Через полтора века, в 1913 году, в памятке по истории полка Невского поручик Михаил Еремич подчеркнул: "Будем же беречь свои знамена! Будем благоговеть перед кровью тысячей Невцев, забрызгавших ею их полотнища"1.
Всего через несколько месяцев, в августе 1914-го, лейб-гвардии Кексгольмскому и 1-му пехотному Невскому полкам пришлось схватиться с немцами в Восточной Пруссии, в сражении при Танненберге. И подтвердить святую воинскую истину: знамя - честь полка.
Причем подтвердить невероятным образом!
В бою
Кексгольмский полк 15 августа один оказался на пути врага, обходившего фланг центральной группировки 2-й русской армии. И весь день сдерживал целую немецкую дивизию (2-ю пехотную) - с боем отходя от деревни Ронцкен к деревне Лана.
Контратаковал! "В поле ржи, к югу от Ронцкен, среди васильков (эмблема полка2) лежит оставшаяся верной долгу рота Кексгольмцев, целиком скошенная немецкими пулеметами"3...
С целой дивизией (ландверной Гольца) сразился в тот день и Невский полк. И не оборонялся, а наступал! И неполными тремя батальонами выбил 10 немецких из леса Кеммерай. И рассеял их - так, что генерал-лейтенант Георг барон фон дер Гольц и его начальник штаба потеряли управление войсками!
А утром 16 августа, у деревни Мёркен, очередную немецкую дивизию - 37-ю пехотную - задержал один лишь 1-й батальон невцев, которым командовал капитан Александр Артаболевский. Только после нескольких часов боя - в котором пяти русским батальонам противостояли 36 немецких, - прижатый к озеру Гроссер Плауцигер, батальон Артаболевского был частью пленен, частью уничтожен.
В этом бою попал в плен и младший офицер 1-й роты поручик Еремич. Автор памятки по истории полка. Дальнейшая судьба его неизвестна.
Но было кому спасти честь полка.
В кольце
Несмотря на геройские дела полков и дивизий, 17 августа центральная группировка 2-й армии была окружена в Грюнфлисском лесу. Попытки пробиться не удались: войска устали и перемешались, а командование не блистало распорядительностью. Командир Невского полка полковник Михаил Первушин с батальоном невцев и двумя ротами и пулеметчиками из других частей опрокинул немецкий заслон - но был тяжело ранен и вести войска уже не мог. А впереди вырос новый заслон...
Стало ясно, что многим не избежать плена.
И, значит, надо "беречь знамена".
Знаменщик Невского полка, подпрапорщик Никифор Удалых по приказанию Первушина зарыл знамя в землю - и запомнил место.
Содействие ему оказал подпоручик Николай Гладков.
Запомним эти имена. Мы еще вернемся к ним.
А знамя Кексгольмского полка решено было вынести из окружения так, как учили еще при Петре Великом - на себе. Уже в ночь на 17 августа, по приказанию командира полка генерал-майора Александра Малиновского, подпоручик Константин Анучин обмотал срезанное с древка полотнище вокруг туловища, под походным мундиром.
Утром 17-го, когда остатки полка попали близ деревни Валлендорф под артиллерийский огонь, по общему решению офицеров древко знамени уничтожили.
Венчавшее древко навершие - посеребренного двуглавого орла с лавровым венком и крестом ордена Св. Георгия - зарыли в землю.
Анучина же и знаменщика, старшего унтер-офицера Васильева (бывшего улана Его Величества), посадили на лошадей и приказали спасать полотнище.
На волоске
Прежде чем сжечь древко, с него сняли оставшуюся от срезанного полотнища полоску шелка - ту, что была прибита гвоздями. И, как малозначимую, сдали в обоз.
По иронии судьбы, обоз из окружения пробился.
А Васильев с Анучиным не пробились. Потеряв под обстрелом лошадей, они целый день пробирались по кустам, но утром 18 августа наткнулись-таки на немцев.
"Ваше Высокоблагородие, спасайте знамя, а я их задержу", - решил Васильев. И, отвлекая внимание от Анучина, поднялся во весь рост и стал стрелять.
Ему удалось выпустить одну обойму прежде чем пуля попала ему в горло...
Анучин же - где ползком, где на четвереньках - успел скрыться в кустарнике. Однако вечером его все-таки пленил немецкий разъезд.
К счастью, подпоручика не обыскали. Командир полка не зря выбрал именно его: он был настолько высок и худ, что даже с обернутым вокруг тела знаменем не выглядел подозрительно полным...
Всего в плен попали 39 кексгольмских офицеров (многие - ранеными)4...
"С чувством затаенного беспокойства, - вспоминал полковник (а тогда поручик) Евгений Янковский, - каждый из нас осматривал вновь подводимую партию офицеров, страшась найти в ней Анучина. К своему неописуемому ужасу, в одной из них мы увидели нашего знаменосца. Красноречивый разговор немигающих глаз нам пояснил, что знамя при нем"5...
А вокруг - немцы!
Священнодейственное святотатство
Офицеры старались окружать Анучина, чтобы он не был на виду.
Но в силезском лагере Нейссе немцы стали часто обыскивать пленных. По слухам - искали именно знамена. С юридической точки зрения знамя, отобранное у пленного, было таким же законным трофеем, что и взятое в бою.
И тогда по приказу генерала Малиновского после отбоя, выставив сторожевых, офицеры-кексгольмцы собрались у него, чтобы СЖЕЧЬ СВОЕ ЗНАМЯ.
"Прошло уже почти двенадцать лет с той страшной ночи, но все происшедшее стоит у меня перед глазами, - с болью писал в 1926 году полковник Владимир Чашинский. - Совершалось священнодейственное святотатство"...
"Наступил трагический момент в нашей жизни" (полковник Янковский)6.
Эти люди жили свои полком, своим "родным Стариком".
Знамя - символ полка, его души. Его чести.
Но они понимали: спасти в плену честь полка можно, только уничтожив его символ.
...При тусклом свете огарка вырезали из полотнища - чтобы все-таки сохранить! - лик Спаса Нерукотворного, один из государственных гербов в углах и вензель Николая II.
Вложили их между доской и жестяной обивкой иконы и отдали икону полковому священнику отцу Константину Введенскому.
А полотнище разорвали на куски, "расщипали" и сожгли в печке.
Насыщенный серебряным шитьем, шелк горел плохо (сильный огонь не разводили: дым мог привлечь внимание немцев)...
Может быть, старые кексгольмцы-полковники - 48-летний Бауер, 45-летний Чашинский, 41-летний Буланже - вспомнили в эти минуты свою молодость, декабрь 1894 года, когда Кексгольмский гренадерский полк стал гвардейским.
Как выжигали тогда серебро из их старых погон. Чтобы отлить из него, "из последних Гренадерских погон Кексгольмских офицеров"7, "Гренадерский кубок" и копию посмертной маски основателя полка - Петра Великого...
"Зина здорова"
"Все больше налаживалась переписка с пленными однополчанами, - гораздо позже вспоминал генерал-лейтенант Борис Адамович, - все чаще стало появляться в нашей тайнописи имя "Зина" и все чаще и тверже повторялось "оттуда": "Зина здорова", "О Зине не беспокойтесь, она похворала, но больше опасности нет", "Зина только и мечтает о встрече с родным Стариком"8.
"Стариком" офицеры-кексгольмцы издавна называли свой полк - сформированный еще в 1710 году. "Зина" - его знамя.
Но затем стало известно, что в поисках "Зин" немцы обшаривают и лагерные церкви, и иконы.
Поэтому сохраненные фрагменты полотнища спрятали ветераны полка, хранители его традиций - полковники Владимир Бауер (вензель Николая II), Владимир Чашинский (государственный герб) и Георгий Буланже (лик Спаса Нерукотворного).
Бауера с тех пор можно было видеть только в шинели - и зимой, и летом. Он даже спал в ней, а на недоуменные вопросы отвечал, что врачи не в состоянии вылечить его ревматизм.
В шинель был зашит фрагмент знамени...
Как оказалось впоследствии, несмотря на запрет генерала Малиновского, частички полотнища рискнули уберечь от сожжения и сохранить на себе еще семеро офицеров.
Ни одна частичка полковой святыни врагу не досталась.
Разные судьбы
Вернувшись в 1918 году из плена, полковник Чашинский вступил в Добровольческую армию, а в 1920-м уехал из Крыма туда, где прослужил 25 лет в Кексгольмском полку - в Варшаву. Там и умер в 1936-м...
Спасенный фрагмент знамени он передал в музей, созданный в 20-е годы в Сараево его однополчанином генерал-лейтенантом Адамовичем.
В Варшаву вернулся и полковник Бауер. Свой фрагмент полотнища он, видимо, хранил до самой смерти (последовавшей не позднее 1934 года).
Полковник Буланже уехал из плена в Советскую Россию. Работал на заводах техническим приемщиком, контрольным мастером.
В марте 1935 года, после убийства Кирова, бывший гвардейский офицер, как "социально опасный элемент", был выслан из Ленинграда в Саратов. А в октябре 1937-го снова арестован и в ноябре расстрелян.
Судьба вынесенного им из плена фрагмента знамени неизвестна.
Отец Константин Введенский скончался в плену.
Константина Анучина - дослужившегося в Добровольческой и Русской армиях до полковника, но оставшегося в 1920-м в Крыму - расстреляли в Евпатории красные.
Александр Малиновский был тяжело ранен, но выжил. Бывший генерал умер в апреле 1924 года в Детском Селе (бывшее Царское Село) - там, где 29 лет служил в лейб-гвардии 2-м стрелковом батальоне...
Где-то в 1920-е скончался и другой "старик в потертой шинели" (вспомним героя рассказа Константина Паустовского) - Михаил Первушин. Его похоронили в том самом Рославле, из которого он повел в 1914-м на фронт свой Невский полк.
Возможно, он успел узнать о невероятной развязке истории со знаменем его полка.
Подпрапорщик Удалых: встреча с судьбой
Подпрапорщик Удалых и подпоручик Гладков из окружения вышли. И в числе сотни-другой воинов, что остались от более чем 4-тысячного Невского полка, были направлены на переформирование в Западную Белоруссию, в Лиду.
Туда же прибыл и только что выпущенный в Невский полк из военного училища подпоручик Александр Игнатьев.
По воспоминаниям руководившего переформированием XIII армейского корпуса генерала от артиллерии Василия Флуга, служил он ревностно, но выглядел несколько странно.
Мало того, что Игнатьев не расставался с морской свинкой и канарейкой - таская их даже в карманах шинели, - он все время пребывал в "тоскливом настроении". Объясняя это "разочарованием, постигшим его, когда он, по выпуске из Училища, попал не в славный боевой полк, как он того ожидал, а в какую-то нестроевую команду, без боевого прошлого и святыни - знамени"9.
Это был человек, чьим призванием была война.
Игнатьева сжигало желание воевать. И воевать в регулярной армии с ее рыцарскими традициями. В старом полку со славной историей!
К страстному желанию добавились энергия и решительность молодости. И однажды к нему подошел подпрапорщик Удалых...
Замкнутого Игнатьева все чаще видели беседующим с Удалых.
А октябре 1914-го оба они исчезли.
На них завели дело о дезертирстве.
Но через две или три недели оба вернулись в Лиду.
Раненый Игнатьев распахнул "ободранный тулуп" - и снял с себя обмотанное вокруг туловища знамя Невского полка!
Прием у императора
Они дважды пересекли линию фронта - проходившую верстах в 300 от Лиды. Дважды незаметно пройдя свою линию сторожевого охранения и дважды - немецкую.
Пробрались (питаясь абы чем) в Грюнфлисский лес и откопали спрятанное Удалых знамя.
На обратном пути, хоронясь от немцев, долго сидели в моховом болоте - так что в кармане Игнатьева захлебнулась его канарейка (морская свинка уцелела).
Шли в крестьянской одежде. По законам войны, попади они, военнослужащие, в руки противника, их следовало расстрелять как шпионов. Солдат воюет в военной форме своей страны!
Во всю эту историю верится с трудом - но факт есть факт. Знамя вернулось.
Героев принял сам Николай II. Игнатьев стал кавалером ордена Св. Георгия 4-й степени, а Удалых - уже имевший Георгиевские кресты 4-й, 3-й и 2-й степеней за японскую войну - получил крест 1-й степени. То есть стал полным Георгиевским кавалером.
Это было первое награждение Георгиевским крестом 1-й степени в Первую мировую войну.
1. Еремич [М.И.]. Памятка 1-го пехотного Невского Его Величества Короля Эллинов полка. 1913 г. Рославль, 1914. С. 55.2. Точнее, "цветок полка" (Адамович Б. Трыстень. 15-28.VII.1916. Ко дню 225летия Л.-Гв. Кексгольмского полка. 1710 - 29/VI - 1935. Париж, 1935. С. 50). С 1832 года цветом воротников, околышей и шинельных петлиц полка был светло-синий (васильковый), а с 1912-го - почти не отличимый от него голубой.3. Цит. по: Андоленко С. Два знамени // Военная быль (Париж). 1968. Март. N 90. С. 8.4. ГАРФ. Ф. Р-5956. Оп. 1. Д. 42. Л. 91, 91 об.5. Цит. по: Андоленко С. Указ. соч. С. 9.6. Цит. по: Там же. С. 9.7. Адамович Б. Опись музея Л. Гв. Кексгольмского Императора Австрийского полка. Варшава, 1907. С. 14, 316.8. ГАРФ. Ф. Р-5956. Оп. 1. Д. 42. Л. 849. Флуг В. Из воспоминаний о первой Великой войне // Военная быль (Париж). 1957. Сентябрь. N 26. С. 20.
СУВОРОВСКОЕ ЗНАМЯ
Арсений Митропольский (псевдоним Несмелов взял в память о погибшем друге) был мобилизован 20 августа 1914 года. Всю Первую мировую войну провел на австрийском фронте, офицером 11-го гренадерского Фанагорийского генералиссимуса князя Суворова полка. Участник белогвардейского Ледового похода. Один из лучших поэтов Харбинской эмиграции.
- Отступать! - и замолчали пушки,
- Барабанщик-пулемет умолк.
- За черту пылавшей деревушки
- Отошел Фанагорийский полк.
- В это утро перебило лучших
- Офицеров. Командир сражен.
- И совсем молоденький поручик
- Наш, четвертый, принял батальон.
- А при батальоне было знамя,
- И молил поручик в грозный час,
- Чтобы Небо сжалилось над нами,
- Чтобы Бог святыню нашу спас.
- Но уж слева дрогнули и справа, -
- Враг наваливался как медведь,
- И защите знамени - со славой
- Оставалось только умереть.
- И тогда, - клянусь, немало взоров
- Тот навек запечатлело миг, -
- Сам генералиссимус Суворов
- У святого знамени возник.
- Был он худ, был с пудреной косицей,
- Со звездою был его мундир.
- Крикнул он: "За мной, фанагорийцы!
- С Богом, батальонный командир!"
- И обжег приказ его как лава,
- Все сердца: святая тень зовет!
- Мчались слева, набегали справа,
- Чтоб, столкнувшись, ринуться вперед!
- Ярости удара штыкового
- Враг не снес; мы ураганно шли,
- Только командира молодого
- Мертвым мы в деревню принесли...
- И у гроба - это вспомнит каждый
- Летописец жизни фронтовой, -
- Сам Суворов плакал: ночью дважды
- Часовые видели его.
Арсений Несмелов