В начале 2000-х мне попала в руки Книга памяти репрессированных калужан "Из бездны небытия". В ней около 40 000 имен, из них примерно 2000 - жители Боровского района. Тогда и подумал, что нужно увековечить память моих земляков - невинных жертв тоталитарного режима.
Закон о реабилитации (принят в 1991 году) предусматривает, что должны быть установлены и проверены все дела с политической мотивацией. В архивах понял, что пересмотрены далеко не все дела. Например, по Боровскому району, а это капля в море, - не более 30 процентов.
В письме в Генпрокуратуру назвал семь категорий репрессированных, не затронутых пересмотром дел. В Генпрокуратуре не стали отрицать мою оценку в 30 процентов, но указали, что пересмотр дел в инициативном порядке прекращен в 2006 году. При этом оставлена возможность пересмотра дел по ходатайствам отдельных заявителей. Кто и на каком основании "скорректировал" закон о реабилитации, вычеркнув де факто из ст. 8 два слова "все дела", прокуратура не сообщила.
Так я стал "отдельным заявителем". Неформально - от лица потомков моих репрессированных земляков.
По первому заявлению прокуратура Калужской области оперативно пересмотрела дела боровчан, приговоренных к разным мерам наказания за сопротивление изъятию церковных ценностей из Пафнутьева Боровского монастыря в 1922 году - 12 человек. По второму заявлению реабилитировали группу кулаков одной деревни и "яшкавшихся" (термин из обвинительного заключения) с ними служащих - всего 15 человек.
По делу о крестьянском восстании в Боровском районе в 1918 году реабилитировали 205 участников (21 из них расстрелян) только после обращения в Генпрокуратуру.
Делами о лишении избирательных прав - административными - занимается УМВД. Там ответили: "Мы не знаем, политическая это репрессия или нет. Их же не сажали, не высылали". Только суд признал репрессию политической. После этого по списку, мной подготовленному, реабилитировали 1154 человека. Доля пересмотренных дел возросла с 30 до 60 процентов.
Уголовные дела боровчан, сотрудничавших в оккупацию с фашистами, так называемых пособников, пересматривались прокуратурой в начале 2000-х. 156 осужднных реабилитировали как невиновных, но 93 признаны не подлежащими реабилитации.
Сравнил обвинения, предъявленные реабилитированным и не реабилитированным: по предъявленным обвинениям они не очень отличаются. Предоставить дела не реабилитированных архив отказал. В калужской прокуратуре на ходатайство о повторном пересмотре дел с отказами в реабилитации ответили: "Повторный пересмотр законом не предусмотрен".
Но закон регламентирует пересмотр при отрицательном заключении. Генеральная прокуратура после моего письма поручила областной передать дела на пересмотр в суд. А меня, заявителя, пригласили на заседание суда. Но судья объявила заседание закрытым и меня из-за отсутствия допуска секретности попросили выйти из зала.
В эту историю по моей просьбе вник уполномоченный по правам человека в Калужской области Юрий Зельников. Он оформил себе допуск, но и его попросили покинуть зал. Назначенный адвокат "защитил" осужденных только одним словом: "Поддерживаю" (ходатайство о реабилитации). Потом выяснилось: адвокат в дело даже не заглядывал. Вердикт суда: все правильно, прокуратура не ошиблась.
Из 156 реабилитированных пособников 29 были приговорены к высшей мере наказания - расстрелу. Выходит, расстреляны невиновные, раз реабилитированы. Вслед за пособниками карательные меры настигли и членов их семей: 42 женщины-боровчанки с детьми были сосланы в Красноярский край на пять лет (их реабилитировали).
И еще об одной категории - уголовниках, репрессированных в 1937-1938 годах по приказу НКВД №00447. В значительной степени эти угловники - дети раскулаченных. Потеряв дом, имущество и семью, а заодно веру в закон и справедливость, молодые люди с пренебрежением к правящему режиму и его законам были подхвачены блатным товариществом. Это о них пел Владимир Высоцкий: "И вот ушли романтики из подворотен ворами..."
Боровчанин Быстров Василий, 1906 года рождения. В семье отобрали все, вплоть до детских пеленок, выбросили на улицу. В иные районы или на спецпоселение не выслали. Ему 23 года. Экспроприаторам заявил: "Грабьте, грабьте, но знайте, что и мы тогда выйдем на Большую дорогу". Трижды Быстрова судили за кражи. Бежал из тюрьмы. За побег - еще три года. После отбытия наказания вновь сажают, теперь за хранение оружия. И еще три года лишения свободы.
В 1937-м приговаривают, ни в чем не обвиняя, к расстрелу. Просто во исполнение расстрельной квоты. В приказе НКВД, вдохновленном Политбюро ЦК ВКП(б), объединили и уравняли уголовников (бытовиков), бывших кулаков и антисоветские элементы (политических). Уравняли, чтобы спутать в умах людей все представления о реальности, в том числе и в умах "энкаведистов". Приказ стирал различия между политическими и уголовными преступниками.
На полигоне смерти в Бутово расстреляно и захоронено 20 765 человек. Из них 5 595 (27 процентов) те самые уголовники. Они не реабилитированы. Если за бытовые преступления УК предусматривал верхнюю планку наказания, как правило, не более четырех лет, то уголовникам назначили высшую меру. Их не вызывали на допрос, не фабриковали обвинения. И независимо от наличия приговора по бытовым делам - был ранее или не был - к "стенке".
"Вина" их была в другом: не хватало мест в переполненных тюрьмах - для бывших кулаков и других антисоветских элементов. Согласно приказу НКВД, уголовников надлежало ликвидировать без следствия и предъявления конкретных обвинений. Эту акцию прокуратура не хочет признать политической. Генпрокуратура уведомила меня, что существовал "итоговый документ" (постановление "тройки"), в котором расстрельные обвинения по ст.ст. 7-35 были исключены, и поэтому де дела уголовников пересмотру не подлежат.
Но этот "документ" - выдумка.
А прокуратура Калужской области вписывает в постановления "троек" 1937 года выдуманные обвинения по бытовым статьям, которых в постановлениях не хватало, чтобы теперь прокурорам утверждать, что расстреляли людей за уголовные дела (ст. 292). Еще пытаются отменить задним числом расстрельное постановление "тройки" через суд. Якобы "тройка" завысила меру наказания за бытовые преступления и ее, меру, нужно бы снизить.
Но факт юридически абсурдного обвинения не спрячешь и жизнь человека не вернешь. Тоталитарная эпоха до сих пор держит нас в тисках своих последствий, раз замалчиваются или отрицаются факты политических репрессий.