Международный олимпийский комитет решительно отверг "Катюшу": слишком узнаваемая русская песня. И были прецеденты: под "Катюшу" русские и бегали быстрее, и выше прыгали, да и стреляли лучше. Осадочек от этой песни исторический.
Тут появился Петр Ильич Чайковский. Карты спутались.
20 концертов на бис
Чайковский вроде бы тоже "слишком русский". Но при этом слишком уж велик и всеми признан, как композитор всех народов и времен. Не допускать такого в Токио? Придется расписаться в собственной глупости.
Одно спасение: мелодия из фортепианного концерта - все-таки без русских слов.
Одна надежда: может быть, на Играх поводов для исполнения Чайковского не будет. Не первый год российских спортсменов методично выбивают из чемпионской колеи - они ведь тоже не железные, должны бы образумиться и отползти.
Но в Токио все с самого начала пошло не так. И все из-за Чайковского.
Малюсенький фрагмент его Концерта № 1 си-бемоль минор для фортепиано с оркестром - полторы минуты из тридцати четырех - пришлось прослушать двадцать раз. Нам-то на радость - а другим?
Американский олимпийский комитет, солидные британские газеты и обученные блогеры, чилийский журналист и даже "братский" борец, как оказалось, страшно недовольны музыкой Чайковского. Дело совсем не в том, насколько элегантно пианист Денис Мацуев аранжировал концовку обрывающегося музыкального фрагмента - это, пожалуй, обсуждали только самые гурманы. Просто сам факт обиден: их хоть дустом посыпай - а все равно российские спортсмены побеждают. Теперь еще под фортепиано и оркестр. Мелодия на нынешней Олимпиаде оказалась одной из самых модных.
Оставим склоки в стороне - пусть с ними разбираются, кому положено. Но в чем тут все-таки секрет?
Конечно, МОК невольно промахнулся. WADA прозевала. Разумеется, всему виной Чайковский. Прибавляет сил.
Но как? Загадка?
Народные мотивы
"Что за стыд и позор! - писал, услышав в первый раз концерт Чайковского, именитый музыкальный критик Владимир Стасов. - Музыки тут мало, но публика кричит и аплодирует с яростью, и дело в шляпе".
Это бы ладно - мало ли чем руководствуются критики. Чайковскому было 35, он уже лет десять преподавал в Консерватории, уже написал несколько опер, балет, квартеты и симфонии. Первым, кому он сыграл свой концерт № 1, стал директор Московской консерватории и лучший пианист Николай Рубинштейн. Так ведь и тот обрушился: такое нельзя играть, тут все не так.
Как приговор. А Петр Ильич ответил: ничего не буду переделывать.
Пройдет совсем немного времени - ученик Чайковского Сергей Танеев назовет его произведение по-настоящему первым русским фортепианным концертом. Пройдет еще сто с лишним лет - и это мнение уже не подвергается сомнению.
Для всех теперь бесспорно: Первый концерт Чайковского - веха в музыкальной истории мира. Он в числе тех классических произведений, которые чаще всего играют на концертах и конкурсах. Его легко воспринимают и непосвященные, им восхищаются и тонкие ценители.
Не погружаясь в тонкости музыковедения, скажем коротко. Классический концерт имел трехчастную форму - у Петра Ильича структура композиции близка к четырехчастной симфонии. Летящие, как праздник, эпизоды переплетены с раздумчивыми, даже драматическими, но и в финале торжествует свет.
Пианист Андрей Гаврилов, полвека назад ставший лауреатом престижнейшего Конкурса Чайковского, говорит о Первом концерте, как о космосе и Библии композитора: здесь он увидел и попытку собственного сотворения мира, и мотивы рока и судьбы, преследовавшие композитора. Здесь и трагический подтекст - можно услышать легкие штрихи, которые откликнутся потом в его "Евгении Онегине" и даже "Пиковой даме".
И в этот сотворенный мир Чайковского вплетаются народные мотивы отовсюду. В Каменец-Подольском имении сестры он наслушался, как "все слепые певцы в Малороссии поют один и тот же вечный напев и с тем же наигрышем" - и "отчасти" использовал его в первой части концерта.
Во второй части есть отзвуки французской песенки, которую любили его младшие братья, а в финале легкой тенью - "Выйди, выйди, Иваньку".
Премьера в Бостоне
Совсем уж неожиданно - но в первый раз Концерт Чайковского исполнили за океаном, в американском Бостоне. Дело в том, что после приговора Рубинштейна обиженный Чайковский отдал свой Первый концерт знаменитому немецкому пианисту Гансу фон Бюлову, ученику Ференца Листа. Тот был в восторге - и Чайковский посвятил концерт ему. Фон Бюлов, отправившись в американское турне, исполнил его впервые 25 октября 1875 года. После Бостона - в Нью-Йорке, позже в Лондоне.
Успех - невероятный.
В Петербурге, спохватившись, стали догонять. Чайковский остался недоволен ноябрьской премьерой с пианистом Густавом Кроссом и дирижером Эдуардом Направником. Но в декабре в Москве Первый концерт Чайковского исполнил Сергей Танеев. Дирижировал - Николай Рубинштейн. После восторгов и оваций немцу Бюлову он понял вдруг, что был неправ по отношению к Чайковскому.
Позже Петр Ильич дирижировал своим Концертом много раз - в России и Европе, и в Америке. Первый концерт Чайковского звучал под управлением композитора в 1891 году при открытии в Нью-Йорке зала "Карнеги-холл".
За несколько дней до ухода, в октябре 1893-го, когда состоялась премьера Шестой симфонии, Чайковский исполнил и Первый концерт - с немецкой пианисткой, гастролировавшей с ним в Америке, Аделью Аус дер Оэ. Концерт, как оказалось, обладает удивительной - космически объединяющей - магией. Как ни затаскано определение - но в нем "всемирная отзывчивость", как в Пушкине, поэзией которого так дорожил композитор.
Надежда и опора
Надежда Филаретовна фон Мекк, богатая вдова железнодорожного магната, появилась в жизни Чайковского почти сразу после того, как был написан Первый концерт. Она поклонница и меценатка - за много лет Чайковскому, по приблизительным подсчетам, досталось от нее больше 85 тысяч рублей. Разумеется, не в деньгах счастье - главное, что в переписке с ней Чайковский мог быть доверительнее, чем с любым другим.
Что беспокоило Петра Ильича, из чего слагалось мироощущение, тот самый космос композитора в те годы, когда был написан Первый концерт? Что радовало и возмущало его, не удивляйтесь, в самый разгар очередной Русско-турецкой войны?
Ниточки к разгадке - в его письмах Надежде Филаретовне.
Чайковский - Мекк (май, 1877):
"Я не могу без слез слышать "Соловья" Алябьева!!! А по отзыву авторитетов это верх пошлости".
Чайковский - Мекк (июль, 1877):
"Не могу понять, Надежда Филаретовна, каким образом, любя так живо и сильно музыку, вы можете не признавать Пушкина, который силою гениального таланта очень часто врывается из тесных сфер стихотворчества в бесконечную область музыки..."
Чайковский - Мекк (август, 1877):
"Толстой убедил меня, что тот художник, который работает не по внутреннему побуждению, а с тонким расчетом на эффект, тот, который насилует свой талант с целью понравиться публике и заставляет себя угождать ей, - тот не вполне художник, его труды непрочны, успех их эфемерен".
Чайковский - Мекк (ноябрь, 1877):
"Знаете, что меня бесит в Венеции? - это продавцы вечерних газет. Если гуляешь по площади св. Марка, то со всех сторон слышишь: "Il Тempо", "Il Tempo", Signоri! La gazzetta di Venezia"! Vittoria di Turchi!" (Победа турок!). Эта виттория di Turchi повторяется каждый вечер. Почему они не кричат о наших действительных победах, а стараются приманить покупателей вымышленными турецкими? Неужели и мирная, красивая Венеция, потерявшая некогда в борьбе с теми же турками свое могущество, дышит все-таки общею всем западным европейцам ненавистью к России?"
Чайковский - Мекк (декабрь, 1877):
"Судя по здешним газетам, Австрия ощущает себя как будто обиженной нашим успехом и дуется на нас за то, что лучшая турецкая армия в плену".
Чайковский - Мекк (декабрь, 1877):
"Особенно мне не нравится ваше сравнение музыки с опьянением. Мне кажется, что это ложно. Человек прибегает к вину, чтобы обмануть себя, доставить себе иллюзию довольства и счастья. И дорогой ценой достается ему этот обман! Реакция бывает ужасна. Но, как бы то ни было, вино доставляет, правда, минутное забвение горя и тоски - и только. Разве таково действие музыки? Она - не обман, она - откровение... Она просветляет и радует. Уловить и проследить процесс музыкального наслаждения очень трудно, но с опьянением оно не имеет ничего общего. Во всяком случае, это не физиологическое явление".
Чайковский - Мекк (январь, 1878):
"Очень меня беспокоит перемирие, о котором теперь толкуют газеты. Неужели нам не дадут дойти до Адрианополя?"
Чайковский - Мекк (январь - февраль, 1878):
"Газеты и страшно и противно брать в руки. Каким образом после всех жертв, которые Россия принесла, европейская конференция может обсуждать условия мира? Какая ненавистная страна Англия! Не находите ли вы, что единственная держава с честной политикой - Россия? Да, именно честной, подчас глупой, но честной. Неужели же она не восторжествует когда-нибудь ради этой честности над всей остальной Европой! Я верю, что да. Но... нам не увидать этого торжества".
Мекк - Чайковскому (февраль, 1878):
"Из-за Балкан ничего нет приятного, а вот что очень приятно, что в Петербурге на праздниках к жене английского посланника ни одна из русских дам не поехала с визитом. Это очень мило, даже нельзя было ожидать от наших светских дам такого патриотического протеста".
Чайковский - Мекк (февраль - март, 1878):
"Как пересказать те неопределенные ощущения, через которые переходишь, когда пишется инструментальное сочинение без определенного сюжета? Это чисто лирический процесс. Это музыкальная исповедь души, на которой многое накипело и которая по существенному свойству своему изливается посредством звуков..."
Чайковский - Мекк (март, 1878):
"Ваше мнение о нашем верховном правительстве буквально сходится с моим. Я, как и Вы, большой сторонник нашей династии, люблю государя всем сердцем, питаю большую симпатию к наследнику и, как Вы, сокрушаюсь об образе правления, от которого и происходят все слабости, все темные стороны нашего политического развития... Пусть не говорят, что мы не дозрели до конституционных форм".
Чайковский - Мекк (март, 1878):
"Издатель Юргенсон пишет мне, что Рубинштейн будет играть мой Первый концерт. Знаете ли вы этот концерт?.. Это одно из моих любимых детищ. Каким образом Рубинштейну вздумалось теперь играть этот концерт, который он прежде признавал неисполнимым? Не знаю, но очень ему благодарен за это. Он его, наверное, отлично исполнит".
Чайковский - Мекк (март, 1878):
"Я не в состоянии был ничего писать сегодня. Мне как-то совестно приниматься за переписку скрипичного концерта в виду угрожающей нам музыки ядер, бомб, пуль и торпед. Побольше бы этих торпед, чтобы всех англичан взорвать на воздух!"
Чайковский - Мекк (март, 1878):
"Сегодня я уже не так тоскую, как вчера. Я все-таки доволен и рад, что Россия держит себя гордо и достойно".
Прошла Олимпиада в Токио. С Чайковским мы не проиграли. На носу - зимний Пекин. Загадывать не будем - но Чайковского мы там услышим. А потом? Что будет через полтора оставшихся года санкций, которые наложены на российских спортсменов, болельщиков, да и всю страну всемирными чиновниками, шаманами допинговых дел из МОК и прилегающих к нему организаций? Торжественно отменят свой эксперимент?
Попросят заменить Чайковского?
На Мусоргского? Римского-Корсакова? Шостаковича?
Любой каприз. У нас богат репертуар: в русской культуре множество имен, знакомых миру и доступных самому последнему всемирному чиновнику.