Клад для сценаристов
Крупный петроградский чиновник Юрий (Георгий) Дюшен (1883 - после 1929) день за днем фиксирует события завершающего периода Великой русской революции 1917 года и начального этапа Гражданской войны. Раньше других он, выпускник Императорского Училища правоведения, осознает паралич власти: Временное правительство находится в глубочайшем кризисе, из которого нет и не может быть эволюционного выхода.
15 октября 1917 года Юрий Сергеевич записывает: "На всех железных дорогах солдаты творят бесчинства. Россия захлебнулась в потоке слов всяких съездов, комитетов, совещаний, заседаний и проч. Всюду происходят самосуды, что, впрочем, вполне естественно, когда нет настоящего правосудия"1.
20 октября 1917 года, за пять дней до взятия Зимнего большевиками, Дюшен конгениально передает обстоятельства времени и места. "Остроумно замечание одного простого вагоновожатого про обесценение денег: "Скоро придется кредитки носить в корзине, а провизию в порт- моне"2. Эта короткая, но яркая запись по своей весомости соизмерима с выводами иной монографии.
31 октября 1917 года, в первую неделю пребывания большевиков у власти, Дюшен фиксирует: "Новая острота: что такое анархия? Анархия - это когда всем, всем, всем можно делать всё, всё, всё!"3 Соль остроты в том, что именно словами "всем, всем, всем", поясняется в комментарии, "нередко начинались как обращения А.Ф. Керенского, так и обращения большевиков после их прихода к власти"4.
Подобные свидетельства очевидца бесценны не только для историка, но и для писателя, сценариста, драматурга. Дневник содержит ряд выразительных и колоритных подробностей, позволяющих воочию представить себе повседневную жизнь образованного человека, жизнь и судьба которого совпали с эпохой перемен.
Одиночество трудоголика
К началу Великой русской революции Юрий Сергеевич Дюшен был воистину любимцем счастья и баловнем судьбы. Он родился в семье флотского офицера Сергея Петровича Дюшена, который в конце царствования Николая II занимал значительное место в Морском ведомстве: имел чин "полного" генерала флота (II класс Табели о рангах) и был председателем Главного военно-морского суда. По прошению отца его сын Георгий (Юрий) был зачислен в привилегированное Императорское Училище правоведения, что стало мощным трамплином для дальнейшей карьеры.
Дюшен с отличием окончил Училище, стремительно рос в чинах, быстро обгоняя по службе сверстников. В течение десяти лет он получил четыре чина, став статским советником (V класс Табели о рангах, выше полковника, но ниже генерал-майора), чиновником особых поручений Министерства финансов и исполняющим обязанности секретаря министра финансов. Еще в 1908 году был пожалован камер-юнкером Высочайшего двора: это придворное звание открывало свободный доступ ко всем дворцовым церемониям и позволяло стать своим в кругу столичной аристократии...
Дюшен умело конвертировал свои придворные связи и находящийся в его руках солидный административный ресурс секретаря министра. Коронную службу молодой статский советник удачно сочетал с занятием бизнесом: он был членом правления нескольких акционерных обществ и директором правления солидного Русского Торгово-Промышленного акционерного общества. Он мог жить на широкую ногу, ни в чем себе не отказывая. (В 1927 году после ареста Дюшена сотрудником ОГПУ была составлена опись принадлежавшего ему имущества, в которой были учтены 737 предметов - от столового серебра, монет, орденов, изделий из слоновой кости и малахита до мебели, галстуков, воротничков и носков. И это спустя десять лет после начала революции, когда значительная часть имущества уже была распродана и обменена на продукты, чтобы выжить в тяжелый период разрухи и голода.).
Но руководила Юрием Сергеевичем отнюдь не жажда приобретательства и наживы. Он не мыслил себе без каждодневного интенсивного труда и напряженной умственной работы, а его профессиональные знания были одновременно востребованы и Министерством финансов, и бизнесом.
21 октября 1917 года, за четыре дня до большевистского переворота, Дюшен пишет: "Настроение тяжелое. Работоспособность равняется нулю. Трудно сосредоточиться на каком-либо деле, когда ежедневно может начаться новая катавасия"5.
Столичный чиновник, имевший широчайший круг светских знакомых, не имел ни своей семьи, ни близкого друга и пессимистические мысли о трагизме происходящего мог доверить лишь дневнику.
Борьба без шансов на успех
Страдающий от собственного одиночества немолодой холостяк Дюшен искал и находил утешение в работе. Он был настоящим трудоголиком и воистину незаменимым работником. Забегая вперед, скажу, что в 1920 году сослуживцы-коммунисты выдали Юрию Сергеевичу в высшей степени лестную характеристику, объясняющую причины его предыдущей блистательной карьеры:
"...Проявлял себя как добросовестный и энергичный работник. Работая неустанно, он требовал и от своих сотрудников подобного же отношения к делу. По всему видно, что это человек, работающий ради работы. Соблюдая точно все декреты и постановления центральной власти, он никогда не сходил с платформы законности и порядка. Его поступки, представляющие образец трудоспособности, энергии и неутомимости, всегда были сообразованы с основными принципами советской власти; посему мы считаем, что подобный человек является ценным работником и вполне достоин того, чтобы ему была предоставлена возможность проявить достаточно широко свои возможности"6.
Дюшен при любых обстоятельствах всегда оставался не только чрезвычайно квалифицированным работником (такие нужны при любом политическом режиме), но и убежденным сторонником власти и порядка. Поэтому его восприятие событий Русской смуты и отношение к советской власти во многом уникальны. Вопреки расхожему историческому мифу о Русской смуте как борьбе "поручиков Голицыных" и "корнетов Оболенских" на стороне белых с выходцами из простого народа на стороне красных7, аристократ Дюшен раньше многих понял обреченность белого дела и никогда не боролся вместе с белыми против красных.
"Борьба проиграна по той причине, что симпатии широких народных масс бесповоротно склонились к большевизму, отвечающему его чаяниям"8.
Этот вывод Дюшен сделал еще 2 апреля 1918 года!
Дневник крупного петроградского чиновника сохранил для Истории множество драгоценных подробностей о событиях революции 1917 года и детально описал, как бацилла взаимной ненависти проникает в здоровый организм государства Российского и начинает уничтожать его изнутри.
Поразила эта бацилла и самого Дюшена.
Бацилла ненависти
15 октября 1917 года рафинированный аристократ задает риторический вопрос: "Какой мерзавец А.Ф. Керенский. Неужели он избегнет виселицы или самосуда?"9 К министру-председателю Временного правительства автор дневника относился в высшей степени враждебно и своей злобы не скрывал.
На следующий день после взятия Зимнего Дюшен, не прибегая к намекам и иносказаниям, чётко формулирует личное отношение к перевороту:
"В ночь на сегодня Временное правительство приказало долго жить! А.Ф. Керенский удрал из Зимнего дворца на фронт еще вчера утром, остальные министры арестованы ночью в Зимнем дворце и, говорят, порядком избиты. Так им и надо, достаточно натворили глупостей, пускай теперь расплачиваются. Жаль, что А.Ф. Керенский удрал, а не повешен"10.
31 октября 1917 года Дюшен подводит итог: "Я предпочитаю В.И. Ленина, открытого врага, А.Ф. Керенскому, этому волку в овечьей шкуре"11.
Большевики, к власти которых у Дюшена не было, да и не могло быть никаких симпатий, воспринимались им как единственно возможная реальная политическая сила, способная обуздать всеобщее безначалие.
8 ноября 1917 года он констатирует: "По-моему, напрасно взваливают всю вину в теперешней катастрофе на большевиков. Несомненно, выступление большевиков ускорило катастрофу, но истинной причиной была причина уже не партийного и не государственного характера, а стихийного. То, что теперь происходит, неминуемо должно было случиться именно теперь, перед наступлением зимы и вне зависимости от того, кто находится у власти. Если бы сам Николай Угодник и все святые ангелы с ним явились бы править нашей несчастной страной, неумолимой судьбы, роковой и катастрофической, они не могли бы предотвратить"12.
Дюшен рассматривал происходящее сквозь призму античного Рока, отлично осознавая неотвратимость свершающихся на его глазах перемен и невозможность выбрать для себя иную судьбу. "Размеры теперешней катастрофы нельзя охватить разумом. Когда подумаешь, что от великого Государства, от великой Российской Империи остались одни лохмотья - жутко становится на душе. Прежняя жизнь отошла в вечность.
Как ни старайся развивать в себе эгоизм, как ни думай только о себе и своих делах, нельзя побороть в себе чувство стыда и позора, нельзя не болеть душой за свою несчастную Родину"13.
"Чем столетье интересней..."
3 марта 1918 года экс-чиновник, которому всего 35 лет, записывает в дневник свое самое сокровенное желание:
"Мне решительно все равно, какое будет правительство, какую политику оно будет вести, лишь бы можно было спокойно жить и работать. ...От массы переживаний треплются нервы и болит душа"14. На следующий день - снова о заветном: "Со всем можно было бы помириться, лишь бы была какая-нибудь гарантия неприкосновенности личности и жилищ"15.
Увы, тем, кому выпало жить в эпоху Русской смуты, такой гарантии не мог дать никто. Отец автора дневника в сентябре 1918 года был взят большевиками в качестве заложника и умер или был расстрелян в тюрьме. Сам Юрий Сергеевич был арестован в 1927 году и сослан в Сибирь на три года. Как сложилась его судьба после 1929 года, исследователи выяснить не смогли.
Я закрываю книгу, вернувшую потомкам его дневник и метания души, и вспоминаю стихи поэта Николая Глазкова:
- Я на мир взираю из-под столика,
- Век двадцатый, век необычайный.
- Чем столетье интересней для историка,
- Тем для современника печальней16.
Империя уходила по-английски?
Послесловие к дневнику петроградского чиновника написал ветеран советской внешней разведки.
Да, увлекательное как детектив послесловие к дневнику Дюшена написал полковник Службы внешней разведки в отставке Ю.Х. Тотров, широко известный в узких кругах как создатель методики выявления иностранных разведчиков "под прикрытием". Используя свои профессиональные знания и многолетние навыки, он проанализировал события столетней давности и получил сенсационный результат: Юрий Дюшен, передавший рукопись своего дневника английскому дипломату, безнадежно запутался в паутине британской Секретной разведывательной службы.
Официальное представительство британской Секретной разведывательной службы с согласия российского Военного министерства в Петрограде было аккредитовано при Главном управлении Генерального штаба России. До прихода к власти большевиков сотрудники представительства "не занимались вербовкой агентуры, ограничиваясь лишь сбором устной информации через своих русских знакомых. Дюшен как раз мог быть для них источником такой информации во время обедов в Клубе английских офицеров"17.
И уже другими глазами смотришь на многозначительную запись Дюшена, сделанную 1 мая 1918 года, о роли англичан в Февральской революции: "Нельзя забывать, что они - те дрожжи, на которых поднялась русская революция, результаты которой налицо"18.
- 1. Дюшен Ю.С. Дневник петроградского чиновника. 1917-1918 / науч. ред. Р.Г. Гагкуев. М.: Воевода, 2020. С. 36.
- 2. Там же. С. 39.
- 3. Там же. С. 61.
- 4. Там же. С. 253.
- 5. Там же. С. 40.
- 6. Там же. С. 342-343.
- 7. Ганин А.В. 50 офицеров. Герои, антигерои и жертвы на историческом переломе. 1917-1922. М.: Кучково поле Музеон; Воевода, 2022. С. 15.
- 8. Дюшен Ю.С. Указ. соч. С. 186.
- 9. Там же. С. 37.
- 10. Там же. С. 45.
- 11. Там же. С. 60.
- 12. Там же. С. 72.
- 13. Там же. С. 75.
- 14. Там же. С. 149, 150.
- 15. Там же. С. 153.
- 16. Всемирная эпиграмма. Антология. В 4 т. Т. 4. СПб.: Политехника, 1998. С. 502.
- 17. Дюшен Ю.С. Указ. соч. С. 337.
- 18. Там же. С. 192.
От редакции сайта
Увлекательнейшее расследование, в ходе которого было установлено имя автора дневника, хранящегося в норвежской библиотеке, можно прочесть на сайте Наша родословная