Многие поколения украинцев почитали за честь служить в русской армии

В 1638-1652 годах те из украинских казаков, кто не пожелал жить под властью польского короля-католика, переселились в Россию - на земли, получившие с тех пор название Слободской Украины (или Слобожанщины; ныне это территория Украины - районы Сум, Харькова, Ахтырки, Чугуева, Изюма).

В 1654-м подданными России стали и жители Гетманщины - примерно нынешних Черниговщины и Полтавщины.

С тех пор и началась служба украинцев в русской армии.

Из казаков в офицеры

Первые полтора века службу несло только казачье сословие, причем отдельно от "москалей", в рядах своих национальных полков. В 1765 году эти казачьи полки были переформированы в регулярные - сначала в гусарские, затем в легкоконные и карабинерные. Примерно с 1780-х годов украинцы стали служить и в русских частях - молодые дворяне и "козаки", избравшие карьеру офицера. И вот уже в 1799-м, в Итальянском и Швейцарском походах Суворова, в мушкетерском генерал-майора Милорадовича полку (так тогда назывался Апшеронский) проливают кровь майор Марченко, капитан Колодежный, подпоручик Корытко, храбро воюет поручик Шрамченко¹...

А уже в Отечественную войну 1812 года уроженцами украинских губерний были 29% офицеров русской армии².

Что же до солдат, то в 1794 году рекрутскую повинность - раньше ее несли лишь русские, белорусы и этносы Поволжья - распространили на крестьян и мещан только что присоединенной Правобережной Украины. А позже - и на крестьян, мещан и казаков Левобережной. С тех пор в каждой русской воинской части можно было найти солдата или матроса-украинца.

И вот уже 30 октября 1805 года, в сражении при Кремсе, одно французское знамя захватывает унтер-офицер Никитин, а другое - гренадер Солоенко. Оба из одной роты Московского мушкетерского полка. А среди тех, кто три недели спустя, в несчастном деле 20 ноября при Аустерлице, спасал от захвата врагом свои знамена, мы находим портупей-прапорщиков⁴ Нарвского мушкетерского Лысенко и Гавриленко. И умирающий от ран во французском плену унтер-офицер Азовского мушкетерского, бывший калужский мещанин Семен Старичков передает спасенное им знамя рядовому Бутырского мушкетерского Чайке - судя по "прiзвищу", уроженцу Киевской или Подольской губернии. "Рядовой Чайка, приняв оное с благоговением, сохранил при себе" - и передал потом освобожденному из плена подполковнику Михаилу Трескину⁵.

Да и одним из последних защитников Малахова кургана в последний день обороны Севастополя, 27 августа 1855 года, стал "глубокий малоросс - отменно бравый офицер" Модлинского резервного пехотного полка, уроженец Полтавщины майор Алексей Кованько. "Нехай меня сгубят, а жив не дамся!" - крикнул он окружившим его французам и пал, отбиваясь полусаблей³...

Флотский борщ по-украински

Образ военного из "хохлов" - будь то литературный герой Шельменко-денщик или герой реальный, севастопольский, квартирмейстер⁶ 30-го флотского экипажа Петр Кошка - стал неотъемлемой частью образа русской армии и флота.

После замены в 1874 году рекрутской повинности всеобщей воинской украинцы отбывали срочную службу в основном на Украине. То есть в частях Киевского и Одесского военных округов - в начале ХХ века от 70 до 100% нижних чинов там составляли "малороссы". Именно поэтому как минимум 50% русских солдат, освободивших в русско-турецкую войну 1877-1878 годов Болгарию, были украинцами⁷.

Но служили они также и в Петербурге и его окрестностях - в гвардии.

Волыняки - и в Средней Азии, в саперах.

Харьковские - и в Грузии: в гренадерах, в стрелках.

Киевские, полтавские и черниговские - и в Польше, в варшавской гвардии, где они составляли большинство солдат - как и в стоявших соответственно в Петербурге и Москве лейб-гвардии Гренадерском и 12-м гренадерском Астраханском полках (в тот и другой подбирали высоких смуглых брюнетов, а таких проще было найти среди украинцев.)

Традиционно, еще с XVIII века, высок был процент украинцев в кавалерии: среди "малороссиян" было много казаков - как тот Левко из гоголевской "Майской ночи".

Украинцы составляли основную массу матросов Черноморского флота (лишь уроженцев Волынской губернии посылали на Балтийский).

Артельщики, кашевары и коки-украинцы познакомили русскую армию и флот с таким блюдом, как борщ. С 1896 года вице-адмирал Степан Макаров внедрял "черноморский способ варки щей" (ведь черноморские "всегда славились своим прекрасным вкусом"!) и в Балтийском флоте - так окончательно и сложился рецепт флотского борща (правда, на первых порах помидоры в нем пришлись "не по вкусу" матросам из "северных губерний"...)⁸ Для солдат в начале ХХ века борщ варили уже и в Петербурге - и в лейб-гвардии Семеновском полку, и в лейб-гвардии Финляндском...

А русские юнкера Чугуевского пехотного юнкерского училища пели, вместе с украинскими, запорожскую "Ой, на горi та женцi жнуть" - в Чугуевском это была основная строевая песня.

"Прекрасный воинский матерьял"

Солдаты из украинских хлеборобов (крестьян и казаков) получались превосходные. Притом что рождались они отнюдь не солдатами. Те же призывники с Волыни еще в 1890-х годах были малорослы и не слишком крепки физически, а ум их (как отмечали еще в 1830-х) - "тяжел". Зато - "основателен"! А главное, они были хороши "в нравственном отношении" - и потому "усердны в обучении"⁹.

Призывников из Черниговской и Подольской губерний характеризовали как "тяжелых и ленивых". Но - "понятливых" и опять-таки "нравственных"¹⁰! То есть готовых выполнять долг солдата - учиться военному делу.

Эта "добро-настроенность" и помогала им преодолевать лень - а за 3-5 лет службы и вовсе от нее избавляться! Когда при мобилизации 1914 года в 46-й пехотный Днепровский полк прибыли 30-32-летние запасные (то есть уже отслужившие срочную) из Проскуровского и Летичевского уездов Подольской губернии, командир 1-й роты капитан Михаил Башков просто поразился "таким молодцам" - "которые так быстро и охотно и довольно основательно все требуемое от них усваивали и проделывали". Ни одного нарушения дисциплины¹¹!

"Очень хороши" оказывались и пополнявшиеся черниговскими 175-й пехотный Батуринский и 176-й пехотный Переволоченский полки (другие два полка той же 44-й пехотной дивизии - комплектовавшиеся курскими - "много слабее")¹².

Из всех, кого призывали во 2-й Кавказский стрелковый - грузин, армян, поляков, уроженцев Воронежской, Ставропольской, Полтавской и Харьковской губерний, иногородних из областей Войска Донского и Кубанской, - офицеры предпочитали иметь дело со ставропольскими, кубанскими, харьковскими и полтавскими¹³. Призывники-"малороссы" из Екатеринославской, Херсонской и Таврической губерний, писал бывший подпоручик 15-й артиллерийской бригады Евгений Месснер, "были прекрасным воинским матерьялом, как воск мягким в руках хороших воспитателей офицеров и унтер-офицеров"¹⁴.

А вот воспоминания бывшего поручика 18-й конно-артиллерийской батареи Александра фон Корвин-Вирзбицкого о состязаниях по джигитовке в 11-й кавалерийской дивизии в 1910 году:

"Конь споткнулся и вместе с всадником свалился... солдат остался лежать. Подбегаю - Литовченко, убился?

- Что убылся, Ваше Благородие, конно-артиллерийскую честь замарал..."¹⁵

У него была сломана ключица...

Уроки русского языка

Важный момент: селяне-украинцы не владели "росiйською мовою". Примечателен рассказ будущего ученого Владимира Вернадского о его разговоре с отставным "унтером" в 1855 году. "Он гордился, что он, хохол, достиг унтер-офицерского [звания]; нам, говорит он, труднее, так как не все понимаем"¹⁶. Но основательность, добросовестность и понятливость помогали украинцам становиться и отличными унтер-офицерами. Михаилу Де-Лазари навсегда запомнились фейерверкеры¹⁷, с которыми он, поручик 5-й батареи 34-й артиллерийской бригады, разведывал 10 августа 1914-го цели под Тарнополем. Вот, наконец, цель обнаружена.

"- Соболь!"

Фейерверкер Соболь подбегает к офицеру и "вытягивается" перед ним. Получает приказание. Четко повторяет его. И скачет полевым галопом в батарею.

"- Поливода!"

Фейерверкер Поливода подбегает, вытягивается. Получает приказание. "Так что выберу закрытую позицию влево от дороги и обозначу фланги флагами. Направление огня на запад, Ваше Б[лагород]ие!", - отчетливо повторил приказание лихой хохол и побежал в балочку"¹⁸...

"Унтера" из "хохлов" были настойчивы и в обучении солдат. "Да ты не бойся! Смотри, как я делаю, - кричит [старший унтер-офицер 128-го пехотного Старооскольского полка. - Авт.] Чернуха, в десятый раз прыгая через кобылу и кружась на турнике, перед грузином Махарадзе". "И на смотру месяцев через пять Махарадзе показывал "класс" по прыжкам через кобылу"¹⁹!

"Я убежден, что те, которых я учил, - настаивал в апреле 1940 года командарм 1 ранга Григорий Кулик - бывший старший фейерверкер 9-й артиллерийской бригады, - до самого гроба будут помнить, как я их учил"²⁰...

Свои среди своих

Официально до 1917 года считалось, что великороссы, малороссы и белорусы суть три ветви одного, русского народа. Тем не менее различие между собой и русскими украинцы - пусть даже они называли себя еще не украинцами, а "хохлами", "малороссами", "малороссиянами" - отчетливо осознавали²¹.

Но - не ставили это (за исключением части интеллигенции) во главу угла.

Главным, что определяло до 1917-го самосознание большинства российско-подданных украинцев, была принадлежность их к "Росiйсько державi". Не к "Росii" (для многих украинцев это слово означало землю, где живут русские), но к Российскому государству.

Эту песню не сочинило начальство, ее сложили в конце XIX века матросы Черноморского флота.

Служивший в 1914 году фельдфебелем в 127-м пехотном Путивльском полку Михаил Грицюк настаивал, что после мобилизации "качество полка не понизилось, а наоборот, как бы повысилось во всех отношениях благодаря всеобщему подъему патриотич[еских] чувств"²³. Но кем были в 1914-м солдаты-путивльцы? В основном украинцами из Новоград-Волынского и Овручского уездов Волынской губернии (были и из Киевской). Мобилизованные все были овручскими...

Украинские селяне проявляли себя патриотами России.

Почему же им не тянуться в своей армии?

Не говорю уже о кадровых офицерах из украинцев, которые к 1917 году по большей части осознавали себя русскими (тем паче что с детства говорили на русском языке)²⁴.

Последняя осень 1916-го

Разумеется, для крестьян держава ассоциировалась прежде всего с монархом.

сочинил, отправляясь в 1900 году из Одессы на войну с Китаем, бомбардир-наводчик²⁶ 2-й батареи 4-го стрелкового артиллерийского дивизиона Марк Волк.

"А вот, - описывал быт своих солдат полковник лейб-гвардии Павловского полка Алексей Редькин, - сундучок Бондаренко: по зеленому полю расписаны цветы и листья, замочек тихий, без звона, на внутренней стороне" - целая "картинная галерея - открытки: Куинджи, Левитана, "Украинская ночь" - речонка и отара овец на берегу, "Малороссийская хата", вся в подсолнухах и маках. Парубок с дивчиной, словом, все то, что так дорого его хохлацкому сердцу".

И тут же - "портрет Государя или всей Царской Семьи"²⁷...

"Грустно становится, когда вспоминаешь гибель этих рослых, хорошо выправленных молодых солдат, преданных Государю, своим начальникам и любящим полк", - писал полковник лейб-гвардии Волынского полка Михаил Колюбакин о прибывших в конце 1915-го "прекрасных" новобранцах из "малороссийских губерний"²⁸.

Почти все они пали летом и осенью 1916-го на Волыни при попытках развить успех Брусиловского прорыва.

До февраля 1917-го не дожили и почти все младшие офицеры, служившие к 1914-му в 176-м пехотном Переволоченском полку - на 75% украинцы. "Прекрасный состав, - вспоминал их однополчанин генерал-майор Иосиф Пожарский, - огромнейший порыв"! Такой, что подчас "зарывались и бесполезно гибли"²⁹ - но зарывались, желая защитить Российскую державу.

<sup>1. Богуславский Л. История Апшеронского полка. 1700-1892. Т. I. СПб., 1892. С. 240, 265, 268.
2. Вiйськова слава Укра [ни XVIII - поч. ХХ сторiччя за матерiалами приватно колекцi родини Шереметь -вих. Ки в, 2007. С. 41.]
3. Записки Петра Кононовича Менькова. В 3 т. Т. I. Дунай и немцы (Восточный вопрос 1853 - 1855 г.). СПб., 1898. С. 415.
4. Унтер-офицеры из дворян, занимавшие офицерскую должность.
5. М.И. Кутузов. Сборник документов. Т. II. М., 1951. С. 179-180, 260.
6. Младший унтер-офицер во флоте.
7. Вiйськова слава Укра [ни XVIII - поч. ХХ сторiччя... С. 78, 83.]
8. С.О. Макаров. Документы. Т. II. М., 1960. С. 474-475.
9. Свод военных постановлений. Ч. III. Кн. I. СПб., 1838. Прилож. С. 64-67; Ботт А. Материалы для истории службы и деятельности туркестанских сапер за 25 лет (1866 - 1891 г.). СПб., 1897. С. 183-184.
10. Чарнецкий С.Е. История 179-го пехотного Усть-Двинского полка. 1711 - 1811 - 1911 гг. СПб., 1911. С. 186.
11. ГАРФ. Ф. Р-5956. Оп. 1. Д. 36. Л. 2, 13 об.
12. Там же. Д. 51. Л. 25.
13. Там же. Д. 29. Л. 8.
14. Там же. Д. 70. Л. 1.
15. Корвин-Вирзбицкий А., фон. Из воспоминаний конника // Военная Быль (Париж). 1957. Июль. N 25. С. 23.
16. "Богатый край с бедным населением". Из рукописного наследия раннего В.И. Вернадского // Источник. Документы русской истории. 2001. N 4 (52). С. 41.
17. Унтер-офицеры артиллерии.
18. ГАРФ. Ф. Р-5956. Оп. 1. Д. 43. Л. 5 об., 5а.
19. Шапошников П. Офицеры, солдаты... Скромный памятник Маленьким людям кровью венчанной пехоты Российской // Военная Быль (Париж). 1965. Январь. N 71. С. 13.
20. Зимняя война 1939-1940. Кн. 2. И.В. Сталин и финская кампания. (Стенограмма совещания при ЦК ВКП(б)). М., 1998. С. 259.
21. См., напр.: "Богатый край с бедным населением". С. 41.
22. Косинский 1-й[ Ф.М.] Песни русского матроса. СПб., 1903. С. 41-42.
23. ГАРФ. Ф. Р-5956. Оп. 1. Д. 45. Л. 23.
24. Вiйськова слава Укра [ни XVIII - поч. ХХ сторiччя... С. 56.]
25. Солдатская памятка 2-й батареи 4-го Стрелкового артиллерийского дивизиона. 1892 г. - 1908 г. Одесса, 1908. С. 55.
26. Бомбардир - ефрейтор в артиллерии.
27. Редькин А. Солдатский сундучок // Военная Быль (Париж). 1963. Апрель. N 59. С. 18.
28. Колюбакин М.А. Воспоминания о действиях 4-го батальона на р. Стоходе. (Июль 1916 г.) // Вестник Волынца (Белград). 16.VIII.1930. N 4. С. 12.
29. ГАРФ. Ф. Р-5956. Оп. 1. Д. 51. Л. 25, 25 об.</sup>