Панченко фраза крепко задела. А потом стала смыслом его творчества.
- Надо знать Пимена Емельяновича, - рассказывает о поэте кандидат исторических наук, исследователь творчества белорусских писателей Игорь Авласенко, - его постоянно мучили вопросы: правильно ли я пишу? Верно ли сказано мое слово? У него в жизни и творчестве были две переломные точки, когда приходилось заново осмысливать сделанное. Это 1956 год - ХХ съезд партии и 1986-й - перестройка. Он снова и снова задавал себе вопрос: что ты, Пимен, сделал полезного для народа?
- Сейчас у творцов не очень принято так терзаться...
- Время было другое, люди другие. Панченко, будучи фронтовым корреспондентом, прошел Брянский, Калининский, Северо-Западный фронты, многое повидал, хлебнул лиха. Такие люди знают цену правде и лжи.
И хотя он изначально формировался как поэт- лирик, но всегда оставался бойцом за свои идеалы. Его особая боль - белорусский язык. Он буквально страдал от того, что люди стали забывать его. Это не всегда нравилось властям. Восемь лет был главным редактором журнала "Маладосць", а в 1966-м его сняли с поста за публикацию повести Василя Быкова "Мертвым не больно". Пимен Емельянович не стал диссидентом, но и лизоблюдом - тем более. Ушел с головой в творчество...
- Ушел настолько глубоко, что стал лауреатом Государственной премии СССР, получил звание народного поэта Беларуси...
- И опять терзания: "...Я рос бездумным дурнем, как все... Я церкви закрывал, я образа палил...". И при этом его самый известный сборник, переведенный на русский "Где ночует жаворонок", проникнут глубокой лиричностью, горячей любовью к родной земле, ее труженикам... Ему не приходилось договариваться со своей совестью, потому что он никогда ничего не просил у властей. В своей автобиографии он писал: "В наше сложное суровое время стыдно заниматься стихотворными развлечениями, копаться в мишуре призрачной славы и мелочных обид. Для меня самое ценное в поэзии - правда жизни, правда чувств моих современников, человечность".
Может, сейчас и звучит несколько высокопарно, но таковы были его идеалы. И он ни разу не дал белорусам в этом усомниться.
Пимен Емельянович Панченко (23 августа 1917 - 2 апреля 1995) - белорусский советский поэт и публицист. Член Союза писателей СССР с 1938 года. С сентября 1939-го по январь 1946 года служил специальным корреспондентом в армейских газетах. Награжден медалью "За боевые заслуги".
После войны работал в журнале "Вожык", газете "Литература и искусство", альманахе "Советская Отчизна", возглавлял журнал "Молодость". За творчество награжден многочисленными наградами, среди которых орден Ленина и три ордена Трудового Красного Знамени. Лауреат Государственной премии СССР, народный поэт БССР.
Именем Панченко названы улицы в Минске и Гродно. В минской школе N 199, которая носит его имя, создан музей поэта.
ПОТОМКИ
Екатерина Панченко: "9 мая дед молчал и плакал..."
- Мы, внуки, называли его только по имени, но никакого сюсюканья и панибратства быть просто не могло. Зайти в его кабинет для нас было подвигом, за дверьми была какая-то тайна, которая не для детей... Писал он по ночам, а утром нас бабушка Зоя выгоняла гулять: Пимен спит! Стихи свои он нам читал редко. Тут отдельно - дедушка, отдельно - творчество.
Зато когда был свободен, вел нас в ржаное поле и часами стоял и смотрел на него. А чтобы мы не скучали, все время придумывал игры: спрашивал, на что похожи облака, рассказывал про птиц и мурашек, как-то незаметно учил вглядываться в природу. Никогда нас не наказывал, а однажды даже поставил на место моих родителей, которые требовали, чтобы я переоделась и сняла серьги перед телесъемкой. Журналисты приехали снимать всю нашу семью, а я уперлась. На шум из кабинета вышел дед и очень грозно прикрикнул, что нельзя ломать ребенка... Но еще больше он удивил всех, когда сказал моему двоюродному брату, увлекавшемуся "Металликой": у тебя хороший вкус!
Не раз видела, как Пимен горячился, когда по телевизору коверкали белорусский язык. Мог и пульт бросить. Сам говорил дома только на белорусском.
Про войну говорить не любил. Бабушка Зоя накроет стол 9 мая, а он сидит, молчит и плачет...
Горькая гордость
Кто гордится соборами,
Королевскими замками,
Мы ж - победой над ворогом
И землей-партизанкою.
Кто-то горд грандиозными
Триумфальными арками
Мы - оршанскими соснами,
Небесами неяркими.
Пусть вокруг электроника
И машин табуны,
Плачет тоненько-тоненько
В сердце голос войны.
Жито щедрое косим,
Славим летнюю синь.
А гостей своих возим
Все в Хатынь и в Хатынь.
Нам, правдивым и гордым,
Славно жить и любить.
Но о каждом четвертом
Мы не в силах забыть.
Наша горькая гордость
Да пребудет в веках!
Не сломили нас орды
И не выстудил страх, -
Ни под пламенем шквальным,
Ни в чащобах морозных...
Королевские пальмы,
Партизанские сосны.
Герой
Сердито сказал: "Вставай, пехота!
Мы не на пляже, а на войне..."
И лег на проволоку. И рота -
Все двести сапог, провонявших потом,
Прошли по его спине.
Не он, а другие в атаку бежали,
Гранаты бросали в блиндажи.
Кололи фашистов, танки сжигали
И знамя победное водружали
На завоеванные рубежи.
А он, свои кости от ржавых колючек
Едва оторвав, со стоном глухим
Свалился в траву, и болью жгучей
Пронзило и травы, и ветер, несущий
Прохладу с валдайских озер и равнин.
-
Мало сказать - ненавижу,
Мало сказать - признаю.
Драться за правду - и выжить,
Словно солдат в бою.
Злому не покориться,
Доброе не прозевать.
С ложью
Нигде не мириться,
С подлостью - воевать.
Жить бы по этому плану...
Только известно давно -
Подлости и обману
Маскироваться дано.
Ведь и пройдоха,
Услышав,
Клятву подхватит твою.
Драться за правду - и выжить,
Словно солдат в бою.