Сюжет
Идея "Противогазов", бытовой мелодрамы Сергея Третьякова, выросла из небольшой газетной заметки, сообщавшей об аварии на уральском газовом заводе в первые годы нэпа.
Третьяков придал скучному сюжету интригу: оказывается, директор завода растратил деньги, предназначенные для закупки противогазов, а потому рабочие вынуждены ремонтировать лопнувшую газовую магистраль без необходимых средств защиты. Рискуя жизнью, они поочередно спускаются в люк, чтобы заменить колено трубы. Надышавшись газом, погибает Петя, сын директора-растратчика. Его беременная жена обещает назвать ребенка Противогазом...
Пьеса заканчивается символичной победой коллективизма над индивидуализмом. "Трактовка героизма и патетики... дана в разрезе густой бытовой обыденщины1", - так сформулировал творческий замысел 25-летний режиссер Сергей Эйзенштейн.
Постановка
Премьера 29 февраля 1924 года выдалась крайне эффектной. Театр Пролеткульта организовал показ в водородном корпусе Московского газового завода (недалеко от Курского вокзала). Именно так Эйзенштейн, стремившийся отойти от классических театральных форм, представлял сближение театра с жизнью рабочих.
Ничего подобного московская публика прежде не видела: актеры в рабочей спецодежде выступали прямо посреди цеха, на деревянной сцене, которую Эйзенштейн возвел рядом со станками и громоздкими заводскими генераторами. Зрителей посадили на окружавшие место действия скамейки. Декорации (чугунные машины, трубы), специфические запахи и шумы (заводской гудок, грохот заклепочных молотков и пневматических трещеток, визг пилы) должны были, по замыслу режиссера, максимально усилить погружение зрителя в театральный процесс.
К тому же спектакль начинался ровно в то время, когда рабочие заступали на ночную смену.
"Во время репетиции, когда работники завода окружали "сценическую площадку", не только я, но даже режиссер Эйзенштейн не мог сразу отличить, кто из этой толпы зритель, а кто участник репетиции, ожидающий своего выхода2", - писал о постановке публицист еженедельника "Зрелища" Виктор Ардов.
Сегодня постановки такого рода называют модным словом "перформанс". Эйзенштейн использовал другой термин - "аттракцион", растолковав его в статье "Монтаж аттракционов" (журнал "ЛЕФ", 1923 год):
"Аттракцион (в разрезе театра) - всякий агрессивный момент театра, подвергающий зрителя чувственному или психологическому воздействию, опытно выверенному и математически рассчитанному на определенные эмоциональные потрясения воспринимающего3".
Реакция
Пьеса, несмотря на неординарную задумку, с треском провалилась. На газовом заводе состоялось всего три показа, ни на одном и близко не было аншлага. После этого спектакль был перенесен на сцену театра, прошел еще четыре раза и окончательно исчез из репертуара.
Одним из немногих поддержавших постановку был Владимир Маяковский. Но в прессе "Противогазы" были беспощадно обруганы и высмеяны. Как едко объяснил провал критик Борис Алперс, "самый текст и игра участников становились бутафорскими от соседства с настоящими машинами4". Впоследствии с этим согласился и сам Эйзенштейн: "Громадные турбогенераторы завода вчистую поглотили театральную пристроечку, убого приютившуюся рядом с блестящей чернотой их цилиндрических тел5".
Простая публика также не оценила новаторства: одни зрители жаловались на то, что из-за производственных шумов невозможно расслышать реплики актеров, другие покидали спектакль, не желая дышать газовыми отходами. И даже администрация завода, которая поначалу с энтузиазмом восприняла затею режиссера, выразила ему недовольство. Выяснилось, что театральная труппа существенно мешает рабочему процессу.
Последствия
После провала постановки Эйзенштейн потерял всякий интерес к театральному искусству и обратился к новой площадке для агитации зрителя - кинематографу. Этот переход получился крайне органичным, ведь уже во время репетиций "Противогазов" было заметно: Эйзенштейн целиком поглощен новыми возможностями киноискусства.
"Для рекламы спектакля нужны были фотоснимки, предназначенные для прессы, - делился воспоминаниями актер Максим Штраух. - Я всегда буду помнить тот день, когда происходила фотосъемка. Это был первый день, положивший начало работе Эйзенштейна в кино. Он искал точки, с которых должна была происходить съемка, и так погружался в работу, что забывал о сущности происходящего. Ведь он управлял всего лишь фотокамерой, а не кинооператором. Уже тогда, готовя свой спектакль на натуре, он искал, сознательно или интуитивно, наилучшее построение кадра и место каждого кадра в монтажном построении6".
В декабре 1925 года на экраны вышла одна из лучших киноработ Эйзенштейна "Броненосец "Потемкин", а к началу 1927 года его уже называли величайшим режиссером всех времен.
1, 5. Юренев Р. Н. Эйзенштейн в воспоминаниях современников. М.: Искусство, 1974. С. 130.
2. Еженедельник "Зрелища". М., 1924. N 77. С. 8.
3. Журнал "Леф". М., 1923. N 3. С. 70-75.
4. Алперс Б. Театральные очерки: В 2 т. Т.1. М., 1977. С. 151.
6. Садуль Ж. Всеобщая история кино. Том 4 (первый полутом). Послевоенные годы в странах Европы 1919-1929. М., 1982. С.85.