Одержимые идеей мировой революции большевики решили отречься от старого времени, по которому жила царская Россия, сделать его современным, европейским, интернациональным. Как сказано в декрете, переход на западный календарь был сделан "в целях установления в России одинакового почти со всеми культурными народами исчисления времени"... Советская страна, отправившись спать 31 января 1918 года, должна была проснуться 14 февраля. Теперь время совпадало с церковным григорианским календарем, которым пользовались католики. Но Русскую православную церковь эти перемены не коснулись: она продолжала отмечать свои праздники по старому, юлианскому календарю.
О метафоре "13 потерянных дней" мы говорим с Андреем Сорокиным, директором Российского государственного архива социально-политической истории, где хранятся все декреты, подписанные вождем революции.
13 потерянных дней. Как их оценить: как большевистский волюнтаризм, взяли и вырезали кусок истории, в прямом и переносном смысле? Или это был позитивный порыв к общей с Европой культуре?
Андрей Сорокин: У руководителей большевистской партии и Совнаркома были вполне понятные и утилитарные цели. Российская революция осмысливалась Лениным как пролог к революции мировой. Сердца пролетариев всего мира должны были биться в унисон и по одному хронометру. Так что удивляться не приходится тому обстоятельству, что этот декрет был принят в числе первых. И, конечно же, он выражал реальные потребности политической жизни и экономики. Но мы должны помнить, что это один из сотен декретов, которые были приняты большевиками в первые месяцы после прихода к власти.
Но согласитесь, это был и довольно прозрачный для восприятия жест: убить старое время, которым жила царская Россия. Красная страна любила символику.
Андрей Сорокин: В этом смысле у большевиков был небогатый арсенал. Вся их романтика и символика связаны с отказом от старого мира. И не просто с отказом, но с сознательным разрушением основ старого мироустройства, чего бы это ни касалось. Во многих произведениях Ленина и политических его документах мы найдем конкретные установки, ориентирующие партию большевиков и новый режим на разрушение старой государственности, старой традиционной культуры, старых обычаев, традиций и норм формального и обычного права. И, конечно же, тот декрет, о котором мы говорим, полностью вписывается в этот курс, в это мировосприятие. Поэтому и отказ от старого летосчисления многими воспринимался действительно как символический жест, демонстрирующий пафос строительства нового мира, подчеркну - не самостоятельно, а совместно, в союзе с пролетариями всего мира, прежде всего развитых европейских стран.
Это был еще и шаг против церкви, негативный пас православию. Получилось, что новый светский календарь совпадает с церковным католическим календарем. А Русская православная церковь продолжала жить по старому, отставала во времени...
Андрей Сорокин: Думаю, что эти соображения находились на периферии сознания большевиков. Средства борьбы с "религиозным дурманом" были другие и гораздо более суровые. Набор их известен.
Можно ли назвать этот декрет Ленина одним из самых мощных послереволюционных глобалистских проектов?
Андрей Сорокин: Не думаю. Основополагающими были другие декреты. Например, "О мире" и "О земле". Они позволили почти моментально завоевать симпатии огромного количества граждан Российской республики и других государств.
Именно первые декреты советской власти, не только те, которые я упомянул, но и целый ряд других, были понятны массам и помогли большевикам одержать победу в Гражданской войне. А она в свою очередь распространила влияние идей революции и большевистских практик на весь мир.
Сокращение месяца на 13 дней привело и к сокращению зарплаты
Декрет о переходе на новое время пытался предотвратить возможные деловые конфликты.
Например, в документе указывалось, что "при исчислении в первый после 14 февраля по новому календарю срок процентов по всем государственным и частным займам, по всем дивидендным бумагам, по вкладам и по текущим счетам, считать истекший после последнего начисления процентов промежуток времени меньше на 13 дней".
Лицам, получающим жалованье или заработную плату в конце каждого месяца, предлагалось выдать 28 февраля получаемую ежемесячно сумму за вычетом 13/30 оной.
А тем, кто получал жалованье 15 и 30 каждого месяца, зарплату 15 февраля не производить, а выдать 28 февраля всю ежемесячную сумму за вычетом 13/30 оной.
Деловых людей также обязывали не забывать о сроках их обязательств, как по договору, так и по закону, "которые наступили бы, по до сих пор действовавшему календарю, между 1 и 14 февраля, считать наступившими между 14 и 27 февраля, путём прибавления к каждому соответствующему сроку 13 дней.
"Начался новый стиль, и продолжаются старые безобразия..."
В иное, более спокойное время такое событие, как переход на новое летосчисление, с юлианского календаря на григорианский, могло бы вызвать и протесты, и дискуссии, и смятение умов. Но к февралю 1918 года Россия уже настолько охвачена смутой, что и декрет о том, чтобы с первого числа называть день ночью, не вызвал бы большого потрясения. Люди были столь оглушены предшествующими событиями - бессудными расправами, потерей близких, начавшимся голодом - что переход на новый календарный стиль был воспринят с полным равнодушием. К реформе времени отнеслись как к наименьшему из того зла, которое принесли большевики, как к самой невинной из их затей.
Максим Горький выражал всеобщее мнение, когда писал в своей "Новой жизни" 10 февраля (по новому стилю) 1918 года: "Декрет принадлежит к числу наиболее безобидных актов большевистской власти. Расхождение русского и западноевропейского календарей всегда представляло значительные неудобства при сношениях с заграницей. Эти неудобства были особенно заметны в сфере международной торговли. Представляется, однако, отнюдь не случайным, что на эту реформу решились как раз большевики. Это объясняется отнюдь не "революционной смелостью" этой власти, а совершенно иными причинами. Для большевиков оказалось гораздо легче ввести в России одинаковое почти со всеми культурными народами исчисление времени, так как при той разрухе, до которой они довели Россию, в значительной степени потеряли свою остроту обстоятельства, до сих пор препятствовавшие проведению реформы..."
У людей в одну ночь украли 13 дней жизни, а они лишь пожали плечами: хорошо, что не отобрали пока саму жизнь.
Лишь Иван Бунин со свойственной ему желчной иронией отметил наглую беспардонность нового декрета (в дневнике от 5 февраля 1918): "С первого февраля приказали быть новому стилю. Так что по-ихнему нынче уже восемнадцатое..."
Интересно, что среди тех немногих, кто приветствовал декрет о новом стиле, оказались люди, которые по всем иным вопросам вряд ли бы сошлись. 27 февраля 1918 года бывший московский губернатор и городской голова князь Владимир Михайлович Голицын записывает в дневнике, что: "Совершился переход на новый стиль. Давно была пора..." Это подтверждает догадки о том, что реформа летосчисления зрела еще в недрах царского правительства.
А вот что записывает в дневник старый оппозиционер писатель Владимир Галактионович Короленко 15 марта: "У нас введен новый стиль. Таким образом, благодаря большевикам мы все-таки шагнули вперед на 13 дней!.."
Историк Юрий Готье, дневниковая запись от 1 января 1919 года: "Хотя я начинаю год по новому стилю и хотя я переходу на новый стиль всегда сочувствовал, я сам продолжаю чувствовать старый стиль и сам про себя буду встречать его через 12 дней; быть может, это молчаливый протест против режима..."
Многие же люди реагировали без особых эмоций:
Барон Алексей Будберг: "1 февраля. Везде на станциях уже 14 февраля, так как большевики декретировали переход на новый стиль. Еду под вагонным, так сказать, арестом. Наш поезд медленно ползет в хвосте пачки из пяти эшелонов демобилизованных солдат, которые никого вперед не пускают..."
В тот же день священник Стефан Смирнов: "По декрету народных комиссаров сегодня не первое, а 14 февраля... Народ принял это нововведение холодно..."
Московский театрал и книжник Никита Окунев: "Начался новый стиль, и продолжаются старые безобразия..."
Автор: Дмитрий Шеваров