Апрель 1992 года
В 1990 году Александр Солженицын по инициативе президента СССР Михаила Горбачева был восстановлен в советском гражданстве. В апреле 1992 года в Вермонт, где проживала семья писателя, отправились режиссер Станислав Говорухин и оператор Юрий Прокофьев - фильм снять, за жизнь поговорить. Дело было на Пасху, приняли гостей по-доброму, съемки перемежались хлебосольными обедами. За столом Прокофьев однажды и рассказал, как в 1985 году вместе с политобозревателем Александром Тихомировым проехал в специально выделенном вагоне аж от Сахалина до Москвы, делая для программы "Время" репортажи к ХХVII съезду КПСС...
Застольный разговор имел невероятное продолжение. Юрий Прокофьев, три года назад ушедший из жизни, оставил об этом воспоминания*. Изучив их и другие источники, "Родина" подготовила хронику 56-дневной поездки по Транссибу через всю страну.
Юрий Прокофьев:
- Когда до нашего отъезда из Вермонта осталось два-три дня, Александр Исаевич отозвал меня в сторонку и так заговорщицки говорит: "Хочу подарить вам книжку "Один день Ивана Денисовича". Я смотрю, а там надпись, в которой помимо слов благодарности стоит - "с заглядом на наш уговор". Я ему: какой уговор? Он мне: так вы же за столом сказали, что если мы поедем поездом, то вы сочтете за честь сопровождать. Но о том, как я буду возвращаться на Родину, будем знать только вы, я и Наталья Дмитриевна.
Так оператор телевидения нежданно-негаданно стал своеобразным продюсером полуторамесячного железнодорожного путешествия. Два года он решал организационные вопросы. Страна была в разрухе, дело шло со скрипом. Поэтому Прокофьев порекомендовал Солженицыным предложить Би-би-си оплатить поездку в обмен на право снять фильм о возвращении. Англичане выкупили у МПС два вагона. В одном ехали Солженицыны, здесь же были приличный салон для заседаний и обедов и небольшая кухня. В другом - расположились журналисты британской телекомпании и группа Прокофьева.
Было решено по заранее составленному графику отцеплять эти вагоны от поезда в разных городах на нужное время, а потом цеплять к проходящим составам.
Две встречи
Здесь писатель впервые после изгнания ступил на родную землю - и сюда вернулся именем на борту
27 мая 1994 года самолет американской авиакомпании Alaska Airlines, выполнявший рейс из Анкориджа во Владивосток, сделал промежуточную остановку в Магадане. Столица Колымы стала для Александра Солженицына первым городом на родной земле после возвращения.
Сотни колымчан встретили появление Солженицына на трапе аплодисментами. Спустившись на бетонку, Александр Исаевич не ответил на протянутую руку местного чиновника, а подняв свою в приветствии, произнес: "Одну минуточку". Затем согнулся, дотронувшись до взлетной полосы рукой, и произнес: "Я приношу поклон колымской земле, схоронившей в себе многие сотни тысяч, если не миллионы, наших казненных соотечественников...". И перекрестился. Это уж потом людская молва и журналистская фантазия домыслили и падение на колени, и целование колымской земли...
Два года назад Александр Исаевич вернулся сюда. В Магаданском морском торговом порту ошвартовался буксир "Александр Солженицын". На церемонию пригласили сына Ермолая. Ему досталась почетная миссия - разбить о борт бутылку шампанского...
- Я помню всю ту долгую поездку. Владивосток, Благовещенск, Улан-Удэ, Тюмень, Кострома, Ярославль - 16 городов, в каждом из которых отец собирал переполненные залы, - рассказывал Ермолай. - Когда не хватало мест, люди ставили скамейки на улице и слушали отца через усилители... Я ни минуты не сомневался, что символическая бутылка разобьется вдребезги о борт отцовского буксира. Семь футов под килем!
_Александр Мурлин
Погода помешала самолету из Магадана прилететь вовремя (пришлось пару часов провести на запасном аэродроме в Хабаровске), но многотысячная толпа и не думала расходиться. На митинге в центре города Александр Исаевич назвал Россию "истерзанной и изменившейся до неузнаваемости".
На другой день были экскурсия по центру города под мелодии морского оркестра, прогулка по акватории на катере, поход на местный рынок, вернее, любой российский город в то время представлял сплошной рынок...
Везде милиция, телекамеры, фотовспышки...
Утром Наталья Дмитриевна в холле гостиницы рассерженно отчитывала журналистов:
- Вы хотите, чтобы мы устраивали для вас шоу?
Непросто взаимопонимание с встречающими устанавливалось и в Хабаровске: никто не догадался предупредить власти, чтобы автомобиль Солженицыных не сопровождала милиция с мигалками. Александр Исаевич несколько дней встречался с дальневосточниками на фермах, предприятиях, в домах культуры. Выслушивал, записывал, высказывался...
Здесь же случился единственный за всю поездку криминальный инцидент. В один из вечеров к стоявшим в отстойнике вагонам подъехала "Волга", из нее вышел пьяный двухметровый громила, заявил, что это его территория и потребовал выкуп. Пришлось Прокофьеву вызывать ОМОН и подключать "соответствующие органы". Впрочем, рэкетир за деньгами не явился...
Наталья Дмитриевна и младший сын Степан из Хабаровска улетели в Москву обустраивать будущее жилье. До Ярославля Александр Исаевич с Ермолаем ехали вдвоем. А в Ярославле семья вновь воссоединилась.
"Все получилось!"
Арчи Барон, режиссер фильма о возвращении Солженицына в Россию (ВВС):
- В нашем организационно-съемочном экипаже было 8 человек: моя бригада (4 британца и поляк оператор Яцек Петрицкий) и трое русских во главе с Юрием Прокофьевым. Всю программу поездки составлял Солженицын, а мы просто снимали хронику из повестки дня. Прокофьев оказался отличным организатором, и он нам постоянно помогал попадать на все официальные и неофициальные мероприятия, справляясь с местной бюрократией. Вы даже представить себе не можете, насколько непросто было в то время помогать в работе иностранной съемочной группе в российской провинции. Но все получилось!
Юрий Прокофьев:
- У Александра Исаевича было большое желание узнать Россию, и во время поездки ему это удалось. Его ждали главные лица городов и областей, а он отменял званые обеды и завтраки. Угощавшие удивлялись: "Как? Приготовлен такой банкет, вы же такого никогда не пробовали..." А он: "Это меня не интересует, меня интересуют живые люди".
Он и с нами-то редко садился за стол. Бывало, на ужин попьет теплую водичку с лимончиком, и все. Он держал себя в форме.
Вообще организовать все это было непросто. В Новосибирск на встречу с Солженицыным прилетел Владимир Лукин. Он был одно время послом в США, и они там встречались. Так вот он прилетел и спрашивает: а где ваш штаб поездки? Ему на меня указывают: вон этот человек - штаб, он один справляется.
Перед отправлением из Благовещенска к вагону Солженицына подошла группа людей с просьбой надписать его книги. Александр Исаевич не отказал. Взяв очередную книгу, спросил: кому? В ответ: Галузе Владимиру Васильевичу. Стоявший рядом Владимир Шашков, сам бывший политзаключенный, услышав фамилию, переспросил: "Галузе? Это КГБ?" Ему ответили, что это другой Галуза. Но Шашков закричал: "Александр Исаевич, это же переодетые кэгэбэшники!"
Шашкова тут же взяли под белы рученьки, но Солженицын остановил конфликт. А потом обратился к окружению: "За 75 лет наш народ пропитался мраком в разной степени: одни были палачами, другие были равнодушны к чужим страданиям... Мы теперь не можем метлой выметать живых людей. Когда мне дают книгу на подпись, мне абсолютно безразлично, кто мне дает. Я должен рассматривать человека-читателя вне политики... Меня это не позорит. Но покаяния надо требовать от всех..."
В Улан-Удэ Александр Исаевич угодил-таки в застолье, организованное властями. Но местный солист так здорово пел патриотические песни, что удостоился объятий писателя. Правда, в тот же день на большом пафосном собрании Солженицын услышал, что "вы своими трудами начинали то дело, которое и привело нашу страну на грань распада и одичания... Сегодняшней нищей России вы не нужны... Возвращайтесь в благословенную Америку...". Писатель спокойно и доходчиво отвечал своим критикам, которых на всем пути были единицы. Ведь народ видел в Александре Исаевиче собеседника, который донесет властям в далекой Москве правду об их жизни. Так было на Красноярском тракторном и встрече с узниками Озерлага, в больничной палате Томска и новосибирском Академгородке...
Ярославский вокзал. 21 июля 1994 года
На подъезде к столице напряжение нарастало. Одно дело жители российской провинции, другое - политизированные москвичи. Как-то встретят?
На перроне Ярославского вокзала в окне вагона Солженицыны увидели две шеренги ОМОНа.
Юрий Прокофьев:
- Солженицын вышел из вагона, а навстречу девушки в сарафанах с красными лентами с хлебом-солью и Юрий Михайлович Лужков. Людской гул слышен был откуда-то издали. Александр Исаевич был в ужасе. Я закричал: "Юрий Михайлович, скорее в вагон". Лужков растерялся, но вскочил вслед за нами в вагон. Там Солженицын ему говорит: "Юрий Михайлович, я в этой поездке по творческой части, а по организационной ваш тезка - Прокофьев, мы с ним подписали договор и всем он управляет. Разрешите ему командовать!" Я выскакиваю на перрон и говорю: "Лужков приказал убрать ОМОН и пустить народ". И в мгновение ока все исчезли, и появилась толпа. Тут уж я не рассчитал, нас чуть не раздавили. С огромным трудом мы прорвались к трибуне. Слава богу, все обошлось, и я сдержал обещание, мы в этот момент вышли в прямой эфир в программе "Время".
Выпуск 1942 года
По воспоминаниям костромского краеведа М.П. Магнитского, состоявшего с Солженицыным в переписке, первым делом Александр Исаевич посетил территорию военного городка. Здесь с 1941 по 1947 год размещалось эвакуированное из Ленинграда 3е артиллерийское училище, которое Солженицын окончил с отличием в ноябре 1942 года. Конечно, он узнал трехэтажное кирпичное здание, где размещался штаб и управление училища, казарма. Здесь он получил звание лейтенанта, отсюда отбыл на фронт...
_Анна Скудаева
"Мозговой штурм"
Вспоминает Геннадий Прашкевич, писатель и переводчик:
- Солженицын провел в Новосибирске всего один день, главным образом в Академгородке. Прямо с вокзала он поехал туда, чтобы прочитать лекцию, и народу набилось столько, что многие расселись прямо на ступеньках аудитории. Но после была другая встреча, на которую смогли попасть немногие. Ее устроил директор Института ядерной физики - за большим круглым столом, где ученые обычно устраивали "мозговые штурмы", собралось не больше тридцати человек.
Никаких особых угощений не было: чай, кофе, печенье. Солженицын пришел в обычной летней рубашке и легких брюках. Но я тогда понимал, что в этой простой обстановке происходит нечто значительное, о чем будут вспоминать все присутствующие. Наверное, это чувствовали и остальные, то и дело в дверях показывались люди, они толкались, пытались расслышать хотя бы пару слов, понять, о чем идет речь, что скажет Солженицын, которого многие воспринимали как пророка.
Мне на той встрече удалось задать один вопрос: считает ли он себя настоящим (в литературном смысле) писателем? Александр Исаевич ответил, что если бы коммунисты отреклись от содеянного и покаялись за все, то он, наверное, перестал бы писать.
_Никита Зайков
На разломе эпох
Тобольск, экс-столица Сибири, стоит в стороне от главной магистрали. Но узнав, что от Транссиба на север уходит железнодорожная ветка, Александр Исаевич не раздумывая сказал: "Конечно, едем!" А уже на месте не мог пройти мимо тюремного централа, который в годы массовых репрессий был одним из трех ключевых пунктов на территории СССР для ссыльных заключенных. За несколько лет до приезда сюда Солженицына спецтюрьму особо строгого режима закрыли.
- Окаянное место. Но помнить должны, - сказал он.
Гость долго всматривался в постройки нижнего посада: историческая часть города с домами купцов, ремесленников, служащих, многочисленными храмами с 80х годов приходила в упадок.
- Да, город удивительный. Но когда смотришь на подгорную территорию, возникает щемящее чувство разлома эпох, чувство потери не только части города, а части нашей жизни, - с грустной ноткой делился впечатлениями писатель.
А на вопрос одного из журналистов, ради чего он затеял столь утомительное путешествие по периферии страны, резко ответил:
- Не хочу сразу ехать в Москву, ибо она - искусственная сфера, которая сразу отрезает от провинции. А не знать провинцию - не знать страну.
_Анатолий Меньшиков
Прощание у калитки
Единственная совместная фотография Александра Солженицына и Виктора Астафьева была сделана в Овсянке 21 июня 1994 года
- Здравствуйте, дорогие друзья! Спасибо, что пришли...
Солженицын не сразу спустился на красноярский перрон - стоял на ступеньках вагона, щурился от яркого солнца, прикрывая глаза козырьком ладони, и улыбался, оглядывая собравшихся. Он видел, как его ждали...
Гость сразу заявил, что никаких пресс-конференций проводить не собирается, что ему гораздо интереснее послушать людей, с которыми планирует встретиться. Журналисты начали расходиться, когда к Солженицыну обратился Роман Солнцев, красноярский поэт и драматург:
- У меня поручение от Виктора Петровича Астафьева. Он в Овсянке и ждет вас сегодня.
Александр Исаевич отреагировал мгновенно:
- Как до него добраться? Расскажите.
- Машина ждет.
Через четверть часа Александр Исаевич уже ехал в Овсянку - родную деревню Виктора Петровича Астафьева в двадцати километрах от Красноярска на живописном берегу Енисея. Здесь Астафьев обычно жил с мая по октябрь, уезжая из душного летнего города.
От Виктора Петровича я знал, что такая встреча должна состояться. Изначально было запланировано, что пройдет она без посторонних, один на один. Так решил Солженицын. Упустить возможность сделать совместную фотографию двух великих русских писателей было бы журналистским преступлением. Потому я загодя на правах доброго знакомого, много раз бравшего у Астафьева интервью, договорился с Виктором Петровичем, что приеду вместе с фотографом.
Но кто же предполагал, что Солженицын поедет в Овсянку прямо с вокзала...
Мы с фотографом Александром Купцовым примчались к месту встречи, когда писатели уже уединились в деревенском домике Астафьева. Ждать пришлось довольно долго: около трех часов. Было время спланировать съемку по секундам - мы понимали, что времени будет очень мало, получится сделать всего несколько кадров. Ведь цифровой техники тогда еще не было, для газет снимали на черно-белую пленку, для иллюстрированных журналов и книг - на обратимую цветную пленку, известную в народе как слайд.
Александр Купцов принял решение снимать на слайд.
Наконец, писатели вышли из дома. Они были в отличном расположении духа, чувствовалось, что разговор получился. В руках у Александра Исаевича - книжки, подаренные Астафьевым. На прощание они по-русски обнялись. Этот момент и запечатлел Александр Купцов.
Он успел сделать всего три кадра.
Но каждый дорогого стоит...
Позже Виктор Петрович рассказывал:
- Мне показалось, что мы проговорили всего ничего, а оказалось - почти три часа.
Говорили о современной русской литературе, о перестройке, развале СССР, соотечественниках, оставшихся в бывших союзных республиках, политике и о том, как "обустроить Россию". Виктор Петрович договорился о том, чтобы переслать в "мемуарную библиотеку" Солженицына часть рукописей - воспоминаний фронтовиков, скопившихся у него в архиве...
Сибиряка поразила в Александре Исаевиче его "естественная русскость", которую не смогли изменить годы, проведенные за границей. И дело не только в том, что Солженицын в разговоре нарочито избегал иностранных слов, имеющих русские аналоги.
- Я понял, что русский человек и писатель "там" острее и тоньше чувствует Россию, чем многие из нас, никогда родину не покидавшие, - вспоминал Виктор Петрович.
Показательным, по его словам, стал обмен адресами и телефонами. Виктор Петрович подал Александру Исаевичу визитную карточку, отпечатанную несколько месяцев назад по случаю заграничной поездки, а Солженицын записал свой адрес на листке бумаги - никаких визиток у него не было.
Василий Нелюбин
Чаепитие с губернатором
Бывший губернатор области (1991-2012) Леонид Полежаев - один из немногих чиновников, с кем писатель захотел встретиться по пути в Москву
Вспоминает Леонид Константинович Полежаев:
- В день прибытия поезда на пороге моего кабинета появился высокий молодой блондин.
- Ермолай, сын Александра Исаевича, - представился он. - Отец хотел бы с вами встретиться.
В ту пору я был председателем ассоциации "Сибирское соглашение", неплохо владел ситуацией в регионах и, наверное, подходил к роли компетентного собеседника. Я не ожидал и, конечно, был рад такому повороту событий.
В назначенное время Солженицын пришел в дом-музей омского художника Кондратия Белова. Высок, сухопар, моложав для своих семидесяти пяти. Открыт и приветлив. Простая одежда. На плече - полевая командирская сумка. Такие были у офицеров-артиллеристов. Судя по потертой коже, он с ней не расставался.
После приветствий и чая мы уединились. Он достал пачку листков-четвертушек. И потом постоянно на них что-то записывал мелким, бисерным почерком, почти не поднимая головы, когда я начинал говорить. На мой немой вопрос по поводу листков ответил:
- Это привычка с тех времен. И бумагу экономишь, и прятать легче.
О чем мы говорили два с половиной часа? О нашей стране. О лагерях и зонах. Он спросил про Экибастузскую ТЭЦ, которую описал в "Иване Денисовиче". Я ответил, что она и сейчас стоит на месте бывшего огромного лагеря, рассчитанного на 70 тысяч человек. В их числе был и Александр Исаевич.
Я рассказывал ему, что работал в этих местах, пролетал над ними почти ежедневно. И теперь там уже ничего нет - ни бараков, ни могильных крестов. Остались только квадраты засыхающих посадок деревьев, прежде обрамляющих лагеря. А Солженицын, проехавший уже Дальний Восток и часть Сибири, признался, что поражен бескрайними территориями неухоженной земли. Говорил, что Россия всегда была сильна селом. Что моделью развития страны могло бы стать российское земство, наподобие реформ Александра Второго...
И все писал и писал на крохотных листках...
_Светлана Сибина
P.S. В день отъезда Солженицын встретился с красноярцами в забитом до отказа большом концертном зале филармонии. Вопросов было много. Кто-то спросил: "Как стать счастливым?" Писатель улыбнулся: "Кабы я знал!"