Высочайшее благоволение
Местечко Немиров вошло в историю русской литературы - именно здесь в 1821 г. родился Николай Алексеевич Некрасов. Гимназия, торжественно открытая тут в августе 1838-го, по форме была казенной, но содержалась на деньги лояльного империи польского магната графа Болеслава Потоцкого (1805 - 1893). Болеслав Станиславович успел послужить в Кавалергардском полку, женился на ветреной княжне Марии Салтыковой, за спонсорские вложения в систему образования в 1838 г. был пожалован званием камергера.
Преподавали в гимназии многие яркие люди, среди них был и выпускник историко-филологического факультета Киевского университета Михаил Корнеевич Чалый (1816 - 1907), учившийся в гимназии Новгорода-Северского с будущим педагогом Константином Дмитриевичем Ушинским. Однако его взгляды на воспитание были куда проще; особенно строг был учитель из небогатой семьи к избалованным детям местной польской шляхты: "Тепличное воспитание барских детей, удаленное от природы, совершенно исключает уединение их из своей программы; они вечно окружены няньками и гувернерами ..., дети лишены самодеятельности ума и нередко во всю остальную жизнь чувствуют себя какими-то беспомощными созданиями"1.
Гимназическое воспитание в Немирове, который Чалый для себя считал "далекой чужбиной", находящейся "межи чехи и ляхи"2, строилось так, чтобы из тепличных барчуков сделать "порядочных граждан". Учебное здание было одноэтажным, но имелись и выстроенные щедрым благотворителем Потоцким двухэтажные жилые покои. Общие квартиры, именуемые за глаза "учебно-смирительными заведениями", были устроены "с целию облегчить начальству надзор за учащимися, что считалось в отношении польского юношества политическою необходимостью"3.
Кукиш на экзамене
Немировский храм знаний внешне содержался в образцовом порядке: камергер Потоцкий доплачивал из своих средств учителям помимо штатных окладов, а также "подарил гимназии 7 домов для квартир служащих ..., выдавал бедным ученикам стипендии и ежегодно жертвовал 100 рублей на награды"4. А в 1847 г. по приглашению графа в Немиров заехал с концертом сам Ференц Лист5.
Но учительский контингент в целом оставлял желать лучшего, властный директор Егор Яковлевич Зимовской, управлявший гимназией 12 лет, с 1841 по 1853 гг., педагогов при первой возможности тиранил. Директору всячески помогали гимназические надзиратели, одним из них был бдительный местный житель Каэтан Штейн: "Как поляк, Штейн был очень пригоден ... по части политических доносов ..., он лгал немилосердно"6, выдумывая такие факты о "неблагонамеренности" гимназистов, какие мемуарист Чалый не встречал и во время следующего польского восстания 1863 года. Вмешивался грозный надзиратель и в учебный процесс. При написании экзаменационного сочинения в выпускном VII классе Штейну "приказано было наблюдать за учителями, чтобы они не помогали ученикам. Едва только один из молодых преподавателей заговорил с обратившимся к нему учеником о теме сочинения, как к нему подошел Каэтан и с важностию произнес: "Нет, уж я вам этого не позволю!". Вышел скандал: учитель показал Штейну кукиш, а ученики подняли его на смех. Влетел директор, разругал учеников и с грязью смешал учителя. Штейн торжествовал"7.
А надзирателя Ефима Корсуна, по прозвищу Кум, именуемого гимназистами "адъютантом директора", Зимовской использовал в качестве дворника, пасечника, заготовителя дров, кучера, а также человека, который "вытирал директорское тело губкою". Неотразим был верный служака и в роли садовника: "В конце местечка был вишневый сад, подаренный графом гимназии, находившийся, однакож, в пользовании одного директора. Кум и там поспевал бывать, гоняя по всему саду воробьев, чтоб не ели директорских вишен. Как бы обилен ни был урожай, никогда никто из учеников и учителей не съел ни одной ягодки. Кум, бывало, продает вишни ... по копейке ведро и вырученные деньги относит директору, а даром никому не даст и понюхать"8.
Ушлый надзиратель применялся и для извлечения более крупных доходов от отправлявших сыновей в гимназию польских дворян. Излишки продовольствия Зимовской отправлял на немировский базар, "где тот же Кум продавал враздробь: муку, сыр, масло, картофель, бураки и живность, а вырученные деньги полностию представлял г-же директорше"9.
"Курит, бездельник, курит!"
Надзор за поведением учащихся был строгим; на провинностях иногда ловили даже тех, кто никак не должен был попадаться. Надзиратель Корсун, исполнявший при Зимовском также обязанности телохранителя, обладал не только пудовыми кулаками, но и изрядной сноровкой для борьбы с нарушителями. Вот красочный рассказ Чалого на сей счет: "И с того времени, как быстрые ноги Кума вступили в союз с ястребиными глазами директора, бедным ученикам не стало спасения, хоть бы за версту .... Шествовали однажды эти два сии достойные мужа в монастырскую рощу на прогулку. Это было в конце октября. На расстоянии версты у опушки леса директор усмотрел нечто похожее на гимназиста.
- ... А ведь это ученик! - обратился он к своему спутнику. - Видите, видите, как будто и дымок показался! Да, курит, бездельник, курит! Узнайте-ка, кто это!
Молча кивнул головой быстроногий атлет и пустился в путь. То был действительно гимназист. Как только юноша заметил, что его хотят поймать, потеряв от страха всякое соображение, вместо того чтобы поворотить к лесу, бросился в сторону, по направлению к пруду. Как отлично выдрессированная собака, Кум, не дав ему опомниться, отрезал несчастному отступление к лесу и погнался за ним, как борзой за зайцем. Прибежал ученик к пруду - что делать? На дворе осень, погода ветреная - лезть в воду небезопасно. Но сзади другая беда - в двадцати шагах Кум. Нет, лучше броситься в воду, чем попасться в лапы директора. Не оборачиваясь, беглец вошел в пруд и накрыл голову воротником шинели, руководясь, вероятно, тем соображением, что не полезет же за ним в воду при таком холоде надзиратель .... Не задумавшись ни на одну секунду, Кум вошел в воду, поднял воротник шинели гимназиста, заглянул ему в лицо и, сказав только: "А, се ты!", вылез из оды, отряхнулся как пудель и побежал к своему повелителю"10.
Драл сам и публично
Проработавший в Немирове семь лет учитель Чалый в своих воспоминаниях решительно отрицал информацию официальных отчетов о том, что Зимовской, дескать, навел в гимназии порядок и улучшил учебные показатели. По словам мемуариста, после прибытия этого директора из учившихся 600 человек осталась только половина (многих забрали родители), а качество обучения стало падать на глазах, но при этом директор хвастал, что "после перечистки гимназии у него остались одни жемчуги и бриллианты".
Столь драгоценным воспитанникам, впрочем, приходилось несладко: "Для исправления этих "жемчужин и бриллиантов" в общих квартирах были назначены экзекуции, на которые директор всегда приходил сам и публично, в общем собрании всех учеников, драл розгами лентяев и шалунов, начиная с 10-летнего мальчугана до 20-летнего юноши от I до VI класса включительно. Раз он хотел высечь и учеников VII класса; все разбежались, остался только один по трусости и стал молить о пощаде, вследствие чего ему досталось только розгами по спине". Рисковал и сам грозный воспитатель, так как великовозрастные гимназисты гордых шляхетских кровей были близки к бунту: "Чуть было не решилась участь и самого Зимовского: ученики зашумели, вскочили со своих мест и бросились на него, но он улизнул"11.
Неудивительно, что в местном обществе Немировская гимназия пользовалась недоброй славой, а родившийся неподалеку польский историк и писатель Франтишек Равита-Гавронский посвятил этому учебному заведению нелицеприятное сочинение12. Но детям местных дворян в любом случае нужно было получать образование, поэтому педагогов поприличнее привечали особо.
Невзирая на недоверие
Чалому, который поначалу не мог привыкнуть к местным обычаям, довелось приобщиться к ним с выгодой для своего скромного бюджета: "Помещик ближайшей деревни Лещинский, имея в гимназии сына, предложил мне принять на себя обязанности тьютора на весьма выгодных для меня условиях: полное содержание и 200 рублей деньгами .... Нанята была прекрасная квартира - с садом, подле самой гимназии - и я зажил припеваючи, не издерживая на свое продовольствие ни гроша"13.
Такая жизнь учителю понравилась, несмотря на предостережения директора, что Лещинский в 1831 г. участвовал в мятеже и до сих пор состоит под надзором полиции. Только вот гимназист Ясь, к которому был приставлен педагог, был "взбалмошный и рассеянный донельзя, занимался неохотно, не выходя из посредственностей". Главное было в другом: "Невзирая на питаемое поляками недоверие к русским, меня в семействе полюбили как родного". Поэтому Чалому в 1848 г. удалось услышать и "характерные рассказы почтенной хозяйки, за которою, по ее словам, когда она была девицей, в оное время приволакивался в Тульчине известный декабрист Пестель .... Все праздники и каникулы я проводил в деревне, где гостеприимная хозяйка закармливала меня разными деревенскими благодатями. Одного только моя хохлацкая натура не могла выносить: это когда бывало подадут в апреле месяце ... жареных жабок - самое любимое блюдо моего хозяина весною, когда они бывают такие зелененькие"14.
Но добрые отношения с отдельными преподавателями и в Немирове, и в других местах не отменяли печальную для властей империи закономерность. Строже воспитывать юных польских дворян в николаевское царствование получалось, но с преданностью империи у выпускников гимназий Западных губерний имелись очень большие проблемы, что и показало вскоре начавшееся в 1863 г. очередное польское восстание.
1. Воспоминания М.К. Чалого // Киевская старина. Т. XXIV. 1889. N 1. С. 15.
2. Воспоминания М.К. Чалого // Киевская старина. Т. XXVII. 1889. N 12. С. 545.
3. Воспоминания М.К. Чалого // Киевская старина. Т. XLV. 1894. N 5. С. 289.
4. Там же. С. 300-301.
5. Воспоминания М.К. Чалого // Киевская старина. Т. XLVI. 1894. N 7. С. 2-5.
6. Воспоминания М.К. Чалого // Киевская старина. Т. XLV. 1894. N 6. С. 481.
7. Там же. С. 482.
8. Там же. С. 485.
9. Там же. С. 485-486.
10. Там же. С. 487.
11. Там же. С. 495.
12. Rawita-Gawroski F. Kartki z historyi szkolnictwa pod zaborem Rosyi. Gimnazyum w Niemirowie na Podolu w poowie XIX wieku. Lww, 1895.
13. Воспоминания М.К. Чалого // Киевская старина. Т. XLVI. 1894. N 9. С. 398.14. Там же. С. 398-399.