Монументы направляли революцию...
Как бы парадоксально это ни прозвучало, но имперские столичные памятники оказались своего рода ориентирами событий 1917 года. В течение двух веков воздвигаемые на центральных площадях Петербурга и Москвы с целью укрепления авторитета самодержавия и наглядной демонстрации преемственности власти имперские памятники (в основном - памятники императорам из династии Романовых, но также некоторым членам императорской фамилии, наиболее прославившимся военным и государственным деятелям) представляли собой доминанты столичного пространства. Такими они и сохранились на фотографиях и кинопленках, запечатлевших перемещения революционно настроенных народных толп.
Благодаря наличию памятников на фото- и кинокадрах или упоминаний о них на страницах дневников и воспоминаний становится возможным более точно локализовать тот или иной революционный эпизод. Характерные изображения моря человеческих голов и возвышающихся над ними монументов использовались также в качестве сюжетов для ряда революционных картин и шаржей. В результате получалось как в "Медном всаднике" А.С. Пушкина, если заменить слово "Невою" на "толпою":
- В неколебимой вышине,
- Над возмущенною Невою
- Стоит с простертою рукою
- Кумир на бронзовом коне2.
Превращались в трибуны...
Памятники безмолвно "взирали" на разбушевавшуюся людскую стихию, и это "безмолвие" не могло не придать сил идейным оппонентам. В газетах то и дело появлялись заметки, свидетельствующие о том, что имперские монументы стали использоваться в качестве трибун для революционных речей. "На набережной, у храма Спасителя, толпа, - сообщал корреспондент газеты "Утро России" в марте 1917 г. - На коленях бронзовой фигуры Александра III стоит, выпрямившись, рыжеватый рабочий в летнем пальто. Машет красным платком.
- Товарищи! Отсюда, с этого чугунного кресла, на вас глядит это чугунное засилье веков, тяжелый, железный режим, то, что перековывало свободу нашу в [цепи], что проповедовало рабство и держало Россию в кандалах... товарищи...
- Удивительное зрелище! - говорит офицер, мой спутник. - Социал-демократ на коленях жесточайшего абсолютиста".
"То же самое, - добавлял автор заметки, - было в Петрограде. Ораторы взбирались на тупозадого буцефала, на котором сидит на страже Николаевского вокзала тот же монарх, глядящий на сибирскую линию..."3
Аналогичную картину воспроизводила газета "Петроградский листок" в июне 1917 г., поместив изображение памятника Екатерине II на площади Александринского театра (ныне - площадь Островского) с взобравшимися на него революционерами. Подпись к рисунку гласила: "На одном из митингов, которые ежедневно устраиваются на Невском, около памятника Екатерины II, несколько наиболее пылких ораторов взобрались по гладкому постаменту на вершину памятника и отсюда, из-за спин екатерининских вельмож, держат речь к собравшимся гражданам"4.
Краснели от стыда...
После выхода в 1918 г. декрета о памятниках корреспондент газеты "Анархия" сокрушался по поводу того, что в течение столь долгого времени "истуканы властвовали над нами". И признавался, что всегда испытывал стыд за весь этот "позор", "безволие", "безличие" и "кабалу": "И стыдно было за себя и за прохожих. И казалось, что вот-вот со стыда покраснеют вся Белокаменная и белый северный снег. И, наконец-то, она покраснела"5.
Однако активно "краснеть" столичные улицы начали уже в 1917 г., и памятники в этом процессе не стали исключением. На них забирались ораторы в красных одеждах или с красными платками в руках. Порой такие активисты проявляли особое усердие и старались закрепить красные флаги непосредственно на монументе. В "Петроградском листке" за апрель 1917 г. есть интересная зарисовка - конный памятник Александру III с огромным развевающимся флагом. Изображение черно-белое, но сопутствующий обширный комментарий не оставляет сомнений по поводу цвета флага: "Великолепный памятник работы кн[язя] Трубецкого Александру III на Знаменской площади ярко подчеркивает тупой и сокрушительный гнет самодержавия. Разумейте языцы и удивляйтесь, как давит царский битюг русскую землю! - говорит он. Увы, непрочной оказалась эта сила, основанная на угнетении народа. Красный флаг свободы развевается победно теперь в руке бывшего самодержца"6.
Служили аллегориями...
Публицист Д.И. Заславский в 1918 г. сравнил петербургские конные статуи со всадниками апокалипсиса: на белом коне - Петр I, на рыжем - Николай I, на вороном - Александр III, за ними следует бледный конь, а всадник на нем... без головы7. Использование аллегорий и метафор в отношении имперских памятников не было новым явлением, оно существовало еще в предреволюционный период[8]. В юбилейном для династии Романовых 1913 г. В. Я. Брюсов написал стихотворение "Три кумира", где речь шла о тех же монументах. В интерпретации поэта памятники трем самодержцам являлись наглядным олицетворением угасания царского величия: если Петр I "скачет... с царственно протянутой рукой", то Николай I уже "правит скоком сдержанным коня", в то время как Александр III и вовсе "недвижимо, сжав узду, стоит"9.
Кстати, больше всего сарказма и до, и после революции досталось именно памятнику Александру III. Торжественно открытый в 1909 г. на Знаменской площади (после 1918 г. - площадь Восстания), он сразу оказался нелюбим столичной публикой: критике подвергалось все - от грузной фигуры императора до непонятно зачем "обрубленного" лошадиного хвоста (да и лошадь-то была больше похожа на бегемота). Однако, как вспоминал скульптор И.Я. Гинцбург, популярность памятника возросла, когда распространился слух, будто автор монумента князь Трубецкой "вложил в эту работу особенную идею, и что памятник является символом России при Александре III: Россия, придавленная тяжестью одного из реакционнейших царей, пятится назад"10. В 1922 г. "пугалу чугунному" посвятил стихотворные строки поэт Д. Бедный, а в 10ю годовщину революции, в 1927 г., памятник был приспособлен в качестве "декорации" к празднованию - его заключили в импровизированную клетку.
...И теряли ценность
В течение 1917 г. в Петербурге и Москве неоднократно фиксировались случаи пренебрежительного отношения к символам царской власти: демонстративно сжигались имперские флаги, уничтожались гербы с двуглавыми орлами, разбивались лепные бюсты императоров. Однако, несмотря на революционную эйфорию и окрепшее чувство вседозволенности, в столицах не наблюдалось спонтанных случаев сноса имперских памятников, как это происходило в других городах империи (например, уничтожение памятника Александру III в Феодосии или "народный суд" над памятником П.А. Столыпину в Киеве), были лишь случаи мелкого вандализма. Более того, сознательная часть горожан в лице археологов, искусствоведов, архитекторов, краеведов, историков пыталась на законодательном уровне отстоять возможное посягательство на культурное наследие, для чего создавались специальные комиссии.
И все же пришедшие к власти осенью 1917 г. большевики осознанно вычеркнули имперские памятники из категории объектов государственной ценности, что объяснялось идеологическими соображениями. С этой точки зрения принятая мера была вполне оправданной: уничтожался монумент - стирался образ из памяти. "Если спросить сто первых встретившихся на Невском, - писал в своих мемуарах филолог Л.В. Успенский, - знают ли они, где возвышался некогда памятник "Николаю Николаевичу Старшему", - то почти наверняка девяносто из них пожмут плечами: "Представления не имеем!" А семьдесят пять руками разведут: "А кто такой этот "старший"? Что, и "младший" тоже был?"11.
Новые времена - новые памятники
Первой действие декрета о памятниках ощутила на себе Москва - резиденция советских руководителей. В 1918 г. и позднее в ходе первомайских празднований и коммунистических субботников здесь были демонстративно уничтожены памятники Александру II в Кремле и Александру III у храма Христа Спасителя, памятник-крест великому князю Сергею Александровичу на территории Кремля и Романовский обелиск в Александровском саду12, памятник генералу М.Д. Скобелеву на Скобелевской (Советской, Тверской) площади. Петроградские монументы пострадали в меньшей степени: в основном скульптуры Петра I, установленные по случаю празднования 200летнего юбилея Петербурга ("Саардамский плотник" и другие), памятники великому князю Николаю Николаевичу Старшему и принцу Петру Георгиевичу Ольденбургскому. Такие же акции совершались по всей стране, в результате чего были уничтожены памятник царю Михаилу Федоровичу и крестьянину Ивану Сусанину, неоконченный памятник в честь 300летия дома Романовых в Костроме, памятники Екатерине II в Екатеринодаре и Симферополе[13], памятники Николаю I и Александру II в Киеве и многие другие. "Расчищенное" городское пространство постепенно заполнялось советской символикой и новыми, революционными памятниками.
- 1. Декреты Советской власти. М., 1959. Т. 2. С. 95-96.
- 2. Пушкин А.С. Собрание сочинений в восьми томах. М., 1969. Т. 4. С. 386.
- 3. Утро России. 1917. N 59. С. 4.
- 4. Петроградский листок. 1917. Прибавление к воскресному номеру от 18 июня. С. 5.
- 5. Анархия. 1918. N 51. С. 2.
- 6. Петроградский листок. 1917. N 85. С. 8.
- 7. Заславский Д.И. Четыре всадника // Москва - Петербург: pro et contra. СПб., 2000. С. 392-395.
- 8. Подробнее см.: Лиманова С.А. Столичные торжества Российской империи в царствование Николая II. М., 2017. С. 146-173.
- 9. Брюсов В.Я. Избранные сочинения. М., 1955. С. 362 (курсив мой - С.Л.).
- 10. Гинцбург И.Я. Паоло Трубецкой // Гинцбург И.Я. Из прошлого. Л., 1924. С. 151-152.
- 11. Успенский Л.В. Записки старого петербуржца. Л., 1970. С. 437-438.
- 12. Памятник-крест и Романовский обелиск в настоящее время воссозданы по сохранившимся эскизам.
- 13. Оба памятника Екатерине II воссозданы в 2006 и 2016 г. соответственно.