого сумасбродства, для дружбы и поэзии, для того, чтобы парень из Мурманска мог встретить здесь свою судьбу, случайно встретить! - в виде девушки из Ашхабада или со станции Зима...
Москва Шпаликова, большой дом, где всем хватало места и никто не был гастарбайтером.
Шпаликова помнят немногие. Но его помнит воздух, баржи на реке, набережные, лужи после дождя и старый тополь в арбатском дворе.
Остался незавершенный роман Шпаликова. Ворох любви, черного юмора и отчаяния. Роман о сиротстве художника в любом времени, в любую эпоху.
"Конечно, я родился писателем - по призванию, по влечению, но, как это часто бывает, много не успел... Итак, успел я мало. Думал иной раз хорошо (как и многие), но думать - не исполнять... Но каждый успевает отпущенное..."
"ДАВАЙ СЕЙЧАС ЕГО ВЕРНЕМ, ПОКА ОН ПЛОЩАДЬ ПЕРЕХОДИТ..."
- Утро
- Не верю ни в бога, ни в черта,
- Ни в благо, ни в сатану,
- А верю я безотчетно
- В нелепую эту страну.
- Она чем нелепей, то ближе,
- Она - то ли совесть и бред,
- Но вижу, я вижу, я вижу
- Как будто бы автопортрет.
- Остается во фляге
- Невеликий запас,
- И осенние флаги
- Зажжены не про нас.
- Вольным - вольная воля,
- Ни о чем не грущу,
- Ветром в чистое поле
- Я себя отпущу.
- Но откуда на сердце
- Вдруг такая тоска?
- Жизнь уходит сквозь пальцы
- Желтой горстью песка.
- Переделкино
- Меняют люди адреса,
- Переезжают, расстаются,
- Но лишь осенние леса
- На белом свете остаются.
- Останется не разговор
- И не обиды по привычке,
- А поля сжатого простор,
- Дорога лесом к электричке.
- Меж дач пустых она вела,
- Достатка, славы, привилегий.
- Телега нас обогнала,
- И ехал парень на телеге.
- По несчастью или к счастью,
- Истина проста:
- Никогда не возвращайся
- В прежние места.
- Даже если пепелище
- Выглядит вполне,
- Не найти того, что ищем,
- Ни тебе, ни мне.
- Путешествие в обратно
- Я бы запретил,
- Я прошу тебя, как брата,
- Душу не мути.
- А не то рвану по следу -
- Кто меня вернет?
- И на валенках уеду
- В сорок пятый год.
- В сорок пятом угадаю,
- Там, где - боже мой! -
- Будет мама молодая
- И отец живой.
- Городок провинциальный,
- Летняя жара,
- На площадке танцевальной
- Музыка с утра.
- Рио-рита, рио-рита,
- Вертится фокстрот,
- На площадке танцевальной
- Сорок первый год.
- Ничего, что немцы в Польше,
- Но сильна страна,
- Через месяц - и не больше -
- Кончится война.
- Рио-рита, рио-рита,
- Вертится фокстрот,
- На площадке танцевальной
- Сорок первый год.
- Людей теряют только раз
- И, след теряя, не находят,
- А человек гостит у вас,
- Прощается и в ночь уходит.
- А если он уходит днем,
- Он все равно от вас уходит.
- Давай сейчас его вернем,
- Пока он площадь переходит.
- Немедленно его вернем,
- Поговорим и стол накроем,
- Весь дом вверх дном перевернем
- И праздник для него устроим.
Я, Шпаликов Геннадий Федорович, родился в сентябре 1937 года в г. Сегеже Карело-Финской ССР, где мой отец строил Сегежский бумажно-целлюлозный комбинат. Он был военный инженер.
В 1939 году после окончания строительства мы вернулись в Москву.
В 1941 году, как только началась война, нас эвакуировали в город Фрунзе. Жили мы, вернее, в деревне Аларга - это недалеко от города.
Зимой 1943 года вернулись в Москву. 28 января 1944 году в Польше погиб мой отец, инженер-майор Шпаликов.
В 1945 году я поступил в школу, а в 1947 году военкоматом был направлен в Киевское суворовское военное училище как сын погибшего офицера...
Единственной режиссерской работой Геннадия Шпаликова остался фильм, снятый им по собственному сценарию в 1966 году. Фильм называется "Долгая счастливая жизнь".