Почему обычный чиновник, человек свиты удостоился чести быть увековеченным на полотне?
Консультант Репина
Любимов, служивший в Государственной канцелярии (то есть канцелярии Государственного совета), обладал несомненным литературным даром и бесспорным светским тактом. Ему и поручили написать краткий очерк истории Государственного совета. Роскошно изданный том был поднесен Николаю II. Царь остался доволен - и пожаловал автору звание камергера Высочайшего двора, промолвив: "Поздравляю вас, вы, как Пушкин, получили придворное звание за литературные труды!"1
Не остался в долгу и Репин, которого консультировал Любимов: "в благодарность за сотрудничество"2 он запечатлел чиновника на "Торжественном заседании", фактически даровав патент на бессмертие. А тот в свою очередь отблагодарил художника, оставив воспоминания о работе Репина над знаменитой картиной:
"На ней постепенно, в течение почти года стал появляться рисунок. Обстановка и люди стали оживляться: сперва контуры, драпировки, столы, затем мундиры, наконец, лица.
Великий князь (Михаил Николаевич, сын Николая I и младший брат Александра II. - Авт.), председатель, следивший за появлением рисунков, сказал Репину: изумительно, под вашей волшебной кистью, как бы из ничего, рождается целый мир; да это совсем как в Книге Бытия...
У всех, бывших на юбилейном заседании, получилось впечатление, что вся обстановка заседания каким-то чудом отразилась в гигантском зеркале, запечатлелась в нем и навсегда застыла. Так жизненны были лица, так характерны позы, так точно была воспроизведена окружающая обстановка" 3 .
Любимов запомнил и сохранил для потомства множество драгоценных подробностей. Но этим его заслуги перед отечественной культурой не исчерпываются.
Сценарист Куприна
Добрый приятель Александра Куприна, с которым находился в отдаленном родстве, камергер Любимов подарил писателю сюжеты для "Гранатового браслета" (1911), "Встречи" (1925), "Тени императора" (1928)4 . Не удивительно, что в одном из рассказов писатель дал яркую характеристику Дмитрия Николаевича: "Он был (впрочем, и остался) самым очаровательным собеседником и самым прелестным рассказчиком изо всех, кого я слушал в жизни. В нем совмещались такт и вежливость, а это не всегда случается. Он был любезен, внимателен и добр, и никогда он не обнадеживал понапрасну и не обещал более того, что может" 5 .
Не правда ли, становится еще понятнее, отчего именно Любимову начальство поручило сопровождать Репина во время работы над эпическим полотном?
При этом Любимов отнюдь не довольствовался ролью человека свиты. При пяти последовательно сменявшихся министрах внутренних дел он управлял канцелярией МВД, шесть лет (1906 - 1912) занимал губернаторский пост в Вильно. Куприн с восторгом пишет об административных талантах друга:
"Поистине: усидеть столько времени на столь шатком и валком месте мог только государственный муж, обладающий одновременно мудростью змия, кротостью агнца, силою слона и мужеством льва. С изумлением и радостью мы убедились, что за все время, пока губернаторствовал Л., в литовской сатрапии не было слышно ни о погромах, ни о карательных экспедициях, ни о покушениях, ни о вооруженных усмирениях. Литва была каким-то тихим островом среди колыхающегося мертвой зыбью всероссийского моря"6 .
По словам Куприна, он "не имел за своей спиной никакой сильной подпоры, сделав свою карьеру исключительно трудолюбием, умом, знанием и выдержанным характером"7 . Любимову были присущи воистину молчалинские таланты - "умеренность и аккуратность", - помогавшие ему делать карьеру8 . Но если (вспомним Грибоедова) молчалинская деловитость была поводом для насмешек в чиновничьем мире Москвы, то дарования Любимова сразу получили достойную оценку в кругу высшей бюрократии.
Почему?
Последователь Молчалина
Мой герой с легкой иронией взирал на то, как МВД собирает сведения о лицах "несоответствующего видам правительства образа мыслей" 9 . Но баловню судьбы прощали даже его всем известный юмор. Причину очень точно объяснил Лев Дмитриевич Любимов, сын мемуариста:
"Но юмор этот, ирония его, часто направленная против порядков, в поддержании которых он сам участвовал, уживались лишь в условиях того мира, где дед мой завоевал прочное положение и куда отец вступил уже твердой ногой. Вне этого мира, который подлинно стал для него родной стихией, где знал он чуть ли не каждого и чуть ли не каждый знал его самого, сама жизнь как бы теряла для него всякий смысл" (Курсив мой. - Авт.)10 .
Вот почему никому из современников не приходило в голову соотнести Любимова с Молчалиным, хотя такое сопоставление кажется очевидным. Лишь один из его сослуживцев, сын генерал-фельдмаршала Владимир Иосифович Гурко, также увековеченный Репиным, неодобрительно отметил присущее Дмитрию Николаевичу "циничное по откровенности стремление проложить себе путь к "степеням известным" ...Природная любезность и готовность всякому помочь, всем услужить подкупали решительно всех, с кем он имел дело. ...Он с милой улыбкой заявлял, что ему лишь бы попасть к начальству и поговорить с ним полчаса, чтобы обеспечить дальнейшее к себе благоволение" 11 .
Любимов родился в пореформенной России. Его детство, отрочество и юность совпали со временем решительного разрыва "молодой России" с недавним имперским прошлым отцов. Распалась связь времен. Нигилизм царил в еще не сформировавшихся умах, и дети отвергали "преступное и позорное" прошлое отцов, не желая иметь с ним ничего общего. История развивалась по спирали. Так уже было в прошлом, в Золотой век русской культуры, когда Чацкий бесповоротно порвал с миром Фамусовых, Скалозубов, Репетиловых...
Лишь один герой "Горя от ума", Молчалин, не стеснялся декларировать укорененность в прошлом и желание жить по заветам отца:
Мне завещал отец:
Во-первых, угождать всем людям без изъятья;
Хозяину, где доведется жить,
Начальнику, с кем буду я служить,
Слуге его, который чистит платья,
Швейцару, дворнику, для избежанья зла,
Собаке дворника, чтоб ласкова была.
Пушкинская эпоха была чужда умеренности во всех ее проявлениях. Еще 20 августа 1820 года, то есть за четыре года до того, как Грибоедов завершил свою комедию, князь Вяземский четко сформулировал основную стилевую тенденцию эпохи: "Наполеон приучил людей к исполинским явлениям, к решительным и всеразрешающим последствиям. "Все или ничего" - вот девиз настоящего. Умеренность - не нашего поля ягода" 12 .
Воспитанная еще на школьной скамье и укорененная в нашей системе ценностей стойкая неприязнь к деловому чиновнику Молчалину с его "умеренностью и аккуратностью", сформировавшаяся уже у первых читателей "Горя от ума", очень сильно исказила наше восприятие хода Истории. Такова была устойчивая, почти что двухвековая традиция: русское образованное общество сопереживало всем "лишним людям", произносящим обличительные монологи, и с негодованием взирало на бессловесного Молчалина.
Быть может, если бы всегда и всем недовольная русская интеллигенция не брала пример с Чацкого, а пошла вслед за Молчалиным, если бы чиновников, подобных Любимову, было на порядок больше, может, не случилось бы Русской смуты?
Антипод Хлестакова
В кругу либеральной интеллигенции Дмитрий Николаевич никогда не скрывал собственных взглядов: "...я монархист не только по службе, но и по убеждениям, и по традициям моих предков! Скажу даже, если хотите, - левый, либеральный монархист, в духе, скажем, сподвижников реформ Александра II" 13 .
Он принадлежал к едва ли не последнему дворянскому поколению, искренне поэтизировавшему, даже "обожавшему", саму личность монарха. "Время ли наступило другое, обстановка ли сложилась иная, были ли другие причины, но вся эта поэзия царства постепенно бледнела и уходила куда-то... В 1917-м ее уже не было" 14 .
С явным сочувствием Любимов цитирует слова своего патрона - министра внутренних дел Вячеслава Константиновича Плеве (1846 - 1904), убитого эсером Егором Созоновым:
"Я много раз от него слышал, что та часть нашей общественности, в общежитии именуемая интеллигенцией, имеет одну, преимущественно ей присущую особенность: она принципиально, и притом восторженно воспринимает всякую идею, всякий факт, даже слух, направленные к дискредитированию государственной власти, - ко всему остальному в жизни страны она индифферентна" 15 .
Судя по всему, управляющий канцелярией Плеве разделял взгляды своего шефа.
"Революция у нас будет искусственная, необдуманно сделанная так называемыми образованными классами, общественными элементами, интеллигенцией. У них цель одна: свергнуть правительство, чтобы самим сесть на его место, хотя бы только в виде конституционного правительства. У царского правительства, что ни говори, есть опытность, традиции, привычка управлять. Заметьте, что все наши самые полезные, самые либеральные реформы сделаны исключительно правительственной властью, по ее почину, обыкновенно даже при несочувствии общества" 16 .
Разумеется, "либеральному монархисту" Любимову было не по пути с русской либеральной интеллигенцией. Он был убежден, что даже самые отъявленные "городничие" лучше "хлестаковых". И прекрасно осознавал ценность своих жизненных наблюдений для Истории:
"...Я был близок к центру власти и мог наблюдать события не со стороны, как большинство, а, так сказать, изнутри. ...Я видел на местах результаты и последствия смуты. ...Время это еще ждет своего беспристрастного историка. Поэтому каждое свидетельство очевидца важно для его освещения" 17 .
P.S. 22 июня 1941 года Любимов находился в Париже, в эмиграции. Узнав, что немцы напали на Россию, экс-сенатор зарыдал. "Он стоял в дверях и судорожно крестился, повторяя сквозь слезы:
- Господи! Господи! Спаси Россию!
...Накипи многолетних эмигрантских расчетов в нем уже не было никакой. В этот час он помнил только одно: он русский" 18 .
1. Любимов Л.Д. На чужбине. М.: Советский писатель, 1963. С. 15.
2. Любимов Д.Н. Русское смутное время. М.: Кучково поле, 2018. С. 5. Слова Льва Любимова - сына мемуариста.
3. 3 декабря 1930 года. Государственный совет в изображении Репина (Из далекого прошлого) // Любимов Д.Н. Русское смутное время. С. 409, 411.
4. Прославленный "Гранатовый браслет" основан на реальных событиях из жизни четы Любимовых. Мелкий чиновник весьма навязчиво преследовал своими письмами красавицу, вскоре ставшую женой Дмитрия Николаевича, а однажды даже прислал ей в подарок гранатовый браслет, который был возвращен Любимовым прежнему владельцу. Лишь после этого назойливые ухаживания прекратились, а сам чиновник навсегда исчез из жизни Любимовых. Его самоубийство - это плод авторской фантазии Куприна.
5. Куприн А.И. Встреча // http://kuprin-lit.ru/kuprin/proza/vstrecha.htm
6. Куприн А.И. Встреча // http://kuprin-lit.ru/kuprin/proza/vstrecha.htm
7. Куприн А.И. Встреча // http://kuprin-lit.ru/kuprin/proza/vstrecha.htm
8. Любимов Л.Д. На чужбине. С. 15.
9. Любимов Д.Н. Русское смутное время. С. 31, 47. Министр Плеве нелицеприятно отзывался об этих патентованных фрондерах: "История повторяется: это те же ничему не научившиеся, ничего не забывшие, наши старые бояре Смутного времени, которые затеяли 300 лет тому назад великую смуту, от которой прежде всего и более всего пострадало само боярство" (Там же. С. 251).
10. Любимов Л.Д. На чужбине. С. 18.
11. Гурко В.И. Черты и силуэты прошлого: Правительство и общественность в царствование Николая II в изображении современника. М.: НЛО, 2000. С. 234-235.
12. Остафьевский архив князей Вяземских. Т. II. Переписка князя П.А. Вяземского с А.И. Тургеневым. 1820-1823. СПб. 1899. С. 50.
13. Куприн А.И. Встреча // http://kuprin-lit.ru/kuprin/proza/vstrecha.htm
14. Любимов Д.Н. Русское смутное время. С. 112.
15. Там же. С. 65.
16. Там же. С. 78-79.
17. Там же. С. 35.
18. Там же. С. 30.