Максим Богданович успел написать стихи. Такие, что благодарные потомки именем поэта назвали улицы едва ли не во всех крупных белорусских городах, ему поставили памятники в Минске и Ярославле, музеи Богдановича открыты в Минске, Гродно, Ярославле, в деревне Ракутёвщина…
Праздник памяти
Во второй половине лета в Ракутёвщине, что в 60 километрах от Минска, ежегодно проходит праздник поэзии и песни "Ракутёвское лето", посвященный памяти Максима Богдановича. На уютную усадьбу, где в 1911 году поэт провел пару летних месяцев в гостях у дяди своих друзей, съезжаются поэты, писатели, артисты, да просто поклонники Богдановича со всей Беларуси. И весь день разливаются по округе мелодичные песни, стихи белорусских поэтов…
- Как стать классиком в 25 лет? - удивляется вопросу поэт, главный редактор журнала "Полымя" Виктор Шнип. - Так звезды сошлись. Редко, но Бог иногда награждает избранных таким даром, что человек успевает за короткую жизнь столько, за сколько другие не сделают и половины…
- Можно сказать, что поэт Богданович сам себя сделал?
- Каждый человек "себя делает", но поэт всегда живет под влиянием: друзей, природы, среды обитания… К примеру, здесь, на Ракутёвщине, Максим прожил лишь два месяца, а за это время написал много стихов, полюбившихся народу. Другие всю жизнь пишут, а потом выбирают из своего творчества что-то самое-самое в "избранное". А у него что ни стих - так сразу в "избранное". Стихи Богдановича очень лиричные, их читаешь, и самому хочется писать. Он не трибун, как Янка Купала или Якуб Колас, он поэт тихой красы…
- Это актуально сегодня?
- Строки, трогающие душу, будут актуальны всегда. Недаром наши легендарные "Песняры" до сих пор исполняют его "Погоню", "Слуцких ткачих", "Веронику"… И этот фестиваль - не гулянка, а праздник поэзии, дань уважения великому поэту.
Родители
Его отец, Адам Егорович, был известным этнографом, историком культуры. Мать, Мария Афанасьевна, имея петербургское учительское образование, посвятила себя сыновьям Вадиму и Максиму (будущий поэт родился в Минске 9 декабря 1891 года). Слабое здоровье родителей заставило семью переехать из Минска в Гродно, где климат помягче, а Адаму Егоровичу пришлось из учителей переквалифицироваться в помощники бухгалтера Крестьянского поземельного банка. Зато в их доме всегда было много интеллигентных людей: врачи, учителя, ученые…
В Гродно родился Лев. Потом долгожданная дочурка Нина, но через четыре месяца после ее рождения Мария умерла от туберкулеза. Эта страшная болезнь преследовала семью Богдановичей, словно рок. А через год не стало и Нины.
Вскоре после смерти жены Адам Егорович принял предложение Крестьянского поземельного банка, открывшего свое отделение в Нижнем Новгороде, и вдовец с четырьмя детьми решился на переезд. В Нижнем он познакомился с Максимом Горьким, более того - вскоре женился на девятнадцатилетней Александре Волжиной, родной сестре жены Горького. Но вот беда: года они не прожили, как супруга умерла вскоре после родов, а через два с половиной года скончался и мальчик. Но с Горьким у Адама Егоровича сохранились крепкие отношения, о чем свидетельствует многолетняя обширная переписка.
В Нижний помогать Адаму Егоровичу ухаживать за детьми приехала сестра первой жены Александра Афанасьевна. Вскоре она стала его гражданской женой и родила ему еще пятерых(!) сыновей. В 1907 году Богдановича-старшего переводят по службе в Ярославль управлять отделением Крестьянского банка. Туда же перебирается и большая семья.
Учеба
Отец отдал Максима в Нижегородскую мужскую гимназию в возрасте почти 11 лет. Нужды начинать учебу раньше не было, так как Адам Егорович сам дал сыновьям серьезное начальное образование. Они были весьма начитанны, Максим активно изучал иностранные языки, увлекался историей Беларуси, начинал писать стихи.
Но пришел 1905 год. В стране заполыхало. Поддаются всеобщим настроениям и гимназисты. На митингах и сходках ораторствовал старший сын Вадим.
"Его лавры Максиму не давали спать, - писал в своих воспоминаниях Адам Егорович. - Но идти по стопам брата значило идти избитой тропой. Он хотел быть оригинальным и объявил себя анархистом. И не только забросил учебные занятия, но отчасти забросил свою любимую белоруссику".
Максим организовал в классе кружок анархистов и даже не раз взбирался на стол, требуя изменения школьной конституции, которая позволяла сходки ученикам только с 5‑го класса. Естественно, учеба страдала, и будущий классик белорусской литературы, не сдав экзамены по латыни и алгебре, был оставлен в 4‑м классе на второй год. Довольно средне Максим учился и на следующий год, пятерку по поведению получил с припиской "опаздывание и занятие посторонними делами на уроках".
После перевода отца в Ярославль совершенно неожиданно Максиму и Льву (старший Вадим в апреле 1908 года скончался все от того же туберкулеза!) было отказано в устройстве в местную гимназию под видом нехватки мест. Позже директор гимназии признался отцу, что боялся, что его дети принесут с собой "дух Нижегородской гимназии".
"Так как младший сын Лева поразил всех необыкновенным математическим талантом, а вскоре и Максим стал известен своим поэтическим даром, то отношение к моим детям в гимназии коренным образом изменилось", - вспоминал Адам Егорович.
После окончания гимназии Максим хотел поступать на историко-филологический факультет Петербургского университета, но отец отказал ему: в Питере сырой климат и денег на достойное содержание в столице нет... Пришлось довольствоваться ярославским Демидовским юридическим лицеем. Во время учебы, по словам отца, сын "жизнь вел сиротскую, тихую, сосредоточенную на науке и литературной деятельности".
Творчество
Несмотря на то, что Максим большую часть своей жизни прожил в России, он всегда стремился изучать белорусскую культуру, историю, язык своей родины. Специально для него из Вильно выписывали первые белорусские газеты: сначала "Нашу Долю", а затем "Нашу Ниву". В "Ниву" он в 15 лет и послал свой первый рассказ "Музы"ка" на белорусском языке о бунтаре-скрипаче, который своей игрой заставлял людей поднимать головы и не сгибаться перед трудностями. В "Ниве" же напечатаны и его первые стихи.
Писал Максим много. Мечтал о сборнике. Но неожиданно в "Ниве" большинство стихов отправили в архив с объяснением, что они не будут понятны народу, обвинив автора в декадентстве.
Неизвестно, как бы сложилась судьба поэта Богдановича, не окажись в редакции молодого сотрудника Сергея Полуяна. Он не согласился с ярлыками и начал активно отстаивать стихи незнакомого ему автора. В конце концов стихи снова стали печатать, а в 1913 году нашлись деньги и на сборник под названием "Вянок" - единственный прижизненный сборник Максима. Сборник посвящен Сергею Полуяну, с которым Максима связывала дружеская переписка. Они так и не успели встретиться - девятнадцатилетний Сергей, не выдержав житейских испытаний, покончил с собой.
А Максим продолжал много работать: изучал языки, переводил на белорусский Пушкина, Майкова и других русских поэтов, писал историко-этнографические очерки, статьи по истории белорусской литературы.
И, конечно, какой поэт без любовной музы?! Анна Кокуева была сестрой его ярославских гимназических друзей. Максим зачастил к ним в гости, пытаясь обратить на себя внимание красавицы:
Ах, как умеете Вы, Анна,
Не замечать, что я влюблен,
Но все же шлю я Вам не стон,
А возглас радостный: осанна!
Семья Кокуевых была обеспеченной, и тетушке Ани не понравился активный ухажер из скромной семьи, да еще и с неустойчивым здоровьем. Аню отправили на учебу в Петербург, потом выдали замуж за одноклассника Максима.
А из-под пера раненного любовью поэта вышли стихотворные циклы о любви и красоте материнства: "Мадонны", "Любовь и смерть"…
Последний год
Максим использовал любую возможность побывать на родине. А в 1916 году решил переехать в Минск. Жил у друзей, работал в продовольственном комитете, оказывающем помощь пострадавшим во время Первой мировой. В это время написал свои знаменитые произведения - "Стратим-лебедь" и "Погоня". Но здоровье ухудшалось, и друзья собрали деньги на лечение туберкулеза в Крыму. Выехал Максим туда в феврале 1917‑го, дорога выдалась долгая, с остановками из-за снегопадов и беспорядков на станциях. Холодный вагон, плохое питание…
В Ялте он снял случайную квартиру. Писал новое, правил созданное ранее… Отец в то время был недалеко, в Симферополе, хотел приехать проведать его, но опоздал. Когда приехал, ему рассказали, что перед смертью Максим просил хозяйку купить земляники.
Похоронили Максима на теперь уже старом ялтинском кладбище чужие люди. На кресте написали, что умерший - студент, а священник в метрической книге назвал крестьянином. Хозяйка квартиры не тронула рукописей, лежавших на столе: чувствовала, что постоялец - человек непростой…
"Какая несуразность, что не он обо мне, а я о нем должен писать свои воспоминания", - горько сетовал Адам Егорович, переживший восьмерых из десяти своих детей. И в этих словах безмерная боль отца о преждевременной смерти его гениального сына.
СЛУЦКИЕ ТКАЧИХИ
Не видеть им родимой хаты,
Не слышать деток голоса:
Забрал на двор их пан богатый
Ткать золотые пояса.
И, опустив печально взоры,
Уже забыв отрады дни,
На полотне своем узоры
На лад персидский ткут они.
А за стеной - дороги в поле,
И шум черемух у окна...
И думы мчатся поневоле
Туда, где расцвела весна.
Там ветерок веселый веет,
Звенят, смеются ручейки,
Там так заманчиво синеют
В хлебах зеленых васильки.
Там - вешний гул густого бора...
Ты ткешь, безвольная рука,
На месте чуждого узора
Цветок родного василька.