Полпредство сообщает...
В результате Большого террора полпредство (как и вся советская дипломатия) понесло тяжелые потери. В ноябре 1940 г. на пост полпреда заступил В.Г. Деканозов, который не был профессиональным дипломатом. Прежде он занимал высокие посты в органах госбезопасности, входил в ближайшее окружение Л.П. Берии и был причастен к осуществлению репрессий. В то же время, находясь в Берлине, новый глава дипломатического представительства во многом трезво оценивал ситуацию, отдавая себе отчет в угрозе, надвигавшейся на Советский Союз. Это, в частности, отмечалось российским исследователем архивистом В.В. Соколовым1.
Задача, стоявшая перед полпредом, осложнялась позицией И.В. Сталина, убежденного, что война начнется не раньше 1942 г., и не желавшего принимать сообщения вразрез этому мнению. Тем не менее полпред регулярно направлял в Центр тревожные сообщения о приближавшейся катастрофе. Приведем лишь одну короткую цитату из пространного письма Народному комиссару иностранных дел В.М. Молотову от 4 июня 1941 г.:
"Немцы по-прежнему продолжают идеологическую и фактическую подготовку войны против СССР"2.
Но гораздо менее известный даже специалистам документ Деканозов отправил в Москву еще в мае 1941 г. По просьбе полпредства проживавший в Варшаве советский гражданин Мариус (Мариуш) Леопольдович Бранзбург подготовил записку о ситуации в польской столице, занятой нацистами. Читать ее тяжело - наблюдения автора страшны, прогнозы однозначны: город живет близкой войной...
Кто он, Мариус Бранзбург?
От адвоката до бухгалтера
По замечанию полпреда, это был человек "неопределенной профессии": адвокат, но окончил консерваторию и работал бухгалтером.
В довоенной варшавской адресной книге и справочниках, изданных в годы оккупации, упоминается Мариуш Бранзбург, родившийся 20 октября 1897 г. и являвшийся директором пуговичной фабрики. Мог ли он быть тем самым смельчаком, который поддерживал контакты с полпредством и к тому же имел советское гражданство? Как говорится, чего только на свете не бывает. Не исключено, что оккупационные власти директором фабрики назначили немца, а Мариуша оставили бухгалтером.
Что касается советского гражданства, то в 1920-1930-е г. его нередко принимали бывшие подданные Российской империи, не слишком довольные жизнью на чужбине. Тем более что Мариуш, по всей видимости, был евреем, к которым в довоенной Польше отношение было, мягко говоря, не самое благожелательное; особенно учитывая заигрывания официальной Варшавы с гитлеровцами.
В краткий период сближения Москвы и Берлина после заключения договора о ненападении (23 августа 1939 г.) советский паспорт предоставлял Бранзбургу определенные преимущества, элементы правовой защищенности, но с началом гитлеровской агрессии против СССР это обстоятельство наверняка стало отягчающим.
Сохранился послевоенный документ 1947 г. с перечнем "всех граждан союзных государств и других иностранцев, немецких евреев и лиц без гражданства, утративших место жительства". Из этого документа можно заключить, что в период с 7 января по 30 апреля 1944 г. Бранзбург находился в концлагере в Вюльцбурге или работал на производстве по обработке мрамора в Вайсенбурге.
Какой была его дальнейшая участь? Может быть, публикация "Родины" позволит получить на это ответ...
Записка Бранзбурга - яркое историческое свидетельство, "непричесанное" описание жизни крупного европейского города, разрушенного, униженного и разграбленного последователями нацистской расовой теории. Бранзбург показал себя внимательным наблюдателем и аналитиком, зафиксировавшим существенные детали разворачивавшихся событий.
Изложенные им факты говорили за себя. У любого, прочитавшего документ, вывод напрашивался единственный: Германия завершает подготовку войны против СССР.
15 страниц обжигающей правды
Записка Бранзбурга весьма объемна (15 печатных страниц), но читается на одном дыхании. В ней нет ничего необязательного, лишнего. Все сжато, четко, ёмко. Кажущаяся бесстрастность изложения только усиливает эмоциональный эффект. Документ воспринимается как суровое предупреждение - и о неминуемом нападении гитлеровцев на СССР, и обо всех "прелестях" будущего оккупационного режима на советской территории.
Мы не знаем, сам ли Бранзбург передавал рукопись советскому дипломату или разведчику либо через знакомых в Варшаве, Берлине, другом городе. Но риск был огромным. Сотрудник полпредства отделался бы в худшем случае статусом persona non grata и высылкой из Германии. А вот другого участника передачи отправили бы без разговоров в гестапо.
Судя по всему, изначально Бранзбург писал от руки, а в нашем распоряжении имеется текст, перепечатанный машинисткой или другим сотрудником полпредства. Делаем эту оговорку, учитывая, что текст пестрит ошибками, которые профессиональная машинистка вряд ли бы допустила. Возможно, принимая во внимание секретность документа, его перепечатывал заведующий шифровальным отделом или его подчиненный - не слишком грамотный или старательный. Но эти огрехи, конечно, не заслоняют стратегической важности документа, оказавшегося в распоряжении полпредства за считаные недели до начала войны.
Направляя записку в Москву, Деканозов не захотел снабдить ее комментариями и оценками (короткая преамбула не в счет). Не решился напрямую напоминать об угрозе германской агрессии? Понадеялся, что в Центре сами поймут, что к чему? Ведь казалось, одного этого свидетельства должно быть достаточно, чтобы забить тревогу, окончательно забыть о "дружбе" с фюрером и бросить все силы на подготовку к отражению врага...
Документ Бранзбурга разметили лишь руководству НКИД: В.М. Молотову, первому заместителю наркома иностранных дел А.Я. Вышинскому и заместителю наркома иностранных дел С.А. Лозовскому. Показал ли его нарком Сталину? Маловероятно. Зачем навлекать на себя гнев "Хозяина", который всех предупреждавших о нападении Германии записывал в ряды дезинформаторов, а значит, неблагонадежных.
Так или иначе, прозвучавшее предупреждение не услышали. Не первый и не последний раз в предвоенные месяцы. Записка Мариуса Бранзбурга вошла в Историю как часть нашего прошлого, которое, дай бог, не повторится. И как напоминание о людях, которые пытались предотвратить катастрофу лета 1941 г.
Ранее не публиковавшийся документ хранится в Архиве внешней политики Российской Федерации МИД России и предлагается вниманию читателей "Родины" с незначительными сокращениями3.
Варшава в апреле 1941 года
Записка Мариуса Бранзбурга, переданная в Москву советским полпредством*
N 388 Секретно
26 мая 1941 г. От т. Деканозова
Настоящая записка составлена по н/предложению одним из проживающих в Варшаве советских граждан Мариусом Леопольдовичем БРАНЗБУРГ. Бранзбург - лицо неопределенной профессии: он - адвокат, окончил консерваторию, а сейчас работает бухгалтером. Живет вне гетто. В гетто проживают родители его жены.
Приводим его записку так, как она написана автором.
Паника
Полуразрушенная Варшава представляет собой довольно удивительное зрелище, несмотря на то, что в военных условиях огромные транспорты солдат, автомобилей, пушек, летчиков и низко летающих самолетов никого не должны удивлять. Слухи ползут по городу, населением овладела паника, и люди, которые еще не забыли ужасов бомбардировки в сентябре 1939 г., опять начинают волноваться.
А тут, как гром среди ясного неба, распоряжения помощника Варшавского губернатора о проведении затемнения и приготовлении бомбоубежищ, начиная с 9 мая. Спешно заклеивают окна черной бумагой, в погребах ставят стулья и лавки, на крышах приготовлены лопаты и песок. Паника овладевает всеми слоями населения, ибо войска идут без перерыва, днем и ночью, за Вислу, на восток и на юг, на Малкинию4 и Перемышль. Грохочут танки, проходит моторизованная артиллерия, через мосты и специальные улицы, которые предназначены только для движения войск. Все в один голос заявляют, что немцы готовятся напасть на Советский Союз, оторвать Украину (до Владикавказа) и Белоруссию до границ Московской области.
Немецкие "украинцы и белорусы" организуются, хвастаются, что уже в кармане заготовлены назначения на разные посты в разных городах, которые "будут быстро завоеваны" немцами (здесь и далее выделено "Родиной"). "Вир геен геген Иран"5 смеются немецкие солдаты штоструппен6. "Вир верден айне Мустер-Гетто ин Москау махен"7, говорят со злобой вчерашние поляки, а сегодня уже вольксдейтшеры8, занимающиеся грабежом и спекуляциями.
Хотя ходить по городу можно до 11 час. вечера, люди с наступлением темноты прячутся в нетопленные квартиры, где при тусклом электрическом освещении шепотом обмениваются впечатлениями и... ждут новые бомбардировки.
Советские граждане находятся на "подозрении". Телефоны обслушиваются9 и прерываются, некоторых приглашают в одно немилое учреждение, у других делают обыски.
Желающие выехать в Советский Союз находятся на особом учете и поэтому боятся переписываться с совучреждениями в Германии и писать своим родственникам в СССР.
Целые деревни выселяются и занимаются войсками, строящими казармы, посадочные площадки, площадки для зенитных орудий; половина дач под Варшавой занята войсками; в самом городе из частных домов выселяются квартиронаниматели и школы заселяются военными отрядами. Таким образом, войско не живет в казармах и бараках, а вместе с гражданским населением, чтобы не создавать так называемых "военных объектов".
Ездить по Генеральной губернии10, в особенности на юг или на восток, без разрешения полиции нельзя. Поэтому купцы совсем в Варшаву не приезжают и не привозят продукты.
Продукты, которые ввозятся по проселочным дорогам крестьянами или "мешочниками" реквизируются по дороге воинскими частями, улучшающими таким образом свое пропитание.
Молодежь из школ вывозится на работы в Германию, интеллигенция арестовывается в массовых облавах или по проскрипционным спискам и высылается в Аушвиц, где сидит уже 7 тыс. человек (многие уже сожжены в крематориях).
Ежедневно в польской газете, издаваемой немцами, можно найти с десяток объявлений о смерти (без похорон), из которых по их стилю можно сразу понять, что эти люди или были уничтожены или замучены в Аушвице или Матхаузене под Веной.
Все больше и больше женщин в трауре, на их желтых измученных лицах написана вся история немецкой оккупации.
И только огромные толпища подвыпивших солдат и проституток в несметном количестве свидетельствуют о том, кому в бывшей Польше хорошо.
Панический страх и панический ужас - вот общее настроение психически и физически мальтретированных11 людей - туземцев, белых, негров12.
Экономическое положение
Все сырье и все орудия производства находятся на учете в соответствующих немецких административно-хозяйственных учреждениях. Существуют только те производства, которые могут работать на армию или производить "эрзац" предметы первой необходимости. В связи с этим наблюдается огромная безработица, в особенности среди работников умственного труда, которые берутся за торговлю, возят на велосипедных повозках пассажиров и т.д. <....>
...заработки, в особенности у многосемейных рабочих, позволяют вести только полуголодное существование, так как в связи с дезорганизацией довоза13 цены на продукты питания возросли до неслыханных размеров. Такие продукты, как масло, сало, мясо, являются уже предметами роскоши, совершенно недоступными для рабочего; в последнее время даже хлеб и картофель тоже делаются предметами роскоши.
Чаю и кофе (настоящего) в продаже вообще нет, и население изготовляет себе эти продукты из ячменя и сушеной моркови. <....>
Нужно заметить, что немецкое управление сельским хозяйством большое внимание обращает на рационализацию хозяйства, но делается это не в интересах самого крестьянства, а своих собственных, т.е. чтобы как можно больше продуктов из такого имения получить на нужды армии и огромной армии всяких чиновников и привилегированных немецких организаций.
Индивидуальные хозяйства поддерживаются только в районах Люблинском, Радомском, Краковском, т.е. в местностях, граничащих с Советским Союзом и населенных украинцами и русинами, а также горцами из Прикарпатской Руси.
Эти наспех приготовленные "украинцы" должны быть использованы в качестве наступающей гражданской армии. Им привозятся свиньи из Дании, коровы из Дании и Голландии, их снабжают с/х орудиями, семенами на началах широкого кредита и с/х кооперации.
Польское же крестьянство ничего не получает, несет все тяготы налогов и обслуживания живым инвентарем и, естественно, хиреет, чахнет и гибнет, тем более что крестьянская молодежь почти целиком сидит или в лагерях военнопленных или на тяжелых работах внутри Германии.
Католическая церковь преследуется, но зато православная автокефальная церковь лелеется, осыпается золотом, костелы переделываются в церкви, а все для того, чтобы украинское население могло сказать, какие ж, мол, немцы хороший народ и какой антибольшевистский.
Достаточно заметить, что наряду с польской полицией организована полиция украинская, пользующаяся такими же привилегиями и пайком, как и немецкая. Даже охрана производств рекрутируется из украинцев, сплошь да рядом организуются украинские и белорусские комитеты, члены которых пользуются такими же правами, как и немцы, т.е. работают в администрации немецкой и руководят производствами в качестве комиссаров (недвижимости), предприятиями, крупными имениями и т.д. Ничего удивительного, что неустойчивый элемент во всех слоях населения... старается записаться в украинцы. "Цыпленки тоже хочут жить".
Таким образом, экономика целой Генеральной губернии подчинена исключительно целям войны и содержанию херренвольке14, а также внешнеполитическим целеустремлениям, направленным против интересов рабочего класса и крестьянства в целом и в конечном итоге или даже одновременно против интересов Советского Союза.
Настроения населения города
Все население в целом ненавидит немецкую оккупацию и всеми силами старается распоряжения властей саботировать и вредить, где только можно. По рассказам различных людей в самой Варшаве 32 нелегальных антинемецких газеты, издаваемых во многих тысячах экземпляров и печатаемых в типографиях. Газеты эти молниеносно распространяются просто романтическим путем: их можно внезапно найти у себя в кармане, на письменном столе, в магазинах, в учреждениях и т.д.
Немецкие власти борются с этим беспощадно - за распространение газет и прокламаций пойманные расстреливаются без суда, тем не менее, газетки эти печатаются и распространяются. <....>
Ненависть к немцам так велика, что не задумываясь над политическими результатами и послевоенным государственным устройством, люди мечтают о поражении и уничтожении Германии, которая по общему мнению несет человечеству нужду, рабство и унижение, в особенности если принять во внимание, что к завоеванным народам немцы подходят с решением аусробен15.
Трудно поэтому еще теперь судить, на чьей стороне симпатии народа Генеральной губернии и в какие социологические определенные рамки надлежало бы эти симпатии уложить. Но одно можно с уверенностью сказать: слово "немец" в психике польского народа есть и останется одиозным и расправа при случае будет исключительно кровавая: это утверждают представители всех слоев и классов.
Единственная газета "Новый курьер Варшавски", издающаяся также Абтайлунг пропагандой16, ничего кроме восхваления немцев и унижения поляков и издевательства над евреями не содержит. Зато можно завязать знакомство с людьми обоего пола через посредство этой уважаемой газеты в целях, не оставляющих никакого сомнения. Так что моральные устои семьи, брака и вообще чистоты нравов, о которых столько отдельно немецкая пресса пишет, совершенно в Генеральной губернии не культивируются. Совершенно наоборот, публичные дома организуются массами, и телефоны их помещены даже в телефонной книжке.
Отсюда понятно, на каком моральном уровне очутилось польское общество, которое вырождается духовно, а также и физически, потому что не имеет права заниматься спортом и умирает с голоду. <....>
Евреи и гетто
Уже в начале прошлого года начали в пролетах некоторых улиц возводить кирпичные стены, посыпанные сверху битым стеклом, чтобы инфекция, распространенная евреями, не перелезала через стену.
Затем, в ноябре 1940 г., вышло вдруг распоряжение, чтобы все евреи (до 3 поколения), т.е. если в семье хоть один из супругов был еврей, должны переселиться в специально назначенный район, состоящий из нескольких десятков улиц, наполненных полуразрушенными домами. Поляки же из этого района должны были переселиться в еврейские освобожденные квартиры, причем поляки имели право забрать свое имущество, евреи же не имели права забрать даже подушки. Месяц продолжалось это переселение, месяц продолжался грабеж (грабеж еврейского имущества, движимого, и продуктов питания), продолжался все время без перерыва. Можно было наблюдать раздирающие душу сцены, когда сцены Кишиневского погрома бледнели перед зверством и издевательством господ из СС и фольксдойче, награбивших от евреев все до последней рубашки и хлеба включительно, причем не делалась разница между беднейшим и богатым населением.
Затем из окрестных местечек выгнали всех остававшихся евреев, часто без одежды, на лютый мороз и согнали всех в Варшаву, в этот район, деликатно называемый "еврейским кварталом". Таким образом, на протяжении нескольких десятков полуразрушенных улиц ютится 600 тыс. человек. <....>
Нужно знать, что еврейское население живет в исключительной нищете и тяжелых квартирных условиях. В грязных, запущенных квартирах, в полуразрушенных домах, с испорченными водопроводами и канализацией, при выбитых стеклах ютится иногда несколько десятков человек; люди не моются, потому что мыла нет, и евреям его вообще не выдают. Поэтому и парикмахерские не бреют и не стригут, нет белья, нечем стирать. Нет одежды, нет обуви, еврейская масса выглядит по внешности ужасно, - оборванные, грязные, безумные люди, голодные и глубоко несчастные. <....>
Почти каждый день в 2 часа приезжают автомобили гестапо в гетто, так как главная тюрьма гестапо, знаменитый "Павяк", находится в гетто и туда приводят арестованных гестапо. И вот эти молодчики, служащие СД (зихерхейтдинст17), одетые в специальную форму, серые пиджаки и шапки... проезжая через Кармелицкую улицу, выскакивая из автомобилей, бросаются как дикие звери на проходящих евреев и избивают их до смерти. После такого их проезда на мостовой (после битвы) всегда остается несколько трупов убитых евреев, независимо от возраста (была даже однажды 14летняя девочка). Поэтому на прилежащих к Павяку улицах в 2 часа дня совершенно пусто. Это не мешает всем, носящим форму, пробираться в гетто без пропуска, и обходя одну квартиру за другой, грабить что попало, преимущественно ценности, применяя дикие пытки для несговорчивых.
Но самая презренная пытка - это Арбайтслагерь, лагерь работы. Весной этого года было схвачено на улице или призвано Советом старших18 около 30 тыс. евреев и выслано для регулирования Вислы и строительства стратегических дорог. Для этих лагерей создана специальная охрана из украинцев. И вот эти несчастные люди, работая по 12 час. в день по пояс в воде, не имеют где жить и спать, потому что только минимальное их количество может жить в бараках (их мало). Масса же валяется на земле, без одеял и одежды, и гибнет, таким образом, от холода и голода, так как в лучшем случае получает 30 гр. хлеба в день и один раз суп-воду.
В гетто рассказывают, что ежедневно привозят трупы евреев, замученных украинской охраной, и что эти трупы лежат в погребах гмины19 и ждут освидетельствования прокуратурой для установления причин смерти.
Нетрудно себе вообразить, в каком кошмарном душевном состоянии живет голодное и оборванное, измученное еврейское население, за колючей проволокой, население в 20 веке поставленное вне закона.
И если в этом отношении ничего не переменится, сотни тысяч людей нужно считать приговоренными к смерти. <....>
Дети до 12 лет, не обязанные носить отличительную повязку, предпочитают пробраться из гетто в польский квартал за картофелем. И вот можно наблюдать сцену, когда перед воротами в гетто собираются сотни оборванных "безработных", навьюченных мешками с картошкой, носящих под платьем солонину (сало в пластах) и ждущих отвлечения внимания вахмайстера20, чтобы проскочить обратно в гетто с ценным грузом. В большинстве случаев польские полицейские с помощью резиновых палок, которыми они нещадно избивают детей, отбирают эту картошку, чтобы потом ее оптом и по "специальной" цене в то же гетто продать.
В гетто живут 26 советских граждан, которые или по семейным обстоятельствам, или же по обстоятельствам работы вынуждены в этом гетто пребывать. Они находятся в очень затруднительном положении, хотя и могли бы жить вне гетто - по немецким правилам, так как иностранцы имею право независимо от своей национальности жить вне гетто.
Эти совграждане, имея специальные продуктовые карточки как иностранцы, должны выходить за продуктами в немецкий квартал (фюр Майне); их неохотно выпускают, а еще более неохотно впускают обратно с продуктами, и время от времени эти продукты, как слышно, ретивый вахмайстер отбирает.
- 1. В.В. Соколов. Секретная миссия В.Г. Деканозова в Урумчи (Синьцзян) // Новая и новейшая история, 2011. N 3. С. 176.
- 2. АВПРФ. Ф. 06, ОП. 3, П. 18, Д. 12. Л. 97.
- 3. Там же. Л. 36-50.
- 4. Малкиния-Гурна, город в Польше, к северо-востоку от Варшавы.
- 5. Не вполне ясно, почему немецкие солдаты заявляли, будто они наступают на Иран (Wir gehen Iran, "Мы идем на Иран". Или так шутили фрицы, чтобы не раскрыть своих истинных планов, или имеет место ошибка при перепечатывании текста.
- 6. Stotruppen, штурмовые, ударные части (нем.).
- 7. Wir werden eine Muster-Ghetto in Moskau mhen. Мы устроим в Москве образцовое гетто (нем.).
- 8. Т.е. этнические немцы, volksdeutsche, "фольксдойче" (нем.)
- 9. Так в тексте.
- 10. Принят термин "генерал-губернаторство".
- 11. От maltreatement (англ.), "жестокое обращение". То есть людей, подвергавшихся жестокому обращению.
- 12. Так в тексте.13. Поставок.
- 14. Господствующий народ, herrenvolke (нем.).
- 15. Ограбление (ausrauben, нем.).
- 16. Управление пропаганды.
- 17. Sicherheitsdienst (нем.).
- 18. Т.е. старейшин.
- 19. Гмина - административная единица в Польше.
- 20. То же, что "вахмистр" (от нем. Wachtmeister).
* В отдельных случая в текст была внесена стилистическая, орфографическая и пунктуационная правка