Он стремительно поднимался по карьерной лестнице. Уцелел на трех войнах. И даже в эмиграции, оглядываясь в прошлое Российской империи и свое собственное, не снял розовые очки...
Книга воспоминаний Генерального штаба генерал-майора Фёдора Петровича Рерберга (1868 - 1928) "Всё в прошлом" выпущена в 2018 году издательством "Кучково поле".
"Какое счастье - барашковая шапка набекрень!"
У него были прекрасные стартовые возможности. Отец и дед дослужились до высоких чинов. И тот, и другой стали инженер-генералами (II класс Табели о рангах, выше лишь генерал-фельдмаршал). Дед был сенатором. Отец - членом Государственного совета. Сам Фёдор Рерберг, в детстве получивший первоначальное воспитание под руководством "прекраснейших вестовых и денщиков моего отца"1, с отроческих лет не мыслил себя вне военной службы.
"Какое это было счастье - надеть высокие лакированные сапоги, серую солдатскую шинель, барашковую шапку набекрень, бляху с гренадерской гранатой и портупею со штыком!"2
Рерберг окончил ничем не примечательный Тифлисский кадетский корпус, не блистал изысканными манерами, знанием иностранных языков, музыки, танцев и умением непринужденно держать себя в любой гостиной. И этим невыгодно отличался от юных петербургских аристократов: "Я казался в сравнении с ними изрядным чурбаном"3. Но за заслуги отца и деда был без экзаменов принят в Пажеский корпус, справедливо считавшийся самым привилегированным военно-учебным заведением Российской империи. Отсюда можно было выйти офицером в любой гвардейский полк - Рерберг выбрал один из двух старейших - лейб-гвардии Семеновский, основанный Петром Великим.
Нескольких лет прослужил в строю. Стал полноправным членом полковой семьи, сладостные воспоминания о которой сохранил до конца своих дней. "...Над всем можно смеяться, но сколько бы я дал, чтобы хоть на один день возвратиться в прошлое, в общество тех дорогих, искренних, бескорыстных товарищей, которые назывались семеновскими офицерами!"4 Успешно выдержав строгие вступительные экзамены, поступил в Николаевскую военную академию Генерального штаба и окончил ее по 1-му разряду.
"Давно желанная мечта исполнилась; я - офицер Генерального штаба! Шутка ли! Надев новый сюртук, я подошел к зеркалу, и меня забавило, что у меня аксельбанты и бархатный воротник. Какая это была прекрасная форма: красивая, но в высшей степени серьезная. Видя офицера в такой форме, казалось, вот человек, который все знает и не может сделать ничего неразумного, ничего нелогичного..."5
"Федька, и тебе не совестно?!"
Путь для стремительного восхождения по карьерной лестнице был открыт. Рерберг вырос в чинах, став в возрасте тридцати лет подполковником Генерального штаба. "Федька, - подошел ко мне мой друг Лоде, - и тебе не совестно так безобразно быстро скакать по службе и проскакивать в подполковники, когда твои товарищи в полку сидят еще поручиками и штабс-капитанами?!"6
Владимир Эдуардович Лоде будет носить семёновский мундир четверть века. Лишь в 1912 году в чине полковника получит под свою команду 10-й стрелковый полк и во главе его погибнет в бою в конце августа 1914-го: ружейная пуля попадет ему в лоб, повыше переносицы. Генерал-майору Рербергу, которого близкие друзья называли Федрило, повезет. Он примет участие в трех войнах - японской, германской, Гражданской - и уцелеет. Но выдающейся карьеры не сделает, воинской славы не заслужит, уровня отца и деда не достигнет. В феврале 1920 года эмигрирует из Новороссийска в Александрию и обоснуется в Египте, где в течение семи с половиной лет напишет семь томов увлекательных мемуаров.
Федрило Рерберг поэтизирует минувшее - и под его пером давно прошедшее время предстает то камерной акварелью, то стариной раскрашенной гравюрой, вынутой из запасников музея. Его воспоминания - неисчерпаемый кладезь для тех, кто и сто лет спустя не устает сожалеть о России, которую мы потеряли. Такая акварель способна вызвать (и вызывает!) щемящую тоску по прошлому или чему-то безвозвратно утраченному.
Но было бы непростительной ошибкой отождествлять возникшую ностальгию и слезы умиления с реальным знанием о том, как было на самом деле...
"До чего ароматичен был кофе..."
Рерберг ничего не выдумывает и никаких гипотез не измышляет (за исключением, пожалуй, одной, что революция в России стала порождением мирового заговора). Он лишь предельно мифологизирует минувшее и для усиления эмоционального эффекта часто употребляет восклицательный знак в конце предложения. Под его пером Российская империя предстает чудесной страной удивительной гармонии - человеческой и социальной, а лейб-гвардии Семеновский полк - её наиболее совершенным воплощением в миниатюре.
И всё это с одной единственной целью: опровергнуть "постоянную клевету на старую монархическую Россию"7.
Детально и со вкусом рассказывая о светлых сторонах былого и сознательно умалчивая о тёмных, Федрило делает это в высшей степени талантливо: генералу Рербергу нельзя отказать в самобытном литературном даре. Погружаешься в его воспоминания - и переносишься в прошлое, которое можно увидеть, осязать, обонять...
"У нас дома, в имении, при полной чаше и при старинных поварах и ключницах, хранивших еще с крепостных времен различные секреты по приготовлению различных запасов и яств, стол был обилен и очень вкусен, такого борща, такой пареной гречневой каши я нигде не ел..."8
"Если бы вы знали, до чего вкусен и ароматичен был кофе в Никополе с прекрасными, душистыми сливками и со всевозможными деревенскими печеньями!"9
"Входя в вагоны курьерского поезда Николаевской железной дороги с вежливыми и воспитанными кондукторами, сразу почувствовал какой-то особый столичный дух порядка и официальности!"10
"У нас не любили ни карьеристов, ни фанфаронов, да таковых у нас и не было. Это были первые камертоны семеновского аккорда, которые сразу западали в душу и оставались затем на всю жизнь"11.
"Если бы вы знали, какая это была красота - смена двух караулов со знаменем и с хором музыки, караулов, состоявших из отборнейших людей, и притом отлично одетых! Не видывать больше стенам Зимнего дворца подобной красоты, которая отойдет в область преданий!"12
"Муштра в команде была тяжелая, но здоровая. Когда мы распускали людей оправиться, то на асфальтовом полу всегда были видны сырые следы подметок: люди пропотевали до подметок, и, несмотря на подобные требования, старание было полное"13.
"Что я любил в атмосфере родного полка - это барское достоинство, соединенное с большою простотою. ...Даже в царском дворце при разговоре с самим государем и с особами императорской фамилии я не помню ни разу проявленного семеновцем раболепства, и это мне нравилось.
А с другой стороны, у семеновцев не было заносчивости перед младшей братьей; я не помню случая, чтобы кто-нибудь в полку выказал презрение к нашему нижнему чину; мы были их начальниками, но мы были и их друзьями"14.
Настоящая, согласитесь, идиллия, в рамках отдельно взятого лейб-гвардейского полка. И лишь применив "коэффициент искажения" (Ю. М. Лотман), историк способен превратить новую книгу в ценный исторический источник.
"Снял квартиру дешевле грибов..."
Молодой семеновский подпоручик Фёдор Рерберг сразу после производства в офицеры нанял для себя уютную и, как он специально подчеркивает, очень дешевую квартирку: "три комнаты, кухня, передняя и удобства - 35 рублей в месяц, с услугами швейцара и дворника. Дешевле грибов и в десяти минутах от полка"15. А на втором году полковой службы, "желая жить и дешево, и комфортабельно", поселился уже вместе с полковым товарищем:
"Мы наняли с ним прекрасную квартиру в нижнем этаже в пять комнат, с ванной и прочими удобствами, отоплением и услугами на 80 рублей в месяц. У каждого было по две комнаты... столовая была общая. Мой денщик Тимофей Мадзур был поваром, а его денщик Иван Коренюк - лакеем. Жили мы очень недурно и ни в чем себе не отказывали"16.
Федрило забывает добавить, что "недурно" они жили отнюдь не за государево жалованье. Молодой гвардейский офицер получал 30 рублей в месяц. А теперь давайте считать: завтрак в офицерском собрании - 30 копеек, обед - 60 копеек17, бутылка настоящего французского шампанского - от пяти до семи рублей, а в фешенебельном ресторане вдвое дороже. Не менее чем в 200 рублей, обходилась "николаевская" шинель из серого сукна с пелериной и бобровым воротником - мечта каждого молодого офицера...
Как же удавалось сводить концы с концами? Элементарно!
"Мне моя мать давала в среднем около двухсот рублей в месяц, да пятьдесят рублей присылал мне отец, и я считался одним из самых богатых офицеров полка"18.
В элитных полках надо было обязательно получать из дому несколько сот рублей ежемесячно. Чтобы заработать такую сумму, учитель начальной школы должен был трудиться целый год. Руководитель земского статистического бюро "получал 100 рублей в месяц, статистики - от 40 до 80 рублей, а счетчицы - 25 рублей"19. Стоит ли удивляться тому, как об этом простодушно пишет сам генерал Рерберг, что "уже в те давние времена в русское общество начал проникать яд антимилитаризма, яд восхищения всем иностранным и критики всего русского, и в том числе всего, что было в России лучшего, - нашей армии с ее военным ведомством"20.
Однако наш баловень судьбы склонен винить в этом даже не русскую интеллигенцию, которую именует не иначе, как "близорукой", "прогнивающей", "разлагавшейся", "тупой и невежественной"21. Что же, по его мнению, погубило Российскую империю?
Генерал исповедует теорию заговора, известную как конспирология.
Крах империи он объясняет коварными кознями "какой-то неведомой нам организации, которая работала на гибель нашего самодержавия и старалась при этом выдвигать на высокие должности своих кандидатов, дабы не дать возможности людям действительно талантливым и бескорыстно преданным своему государю занять эти должности!"22 И не устает на разные лады повторять: канувшая в лету Российская империя олицетворяла собой практически идеальную систему общественного устройства, скреплённую взаимными обязательствами и обоюдной ответственностью.
Невольно вспоминается классическая реплика чеховского героя - старого слуги Фирса из "Вишневого сада": "Мужики при господах, господа при мужиках, а теперь все враздробь, не поймешь ничего". Фёдор Петрович Рерберг, подобно Фирсу, - это "ходячая" память о прошлом, олицетворение старинного имперского быта и обычая. Если Фирс - добрый "дух усадьбы" с вишневым садом, "патриарх дома" и семейный "домовой" Раневской и Гаева, которые остаются для старого и верного слуги "барскими детьми", то генерал Рерберг - добрый "дух Империи", который радеет о том, чтобы память о ней осталась незапятнанной.
Даже после победы Великой российской революции генерал хранит верность когда-то данной присяге. Кажется, он свято верит: имперское прошлое еще живо, еще продолжается, еще длится, пока он держит перо в руках. Суть мифа, который создал Рерберг, он же Федрило, он же Фирс, безжалостно сформулировал крупнейший поэт русского зарубежья Георгий Иванов:
Кавалергардский или Конный полк -Литавры, трубы, боевая слава,Простреленных штандартов дряхлый шелк,Ура... Урра!.. Равнение направо!..И Государь, в сияньи, на коне...Кругом ни шороха, ни дуновенья......Так издали рисуются - не мне! -Империи последние мгновенья.
Книги имеют свою судьбу. Судьба книги "Всё в прошлом" предсказуема: прочтут "с томленьем упованья" - и растащат на цитаты, а баловень судьбы сохранит свое имя в сносках и примечаниях на страницах Истории.
- 1. Рерберг Ф.П. Всё в прошлом: Воспоминания. 1868-1910 / отв. ред. С.В. Алексеев, предисл. К.А. Залесского, примеч. К.А. Залесского, А.А. Лиманова. М.: Кучково поле, 2018. С. 44 (Живая история).
- 2. Там же. С. 88.
- 3. Там же. С. 101.
- 4. Там же. С. 227.
- 5. Там же. С. 313.
- 6. Там же. С. 314.
- 7. Там же. С. 56.
- 8. Там же. С. 212.
- 9. Там же. С. 58.
- 10. Там же. С. 87.
- 11. Там же. С. 138.
- 12. Там же. С. 153-154.
- 13. Там же. С. 255.
- 14. Там же. С. 315.
- 15. Там же. С. 134.
- 16. Там же. С. 224.
- 17. Джунковский В.Ф. Воспоминания (1865-1904). М.: Издательство им. Сабашниковых, 2016. С. 130, 138.
- 18. Рерберг Ф.П. Всё в прошлом: Воспоминания. 1868-1910. С. 147.
- 19. Оболенский В.А., князь. Моя жизнь и мои современники: Воспоминания. 1869-1920: в 2 т. Т. 1 / вступ. ст. и коммент. К.А. Соловьева. М.: Кучково поле, 2017. С. 194 (Живая история).
- 20. Рерберг Ф.П. Всё в прошлом: Воспоминания. 1868-1910. С. 55.
- 21. Там же. С. 35, 186, 273, 288.
- 22. Там же. С. 298.