"Немцев почему-то много"
Упоминания в многочисленных анекдотах удостоился Берлин - первая столица русского зарубежья, где жило около 400 тысяч выходцев из России, полностью заселивших два района. Один из них, Шарлоттенбург, стал называться Петербургом или Шарлоттенградом. В этом районе все вывески были на русском языке, возникло немало русских ресторанов, книжных магазинов, антикварных лавок. В начале 1920х гг. из Советской России еще отпускали в командировки, разрешали приезжать нэпманам, в Берлине выступали советские писатели и поэты, деятели культуры и искусства. Коренные жители - немцы стали приезжать в Шарлоттенбург посмотреть, как живут русские, а эмигранты неподдельно удивлялись, что нужно иностранцам в городе. Так в исторической памяти осталась и данная история: встречаются два русских эмигранта, хорошо знакомых на Родине, и один другого спрашивает: "Как тебе Берлин? "Да ничего, хороший город, только немцев почему-то много". Отсутствие до поры до времени "железного занавеса" способствовало проникновению эмигрантского юмора и в советскую литературу. Илья Ильф и Евгений Петров в "Двенадцати стульях" вложили в уста Остапа Бендера крылатую фразу: "Мы с коллегой прибыли из Берлина".
"Где здесь русский ресторан?"
Ностальгия по родной русской кухне: сметане, квасу, водке, щам, борщу приводила к невиданному расцвету русских ресторанов, в которых пелись романтические песни, создавалась иллюзия пребывания на Родине. Сразу же возник анекдот: "Прохожий спрашивает незнакомца: - Простите, где здесь русский ресторан? - Видите здание с крестом на крыше? Это церковь - в ней ресторана нет, а во всех остальных есть!" Стремительное строительство православных церквей и часовен с одновременным расколом зарубежного православия на три части (Русскую православную церковь за границей и приходы, подчинявшие Московскому и Константинопольскому патриархатам), породило злую и горькую шутку: "Русский эмигрант построил в зарубежье две церкви - одну, чтобы молиться, а вторую, чтобы туда ни ногой".
"Живем худо, как собаки на Сене"
Менее популярной оказалась для фольклора вторая столица русского зарубежья - Париж. Зато известная писательница-сатирик Тэффи (Надежда Александровна Бучинская, урожденная Лохвицкая, 1872-1952) великолепно обыграла французскую реку Сену и русскую поговорку о собаке на сене. Дон Аминадо (Аминад Петрович Шполянский, 1888-1957) в своих мемуарах "Поезд на третьем пути" превратил рассказ уже в анекдот о провинциальном русском городке: "Городок был русский, и протекала через него речка, которая называлась Сеной. Поэтому жители городка так и говорили:
- Живем худо, как собаки на Сене...
Молодежь занималась извозом, люди зрелого возраста служили в трактирах: брюнеты в качестве цыган и кавказцев, блондины - малороссами.
Женщины шили друг другу платья и делали шляпки, мужчины делали друг у друга долги.
Остальную часть населения составляли министры и генералы.
Все они писали мемуары; разница между ними заключалась в том, что одни мемуары писались от руки, другие на пишущей машинке.
Со столицей мира жители городка не сливались, в музеи и галереи не заглядывали и плодами чужой культуры пользоваться не хотели"1.
"В СС я уже служил"
После Второй мировой войны на волне патриотизма в обстановке неподдельной радости от победы над Германией в русском Париже стало влиятельным движение советских патриотов. Они свято верили в преобразование СССР в прежнюю Россию путем легализации православной церкви, возвращения погон в армии и идеологии русского патриотизма. В то же время в ряды совпатриотов влились многие эмигранты-коллаборационисты. Данное обстоятельство неоднократно высмеивалось. Приходит "совпатриот" в посольство СССР после 1953 г. и в условиях послесталинской либерализации вспоминает свои заслуги в "Союзе советских патриотов" и просится в коммунистическую партию:
"- Хочу вступить в КП.
Служащий посольства: - Вы имеете в виду "в КПСС"?
- Нет, в КП!
- В КПСС?
- Нет, в КП! В СС я уже служил".
В СССР этот анекдот стали рассказывать про жителей Прибалтики и Западной Украины, но это явный парафраз эмигрантского юмора, так как только за границей можно было вступить в другие компартии, в частности во французскую.
"А правит Романов"
В 1970 г. первым секретарем Ленинградского обкома КПСС стал Г. В. Романов. Тогда по обе стороны границы возник анекдот: "К группе советских туристов на Западе подходит эмигрант:
- Здравствуйте, вы русские? А откуда?
- Мы из Питера.
- О, и я из Питера. Скажите, а Исаакиевский собор не снесли?
- Стоит Исаакий!
- Здорово, я в молодости ходил в Елисеевский магазин, как он там?
- Да куда он денется с Невского.
- А что, и Невский есть?
- Конечно!
- Господи, да ничего же не изменилось! А правит-то кто?
- Да Романов!!!"
"Но вот в Вене три дня пересадка - это жизнь!!!"
В середине 1950-х гг. после ХХ съезда КПСС советские власти постепенно разрешили легальный выезд из страны. Пик третьей волны эмиграции приходится на начало 1970-х гг., когда началась эмиграция по израильской визе, поэтому большинство уезжавших составили евреи. Но кроме них по израильской визе выезжали на Запад многие диссиденты и правозащитники.
Особенность выезда заключалась в том, что у СССР после 1967 г. не было дипломатических отношений с Израилем, так что самолеты "Аэрофлота" летели из Москвы и Ленинграда не напрямую в Тель-Авив и Иерусалим. Приходилось добираться через Австрию и Италию. Бывшие советские люди, оказываясь в Вене во время пересадки с обменянной валютой, шалели от изобилия австрийских магазинов, что породило новый анекдот:
"Рабинович подал заявление на выезд в Израиль, на историческую родину. Ему разрешили, и он уехал. Через полгода просится назад в СССР, мол, плохо на Земле обетованной, хочу на родину реальную. Советские представители обрадовались - еврею плохо в Израиле - и впустили. Еще через полгода снова подает заявление на выезд в Израиль, все-таки хочу на историческую родину. И так каждые полгода. В конце концов его вызывают в КГБ:
- Гражданин Рабинович, вы определитесь все же, где вы хотите жить - у нас или в Израиле?
- Ой, и там, и там плохо. Но вот в Вене три дня пересадка - это жизнь!!!"
Чтобы попасть на Запад, многие находили у себя еврейских родственников или приписывали семитское происхождение. Ситуация тут же была обыграна:
"- Сколько у нас всего евреев? - спрашивает генсек Леонид Брежнев премьер-министра Алексея Косыгина.
- Миллиона три-четыре.
- А если мы всем им разрешим уехать, многие захотят?
- Миллионов десять-пятнадцать".
Гирибасовская и Яшкин-стрит
Наши соотечественники, переселившиеся на Запад, не хотели учить иностранные языки, ассимилироваться и менять быт. Представители диаспоры замыкались в национальные гетто, где невозможно было ни прочитать, ни услышать ни слова на иностранном языке. Так, русская улица бульвар Гири в Сан-Франциско стала называться Гирибасовская по аналогии с одесской Дерибасовской. В Нью-Йорке появилась Яшкин-стрит - народное название Брайтон-Бич-авеню, а потом весь район прозвали Брайтон-Бич.
После 1988 г. выходцев из СССР стали пускать на Родину, что привело к новому витку анекдотов: "Приехал один из наших эмигрантов в Москву родственников навестить. Помимо всего прочего у них просьба: фильм есть на видео, очень интересный, вот только кто убийцей был, никак понять не могут, уж слишком быстро они там по-английски тараторят.
- Дядя, помоги перевести.
- Извините, ребята, не смогу, по-английски не понимаю.
- Как же так? Вы же в Америке 15 лет живете?
- Живу я на Брайтон-Бич, а в Америку мы не ходим!"
Большинство приведенных историй связано с периодами, когда русская эмиграция имела возможности для контактов с Россией. История русских анекдотов ХХ века - одно из лучших доказательств отсутствия у русских "извечной рабской души" и традиции свободомыслия всех народов России.
1. Дон Аминадо. Поезд на третьем пути. М., 1991. С. 269