На этой подлодке и раньше случались серьезные аварии, за что она получила на флоте нелестное прозвище Хиросима.
Эвакуировать моряков с нырявшей на высоких океанских волнах субмарины можно было лишь с помощью вертолета. За его штурвалом сидел 27-летний старший лейтенант Вениамин Молодкин, ныне - военный пенсионер из Ярославля.
О пожаре
- По дороге к вам из Москвы пересматривал американский фильм "К-19". Настраивался, так сказать, на нужную волну. Вы ведь наверняка видели картину с Харрисоном Фордом и Лиамом Нисоном в главных ролях, Вениамин Семенович?
- Разок посмотрел. Много лет назад. Больше не тянет. Классический Голливуд. Присочинили, добавили, приукрасили...
Но дело даже не в этом. Я не имел никакого отношения к тем событиям. В фильме речь идет об аварии ядерной силовой установки К-19, которая случилась 4 июля 1961 года.
В ту пору мне было шестнадцать лет, и, конечно, я не мог ничего знать о трагедии, разыгрывавшейся недалеко от берегов Америки. Информация о случившемся долго была засекречена, ее открыли, кажется, лет через двадцать или даже больше.
Когда я служил, слухи на флоте ходили, но никто не мог подтвердить их или опровергнуть. Подобные разговорчики не приветствовались.
История, к которой я причастен, произошла в начале 1972-го.
К-19 под командованием капитана 2 ранга Виктора Кулибабы возвращалась на базу с боевой службы в Атлантике. Утром 24 февраля по корабельной трансляции прозвучал сигнал тревоги: в трюме девятого отсека лопнул трубопровод, маcло попало на раскаленный фильтр очистки воздуха, и вспыхнуло пламя. За считаные минуты погибли все матросы и офицеры, находившиеся в отсеке. Дым и угарный газ распространились по лодке, огонь угрожал пульту управления главной энергетической установкой, агрегаты перешли на аварийные источники питания, второстепенные потребители были отключены, оборвалась связь, погас свет...
Подлодка экстренно всплыла на поверхность. Подъем со 120-метровой глубины занял считаные минуты. За время пожара экипаж потерял двадцать восемь человек. Еще двенадцать моряков оказались отрезанными в десятом отсеке, их судьба была неизвестна.
Первым оставшуюся без хода, электричества, тепла и дальней связи К-19 обнаружил корабль береговой охраны США. Американцы предложили помощь. Наши отказались.
Потом подоспел сухогруз "Ангарлес". Матросы попытались завести буксирные концы на подлодку, но океан сильно штормил, из затеи ничего не вышло.
Оставалось верить в судьбу и надеяться на подход советских военных кораблей со спасателями.
Разумеется, подробностей, которые рассказываю сейчас, в тот момент я не знал. Хронологию событий восстановил уже потом, спустя время.
О походе
- Но что-то же вам было известно?
- Пока не пришли в район аварии и воочию не увидели полузатопленную лодку, по сути, ничего. Командиры не говорили, куда и зачем мы идем. Поступил приказ - выполняйте!
Я служил в Североморске корабельным вертолетчиком на БПК "Вице-адмирал Дрозд". Нас еще называли плавающими летчиками. В декабре 1971 года мы заступили на боевую службу. Походы могли длиться и шесть месяцев, и дольше.
В тот раз наш большой противолодочный корабль обогнул Европу и двинулся вдоль побережья Африки. Новый год встретили в море, потом сделали недельную остановку в Конакри. Это столица Гвинеи.
- Прежде вы бывали за границей?
- Нет, конечно. И в боевом походе тоже оказался впервые. Все в диковинку.
- На берег вас отпускали?
- Обязательно. Пальмы впервые увидел... Экзотика!
Честно сказать, ничего особо любопытного там не было, толком не на что смотреть. Грязь, нищета, жара. Правда, пиво местное понравилось. Холодное!
Мы с гвинейцами в волейбол играли.
- На пиво?
- На интерес. Я спорт всегда любил, еще до армии борьбой занимался. Классической, сейчас она греко-римской называется...
После Конакри БПК "Дрозд" пошел на Кубу. Когда пересекли экватор, устроили ритуальное посвящение новобранцев в морские волки. Потом покажу фото. Качество снимков - не фонтан, но уж какое есть. Я играл Нептуна. По такому случаю командование даже разрешило мне отрастить бороду, что вообще-то считалось нарушением устава.
До Гаваны мы прилично не успели дойти, когда из Москвы поступил приказ срочно менять курс и направляться в Северную Атлантику. Помчались на полных парах. Народ на корабле сразу смекнул: случилось что-то очень серьезное, из ряда вон...
О решении
- Поблизости от района аварии была земля, какие-нибудь, не знаю, острова?
- Да нет там ничего! Когда мы добрались на место, лишь супостаты кружили, американцы. Ну и сухогруз этот, "Ангарлес", от которого толку в тех условиях - ноль.
- Сколько вы шли?
- Больше недели, почти десять дней. У К-19 были 3 марта.
- И все это время подводники болтались на лодке без света и тепла?
- А что им оставалось делать? Только ждать. Капитулировать перед врагом они не могли.
- Если бы вы не успели?
- Послушайте, мы с вами говорим о военных, которые дали присягу Родине...
- Что увидели, придя на место катастрофы?
- К-19 находилась в полупогруженном состоянии, из воды возвышалась лишь рубка. И погодка была отвратительная - шторм баллов восемь, сильный боковой ветер, волны метров десять.
- Качку вы переносили нормально?
- На корабле-то нормально.
- А где нет?
- Летать в столь неблагоприятных условиях было не нормально. Как проводить спасательную операцию в такой обстановке? По всем правилам и инструкциям вертолету запрещалось подниматься с борта БПК. И Москва не брала на себя ответственность, не отдавала приказ. Дескать, решайте сами, вам на месте виднее, нужны добровольцы.
А что тут думать, когда на наших глазах лодка борется со стихией и в любую минуту может уйти на дно вместе со всем экипажем?
Мы с майором Адольфом Крайновым поочередно летали на вертолете-целеуказателе Ка-25ДЦ. Адик и по званию был старше, и по возрасту. Я родился 30 декабря 1944 года, а он лет на десять раньше. Еще в нашу авиагруппу входили капитан Хведась - штурман, старший лейтенант Кондратьев - техник вертолета и старший лейтенант Долгушин - техник по авиационным приборам.
По идее, первым к подлодке должен был лететь Крайнов. Как командир авиагруппы и более опытный пилот. Но, вижу, он мнется, трется, глаза в сторону отводит. Я подошел, спрашиваю напрямую: ты чего время тянешь? Говорит: не полечу. И тебе не советую. Нужно переждать, пока погода улучшится. Нельзя нарушать регламент.
Ну, я вспылил, даже выругался вслух, не сдержался. Заспорили. Кричу: "Адик, что творишь-то? Надо немедленно действовать!" Впечатление, что он испугался. Юра Хведась рядом стоял, ждал, чем наш разговор закончится.
В принципе, Крайнова нельзя осуждать, формально он поступал по инструкции, правильно. Взлетать было очень опасно. Но как безучастно смотреть на гибель людей? И без того многие уже жизнь отдали. Там, на подлодке...
Об операции
- Никаких иных вариантов не оставалось? Только вертолет?
- О том и речь! Единственный шанс попытаться сделать хоть что-то. Я сказал командиру БПК "Дрозд" капитану первого ранга Проскурякову, чтобы доложил в Москву: старший лейтенант Молодкин готов к полету. И Юра Хведась подтвердил, что будет со мной в кабине. На месте штурмана.
Из главного штаба ВМФ дали добро: можно лететь. Я еще раз подошел к Крайнову: "Ну что, Адик? Не передумал?" Смотрю, а его буквально трясет. Потом он взял себя в руки, говорит: "Я командир группы, начну первым, а ты следом пойдешь. Пока подстраховывай".
Мы с Юрой даже выдохнули одновременно. От души отлегло, когда поняли, что Крайнов смог собраться в решающий момент, пересилил страх.
В общем, мужики полетели. С первой попытки удалось передать подводникам осветительные фонари и два мешка с продуктами. Потом наступила моя очередь. Начали эвакуировать членов экипажа.
- Как это выглядело?
- Подлетали, зависали, опускали лебедку. Поначалу принимать людей приходилось только с рубки. Это было и сложно, и опасно.
- Сколько народу удавалось вытащить зараз?
- Человек семь-восемь. Мы предварительно постарались максимально освободить кабину, сняли разной аппаратуры килограммов пятьсот, не меньше. У нас же был вертолет-целеуказатель, на нем стояли приборы, передававшие картинку с локатора на корабль, и он уже по нашим данным производил ракетный пуск. Вот эту наводящую технику мы и убрали. Полтонны, считай, верных четыре человека, которых можно было взять на борт дополнительно.
Кабинка, в общем-то, небольшая. Кроме меня и штурмана там размещался еще боцман, помогавший с помощью съемной лебедки принимать людей с лодки. Спасательный трос был длиной около шести метров, поэтому приходилось низко висеть над рубкой.
В люльку помещался лишь один человек. Моряк пристегивал специальный страховочный ремень, и его тащили наверх. Потом спускали канат за следующим...
- В каком состоянии были подводники?
- В разном. Некоторые так обхватывали трос руками, что мы потом пальцы разжать не могли. Кто-то оказался не в состоянии сказать хоть слово, произносил лишь какие-то междометия. Еще я обратил внимание, что у многих седые волосы, хотя это были молодые ребята.
Трюмного мичмана поднимали в вертолет в бессознательном состоянии, конец троса зацепился за шасси, боцману пришлось вылезать из кабины, на весу распутывать узел...
- И долго могла продолжаться каждая такая погрузка?
- Минут десять, может, пятнадцать. Если бы не отвратительная погода, управлялись бы быстрее.
О риске
- Сколько ходок вы сделали, Вениамин Семенович?
- Да никто этого не считал. Не до того было.
- Но хотя бы количество спасенных знаете?
- Человек пятьдесят - точно. Возможно, больше.
- Понимаю, что вопрос наивный, и все же спрошу: рисковали сильно?
- Вы же сами знаете ответ... Один раз рубка подтолкнула меня по шасси. Лодка огромная, многотонная, вертолет против нее - пушинка. От удара Ка-25 накренился градусов на тридцать. Честно сказать, после удара внутри все похолодело. Мы запросто могли навернуться в океан. К счастью, обошлось.
- На каком расстоянии от лодки находился БПК "Вице-адмирал Дрозд"?
- Метров пятьсот или около того.
- Болтало в воздухе сильно?
- Это не самое страшное. Главное - запуск двигателя вертолета. Если удавалось, дальше шло легче, появлялась устойчивость.
- Много для этого времени требовалось?
- Ну, минуты две-три. Палуба корабля находилась в двух с половиной метрах от ватерлинии, волны перекатывались по ней туда-сюда. Плюс - сильный ветер. Ка-25 могло завалить на бок или даже смыть за борт.
Поэтому действовать приходилось быстро. Матросики выкатывали машину из ангара и устанавливали на противоскользящей сетке. Несколько человек сразу бросались раскрывать сложенные лопасти, а остальные удерживали вертолет на месте. На каждом шасси гроздьями висели с десяток моряков. В этот момент я и начинал запускать двигатель. Как только он переходил на взлетный режим, тут же отрывались от поверхности.
И приземлялись точно так же. Матросы еще в воздухе ловили Ка-25 за все, до чего могли дотянуться, и буквально прижимали к палубе.
- Когда закончилась спасательная операция?
- Последних подводников, насколько помню, снимали 8 марта.
Можно сказать, сделали женщинам подарок на праздник, вернули живыми чьих-то мужей и сыновей.
- Вы так и летали с Крайновым по очереди?
- В основном я, если честно. Состояние у Адольфа было не очень, это бросалось в глаза. Он находился на "Дрозде", руководил полетами. Моими...
Потом из Североморска подошли два корабля-спасателя - "Бештау" и "Алтай". На БПК-1 находился такой же вертолет - Ка-25ДЦ. Им управляли пилоты Николай Гладнев и Вячеслав Сёмкин. Они тоже поучаствовали в операции, поковырялись немножко.
Вскоре после прихода спасателей я завел на К-19 шланг высокого давления и кабель электропитания. Это было крайне важно. Зацепил на "Бештау" и потащил. Помню, на капитанском мостике стоял и смотрел адмирал Владимир Касатонов, первый заместитель главкома ВМФ. Он прилетел из Москвы и взял общее руководство на себя.
С помощью шланга подводники продули цистерны главного балласта, лодка приподнялась повыше над поверхностью воды. Стало чуть легче.
О возвращении
- Что было потом?
- Таким же макаром доставили на К-19 буксирный трос. Лодку ведь предстояло доставить на базу.
Правда, в том полете чуть не случилась беда: мы зацепились тросом за какую-то антенну на рубке. Зависли и - ни туда, ни сюда. Я пытался удержать машину, чтобы та не дала крен.
Хведась, срываясь на мат, орал мне: "Рублю!" Хотел буксир сбросить.
Уговорил его: "Ничего не делай, не трогай! Сейчас все нормально будет". Аккуратненько так висел, пока моряки не подобрали трос и не приделали куда им надо.
- Как спасали тех, кто оказался запертым в десятом отсеке?
- Это уже происходило без моего участия. Их вызволили лишь 18 марта, спустя три с лишним недели после аварии. Все это время мужики провели в кромешной темноте и ледяном холоде, без еды... Чудом выжили!
Невероятно, но лет пять назад меня нашел мичман из десятого отсека. Оказалось, он живет в нескольких минутах ходьбы от моего дома.
- Здесь, в Ярославле?
- Ну да, в нашем районе. Мир тесен!
Его дочь случайно увидела интервью со мной в какой-то телепередаче и сообщила отцу. Он поспрашивал у соседей и заявился сюда. Мы повспоминали былое, "квакнули" немножко по случаю неожиданной встречи. Куда же без этого?
- Какие-то новые подробности вы узнали?
- А что неизвестного ранее мог рассказать мичман? Они сидели в железной банке и ждали конца. Но духом не падали, держались.
Когда их вытащили, всех сразу положили в корабельные лазареты, кормили буквально с ложечки. У некоторых наблюдались сильнейшие психические расстройства, что и немудрено. Пережить такое...
Тела двух членов экипажа - лейтенанта Хрычикова и старшины Марача - по морской традиции были погребены в водах Атлантики. Всего в том походе погибли тридцать человек. Двадцать восемь - в первый же день, когда на лодке вспыхнул пожар. Потом матроса смыло волной при переходе на крейсере "Александр Невский", а капитан 2 ранга Ткачев в шторм получил смертельную травму уже на плавбазе "Магомет Гаджиев".
В операции по спасению К-19 участвовали более тридцати кораблей ВМФ. К ним успел присоединиться даже вертолетоносец "Ленинград", находившийся в момент аварии в Черном море. Ежедневно по приказу министра обороны СССР в район катастрофы прилетали два самолета, сбрасывали необходимые вещи - спасательные плоты, одежду, инструменты. Большинство посылок бесследно поглотила пучина...
БПК "Вице-адмирал Дрозд" вернулся в Североморск 24 марта 1972 года. Мы шли с приспущенным флагом. Лодку прибуксировали лишь 4 апреля...
О начале
- А как вы оказались на Северном флоте, Вениамин Семенович?
- Попал туда в 1969-м, с год отлетал на Ми-4, потом переучился на Ка-25. Уже говорил, что выход в море на "Дрозде" был моей первой боевой службой.
А в небо я поднялся здесь, в Ярославле. В 1963-м пришел в местный аэроклуб, начинал на Як-18, легком спортивном самолете. Потом уже был вертолет Ка-15.
- У вас в семье кто-нибудь имел отношение к авиации?
- Абсолютно нет. Я девятый ребенок у родителей, самый младший. И третий Вениамин. Маме нравилось это имя. Дважды называла им моих старших братьев, но те умирали в младенчестве, а вот я выжил...
Мама никогда не работала, занималась домом, детьми. Отец прошел войну, потом пытался прокормить семью, но не сказать, что слишком усердствовал. Любил выпить, умел хорошенько поддать. Как и еще два моих брата. Один из-за того, что часто в бутылку заглядывал, умер в 52 года, второй - в 59 лет.
Жили мы в Тверицах, сейчас это часть Ярославля, а тогда - отдельный поселок на левом берегу Волги. Там находилась переправа, пароходики и паромы сновали через реку туда-сюда.
Хорошее место, красивое. Дом наш на два десятка семей стоял недалеко от воды, мы занимали комнату, разделенную перегородкой пополам. Получалось как бы две. Там всем семейством и ютились - родители, два брата, три сестры...
Школа моя находилась неподалеку, минутах в пятнадцати ходьбы от дома. Учился я плохо, можно сказать, вообще не занимался уроками. Лентяй был ужасный. Зато постоянно играл в футбол с пацанами во дворе.
Как впервые попал в аэроклуб, уже и не вспомню. Гагарина, наверное, должен благодарить. Он полетел в космос в 1961-м, а меня в небо потянуло через год.
После школы поступил в ремесленное училище. Получал профессию фрезеровщика и параллельно продолжал ходить в аэроклуб. Налетал сорок часов на Як-18, потом нам с Севера прислали списанные Ка-15. Плохонький, слабенький вертолет, но для обучения вполне годился.
Какое-то время проработал наладчиком на моторном заводе, где начальником участка был мой старший брат Николай.
В девятнадцать лет женился, через год у нас с Ниной родился Вадим, сын. В какой-то момент я решил, что буду поступать в Кременчугское летное училище, послал туда документы, уже собирался ехать на Украину, когда меня вызвали в военкомат и сказали, что призывают в армию. Спросил, мол, в качестве кого? Отвечают: вы ведь успешно занимаетесь в аэроклубе, освоили вертолет. Вот на нем и продолжите летать. Присвоили звание младшего лейтенанта и отправили на Северный флот.
О службе
- Сразу сделали офицером? Без всякого училища?
- Видимо, нужны были летчики, вот мне и зачли аэроклуб.
Уже говорил: примерно год я летал на Ми-4 в роли второго пилота. В основном над Баренцевым морем кружили. Занимались поиском подводных лодок с помощью специальных приборов.
- Находили?
- Случалось. Чаще это были не боевые, а учебные задания. Еще радиомаяки сбрасывали, те потом сигналы подавали.
Уже во время службы я экстерном окончил Саратовское летное училище. В 1970 году меня на три месяца отправили в Николаев переучиваться на Ка-25. Он так и назывался: противолодочный вертолет корабельного базирования. Готовили нас основательно, мы изучали теорию, по винтику разбирали двигатель, оперение, все, вплоть до шасси... После возвращения на Север я получил погоны лейтенанта и стал командиром экипажа.
Так получилось, что всю свою армейскую жизнь, почти двадцать лет, я прослужил на Севере в одной части - 830-м Отдельном корабельном противолодочном вертолетном полку.
- На Север сразу всей семьей поехали?
- Нет, почти три года жил один. Нинон с Вадиком перебрались ко мне только в 1972-м.
Она потом была у нас штатным хронометражистом. На КПП сидела, все аккуратно фиксировала - взлет, посадку, любое действие. Без нее никак не обошлись бы. У нее и пенсия военная. Матрос!
Правда, до северной надбавки годик не дотянула...
- Смогли бы стать подводником, Вениамин Семенович?
- Не мое. Мужики с К-19 рассказывали, какая у них служба. Кошмар. Я и на надводных-то кораблях не слишком любил ходить. Не моряк. Вот летать - другое дело.
Хотя однажды был случай... Чуть не утонул вместе с вертолетом...
О крушении
- Расскажите.
- Дело было в Средиземном море во время боевого дежурства на БПК "Вице-адмирал Зозуля".
- Что-то везло вам на "птичьи" фамилии - то Дрозд, то Зозуля...
- Кстати, да. Раньше не задумывался...
Словом, 11 сентября 1975 года я совершал очередной ночной полет вместе со штурманом капитаном Суринтом. Выполнили задание, выдали целеуказания и уже возвращались на корабль. Помню, сказал Роману: "Все, домой. Сейчас чайку квакнем, и спать".
До палубы оставалась самая малость, летели на скорости пятьдесят километров в час и высоте метров тридцать. Вдруг вертолет свалился с посадочного курса, резко накренился вправо и спикировал в воду.
Все произошло стремительно, я пытался что-то сделать ручкой продольно-поперечного управления, но та замерла, не двигалась ни вперед, ни назад. Буквально через пару секунд вертолет начал погружаться. Я отстегнул ремни безопасности, пошарил рукой справа, там, где сидел Роман: нету!
Действовал на автопилоте, рефлекторно, голова соображать не успевала.
Почувствовал, что кабина заполнилась водой, понял, что давление снаружи и внутри выровнялось, резко оттолкнулся от сиденья и поплыл вверх, активно работая руками.
- Вам удалось открыть дверцу?
- Всегда держал ее открытой при посадке на корабль. Всегда! Привычку такую выработал. Возможно, это и спасло меня. А у Суринта дверца была закрыта... У штурманов сиденья на специальных салазках, чтобы отъезжать в глубь кабины и работать в задней части с аппаратурой. Они вообще никогда не пристегиваются, им так удобнее елозить туда-сюда.
Может, Роман не успел выбраться из кабины или его выбросило через блистер при столкновении с водой. Я-то при ударе был привязан и почти не пострадал, лишь слегка стукнулся головой о приборную доску, лоб оцарапал о переключатели...
Осознал, что случилось, когда увидел звезды над головой. Такое, знаете, южное звездное небо... Тут-то и понял: произошла катастрофа. Начал звать Романа. Тишина! Корабль чуть отдалился, с полкилометра прошел вперед по инерции. Но за себя я не переживал, понимал, что сейчас вернутся. Море было теплое, градусов двадцать с лишним. Надул оранжевый спасательный жилет и стал ждать, пока меня подберут с БПК.
А Романа так и не нашли. Погиб. Видимо, вместе с вертолетом ушел на дно. Там глубина большая, чуть ли не три километра. Вот такая история. Трагическая...
Об ошибках
- Это единственная авария с Ка-25 на вашем веку?
- Потом с другими пилотами тоже случались. Не только на море, но и на земле. Я словно открыл ящик Пандоры...
Перечислю несколько ЧП, которые произошли лишь в нашем полку.
В 1976 году группа пилотов перегоняла вертолеты из Севастополя в Североморск. У Ка-25, которым управляли командир капитан Нестеров, штурман майор Иванов и старший техник лейтенант Самойлов, в восьмидесяти километрах от Петрозаводска произошел обрыв лопасти нижнего несущего винта, вертолет упал в озеро и затонул вместе с экипажем.
В январе 1977 года случилась очередная катастрофа К-25. После взлета ночью при развороте машина столкнулась с сопкой, разрушилась, частично сгорела, штурман капитан Ермолаевский погиб.
В том же 1977-м, но в августе, Ка-25 подполковника Пастухова и майора Вовка потерял управляемость, попал в режим вихревого кольца, из которого командир не смог выйти из-за малой высоты. Экипаж разбился...
Видите, сколько смертей только за три года.
- Ненадежный вертолет?
- Нет, машина хорошая, но в авиации все бывает.
После моего падения в Средиземное море генерал Логачев, командир полка, спрашивал: что случилось? Говорю: отказ управления, заклинило ручку. Почему это произошло? Бес его знает! Потом на заводе в Улан-Удэ проводили расследование, что-то проверяли. Вроде нашли причину: случился обрыв какого-то крепления. Там столько всевозможных передач и соединений... А в итоге Роман Суринт жизнь отдал.
Дорогая цена у ошибок...
- Вы долго летали на Ка-25?
- Не очень. Перешел на Ми-6. На мой взгляд, лучший вертолет из тех, что существуют. Огромный! Взлетный вес - сорок пять тонн, экипаж - шесть человек. Я был командиром. А мой второй, правый летчик Виктор Пухов, кстати, в 2000 году участвовал в спасательной операции на "Курске". К тому времени он уже пересел в левое кресло пилота...
Словом, на Ми-6 я чувствовал себя прекрасно. Занимались перевозкой грузов - военных, гражданских. Летали по всему Советскому Союзу, хотя чаще, конечно, по Кольскому полуострову. Как-то, помню, генерала Мамая, начальника политотдела, возил на рыбалку. Там же полно мест, где семга сама в руки выпрыгивает...
А потом меня на время отстранили от полетов...
О характере
- За что?
- За неопрятную рабочую тетрадь и незастегнутый воротничок гимнастерки. Был такой командующий авиацией Северного флота генерал Ручков. Однажды приехал в наш полк с проверкой. Находился в скверном настроении, стал вызывать командиров экипажей на доклад. Абсолютно всех. Ну, я и попал ему под горячую руку. С порога начал придираться: "Почему у вас, товарищ капитан, пуговица расстегнута?" А у меня и так руки от волнения дрожат.
Потом говорит: "Где рабочая тетрадь?" Отвечаю: "Дома". Приказал принести. Я сбегал. Генерал стал листать: "Почему в таком неряшливом состоянии?" Стоило бы промолчать, но я попытался возразить: "Мне все понятно и удобно. Все хорошо". Ручков завелся: "Вот хорошо!" И сует мне под нос тетрадь Геннадия Демченко, еще одного нашего пилота. Тот рисовал здорово, почти как профессиональный художник. Вот и изобразил в тетради картину а-ля Айвазовский. Все аккуратненько, красиво.
Спору нет, Гена с красками работал мастерски, правда, на вертолете почти не летал, на земле сидел.
Я ответил, что так не сумею. Командующий объявил: "Отстраняю вас от полетов". Я даже не спросил разрешения выйти, развернулся и - в дверь. На пороге меня встретил командир полка Леонид Шкулев: "Ну что, Молодкин?" Говорю: "Все, сняли".
Полгода не летал. Потом назначили правым летчиком к Вале Моторину на Ми-8.
- Зарплату сразу подрезали?
- Да деньги - фигня, обидно было, что наказали не по делу!
Через какое-то время освободилось место командира Ми-6. Мне сказали: пиши заявление в КПСС, и переведем. До сих пор ненавижу эти дела партийные, собрания бессмысленные, но тогда выбора, по сути, не оставалось... Подал документы в КПСС и летал до 1986 года, пока не уволился в запас.
А в 1988-м мы с Ниной и Вадимом уже вернулись сюда, в Ярославль.
- Вы прослужили на Севере семнадцать календарных лет, но так и остались капитаном...
- Это правда. Остальные командиры экипажей были сплошь майорами и даже подполковниками, а мне звездочку не давали. Как присвоили капитана в 1973-м, так больше и не подняли. Наверное, надо было ходить по начальству, просить, в глаза снизу вверх заглядывать, а я не по этой части. Не повышают в звании - ну и ладно, обойдемся. Характер у меня такой - кланяться не умею.
Про себя рассказывать тоже не люблю, это сегодня что-то разговорился, даже осип с непривычки...
Кстати, бывший парторг нашего полка Александр Аксенов сейчас живет в Ярославле, мы вместе с ним в баню регулярно ходим, водку пьем. Тоже удивляется: "Почему, Молодкин, ты капитаном остался?"
- Для пенсии это имеет значение?
- Ну, может, тысячу рублей накинули бы. Если бы вовремя дали майора, еще два-три года мог бы служить. Когда уволился и приехал сюда, мне было сорок три. Сил полно! Не до конца реализовался как пилот.
- А налетали сколько?
- Около трех тысяч часов, не так много, как хотел.
Но что теперь об этом рассуждать? Ничего не изменишь.
О настоящем
- За участие в операции по спасению К-19 вас наградили, Вениамин Семенович?
- Вячеслав Семкин, Николай Гладнев и я получили ордена Красной Звезды. Адольфу Крайнову дали орден Красного Знамени.
- Он же вроде не особо летал?
- Зато был старшим по званию... В общем, все по плану, так у нас обычно и бывает.
Техников почему-то наградили медалями "За боевые заслуги", хотя могли бы расщедриться и дать "За отвагу".
- Еще ордена есть у вас?
- Нет, только юбилейные медали.
- Как время на пенсии коротаете?
- Банька по понедельникам - строго обязательно. В бильярд раньше любил поиграть, сейчас редко выбираюсь.
После возвращения в Ярославль устроился сторожем в автопарк. Год выдержал, потом ушел - скучно. Сидишь себе и в потолок глядишь. Пошел маркером в бильярдную. Там было намного веселее. Но команда сменилась, уволился.
Дачу купили в Ермолово. Сын рядом построил дом для себя. Теперь у нас их два - старый и новый. Вадим занимается русскими печками. Окончил курсы, с хорошим мастером познакомился и теперь сам кладет. Замечательно получается.
- По небу скучаете?
- Поначалу было, сейчас уже отпустило.
Хотя вот на днях приснилось, как мы тащили на К-19 шланг с тросом и зацепились за мачту. Словно заново пережил тот эпизод. Хведась хотел концы обрубить, а я не дал, повертел вертолет, покачал им и отцепился.
- После 1986 года возвращались в Североморск?
- Один раз приглашали на юбилей полка. В начале нулевых годов. А больше не ездили.
Мне там нравилось. Ни морозы не мешали, ни полярные ночи...
К сожалению, большинство из тех, с кем служил и дружил, уже отошли в мир иной. Осталась буквально пара человек.
- Вы Пухова называли, который в спасении "Курска" участвовал.
- Да, с Витей мы общались, но вскоре после той операции его наглухо парализовало. Схватил там какое-то воспаление. Потом в инвалидную коляску пересел и умер...
- У вертолетчиков есть какой-то свой тост?
- Общий с авиацией. Чтобы количество посадок равнялось количеству взлетов.
Правда, поздравляя 8 марта свою дорогую и единственную Нину Алексеевну с Международным женским днем, в этом году обязательно вспомню и ребят с К-19, которых мы спасали ровно полвека назад.
Такое не забывается...
Ярославль - Москва.