Шестидесятые - эпоха, которую Тургенев написал заранее.
Событие великое, отмена крепостного права, покатилось вдруг куда-то не туда. Совсем как через сотню лет, в шестидесятые двадцатого столетия, в воздухе носилось - "оттепель" (первым Тютчев произнес) и даже "перестройка". В этой цикличности загадочная, неизученная, кажется, закономерность. В моду вошло столоверчение: вызывали духов. В цирке выступала бородатая женщина Юлия Пастрана. Крестьяне массово спивались. Девушек охватила эпидемия необъяснимых самоубийств.
А что писатели? Разбились на две партии и страшно воевали. Зовут студенты Достоевского - он отвечал, что не пойдет туда, куда зовут Тургенева. Лет через сто вот точно так же, решив, что он оригинален, поэт Бродский будет повторять свой каламбур о поэте Евтушенко: если он против колхозов, то я - за. И тот же цесаревич, будущий Александр Третий, не хуже Никиты Хрущева с Эрнстом Неизвестным и "абстракцистами" - назовет после выставки художника Верещагина "мерзавцем" и "скотиной".
Можно сказать и так: Тургенева обвиняли справедливо.
Стоило ему поставить точку в "Дневнике лишнего человека" - кругом все стали чувствовать себя какими-то выпадавшими из века.
Критик Надеждин упомянул давным-давно (в своей статье о романтизме) слово "нигилист" - и ноль реакции. А стоило Тургеневу произнести в "Отцах и детях" - и "нигилисты" косяком пошли, мерещились повсюду.
Вышел роман "Новь" - и через пару месяцев в загадочном угаре суд оправдал девушку Веру Засулич, тяжело ранившую из идейных соображений генерала Трепова. Немецкие газеты загалдели, что и это все Тургенев предсказал.
Писатель разводил руками.
Ну да. Что он умел, так это разъедать себя.
Выуживал по ниточке витающие в атмосфере чувства. Из этих ниточек каким-то чудом сплеталась ткань предчувствий.
А кто еще умел вот так?
Вечно разгадывают тайну связи Тургенева с семейством Виардо. Но это тайна, у которой нет разгадки. Обычный здравый смысл здесь не уместен. Он изувечил этой страстью свою жизнь? Возможно - с точки зрения самых нехитрых обывателей.
Он не терял рассудка: "жизнь (выговаривай: жызнь) звучало в моей душе, и я с неопределенной тоской прислушивался к этому звуку".
Что он слышал?
Все, что ни случилось, каждый поворот в его судьбе, все персонажи, - всё было заранее написано. История с Полиной Виардо возникла не из воздуха - сюжет был дан в рассказе "Петушков", повторен в "Переписке" и закреплен для верности рассказом "Бригадир". Тургенев следовал сюжету.
Сначала он придумал для себя любовь, предмет любви, всю свою жизнь - потом прожил.
В конце концов не только Виардо - он так же написал, соткал из букв все шестидесятые, хребет столетия.
Сначала написал - потом всё по-написанному и случилось.