Эти слова прямо перекликались с церковными: "Не в силе Бог, а в Правде". Таких обращений к религиозным архетипам будет очень много. Самое известное - "Дорогие братья и сестры" Сталина. В минуту крайнего испытания люди и народы сами собой обращаются к Богу (в своей речи 22 июня о нападении Гитлера на Россию Черчилль сказал: "Да, бывают времена, когда молятся все").
И испытание было не только физическое, не только испытание экономических сил страны, организационных сил государства, храбрости и мужества людей - на фронте и в тылу. Нет. 1941-й - это еще и идеологическое, политическое испытание.
Об этом сравнительно не так часто пишут у нас, но один из главных расчетов Гитлера в 1941-м был не только на собственно военный разгром СССР, а на то, что первые военные поражения разорвут Систему Власти изнутри. Причем в двух смыслах: национальные республики отпадут от ослабевшего русского центра, а в самой России начнется восстание против Диктатуры Партии.
В 1914 г. Ленин сказал: "Превращение империалистической войны в войну гражданскую есть единственно правильный пролетарский лозунг". В 1941-м ту же мысль на свой лад повторяла немецкая пропаганда от Геббельса до рейхсминистра Восточных оккупированных территорий А. Розенберга: если сбить "большевистский обруч" с русской бочки, то Россия не будет сопротивляться. Немцы ставили на идеологическое поражение СССР: по их мысли, русский народ (тем более другие народы СССР) ненавидел "еврейский большевизм", с колхозами, НКВД, диктатурой Партии, запретом частной собственности, 1937 годом и т.д. Надо дать выход этой ненависти: превратить внешнюю войну во внутреннюю, гражданскую. Да, в СССР нет организованной пятой колонны - но есть антисоветские настроения, неизбежные после Гражданской войны и террора 1930-х. Власть ослабнет - они вырвутся на поверхность.
Поэтому, если "для своих" в Германии прямо говорили, что русские - унтерменши, "рабы для нашей культуры", их число необходимо радикально уменьшить и превратить в полуживотных, способных только читать вывески и выполнять приказы немецких хозяев, то агитация для русских была прямо противоположной. Азы любой пропаганды: народ, с которым воюют (русский в данном случае), - хороший, немецкая армия и государство воюют вовсе не против народа, а, наоборот, за его "освобождение от большевистского режима". Не коричневый волк - а добрая бабушка.
Вот эта идеология "освобождения России" была и в "Русской освободительной армии" Власова и для "добровольных помощников" немецкой армии из числа русских ("хи-ви") и просто для любых полицаев и коллаборантов.
Эта пропаганда (в сочетании, конечно, с успехами немецкой армии 1941-1942 гг., когда победу Гитлера называли неизбежной) имела немалый успех. Достаточно сказать, что этих "хи-ви", сражавшихся против Красной Армии, по оценкам российских историков, было около 1 млн! И это не считая армии Власова, полицаев, различных национальных частей (прибалтийских, грузинских и т.д.). Конечно, огромное большинство становилось пособниками немцев не из-за пропаганды, а просто по шкурным соображениям, из страха, голода (военнопленные) и т.д. Но немало было и идейных противников СССР, ВКП(б), Сталина. Так, в 1942-1944 годах, по данным российских историков, было 90 тыс. перебежчиков из Красной Армии.
Все это определяло важнейшие задачи советской пропаганды, в том числе и работы писателей.
Поднимать русские патриотические чувства, национальную гордость. Сеять ненависть к безжалостному врагу, жажду мести. Разоблачать немецкую пропаганду - при том что многие немецкие тезисы, например, о колхозах, диктатуре Партии и НКВД, антисемитские лозунги и т.д., советская пропаганда должна была просто игнорировать, эти опасные темы в советских СМИ в принципе не обсуждались. Наконец, вести антифашистскую контрпропаганду среди войск противника. Последнее делалось с большим размахом, в том числе немецкими антифашистами, жившими в СССР (писатели В. Бредель, Фр. Вольф), но без заметного эффекта. За всю войну было менее 1 тыс. немецких перебежчиков в Красную Армию - хотя те немногие советские немцы, которые воевали (огромное большинство, как известно, были высланы и использовались только на вспомогательных работах), сражались ничуть не хуже, чем граждане СССР других национальностей.
Как же писатели и ССП справлялись с такими задачами ?
Первый митинг писателей Москвы прошел 22 июня. Фадеев еще раз зачитал речь Молотова. Среди стандартных слов и призывов выделялись слова поэта И. Уткина: "Мы не дети и не преуменьшаем силу нашего врага. Враг опасен. Но это тот враг, с которым мы, может быть, больше всего хотели бы сражаться". Да, такое настроение у многих было: у тех идейных антифашистов в СССР, кто не сомневался в неотвратимости столкновения, считал 1939-1941 гг. лишь передышкой, а в душе оценивал договора с Германией как "похабные". Вс. Вишневский: "Решительный день пришел. Фашизм должен погибнуть. Он не минует гибели. Пусть вспомнит гитлеровская банда, что русская армия уже дважды в истории была в Берлине".
Из Вешенской 26 июня пришла телеграмма Наркому обороны: "Дорогой тов. Тимошенко! Прошу зачислить в фонд обороны СССР присужденную мне Сталинскую премию. По Вашему зову готов в любой момент стать в ряды РККА и до последней капли крови защищать социалистическую Родину. Полковой комиссар запаса РККА М. Шолохов".
С 27 июня в Москве стали выставляться "Окна ТАСС" - агитплакаты. Тексты к ним писали московские поэты, в том числе Маршак, Демьян Бедный, Кирсанов.
Но Война - совсем не цветочки. А многочисленные "ягодки".
Одна из больных тем - народное ополчение.
4 июля 1941 г. принято сов. секретное постановление Госкомитета обороны "О добровольной мобилизации трудящихся Москвы и Московской области в дивизии народного ополчения". Пункт 1. "Мобилизовать в дивизии народного ополчения по городу Москве 200 тыс. человек".
Насколько это было добровольно? Нет никаких сомнений, что масса людей записывалась и в армию, и в ополчение по собственному желанию. Но далеко не все. Например, членов ССП вызывали в Союз повестками или по телефону, к Бахметьеву. "Дело обставлялось так, будто речь пойдет об уплате членских взносов. Бахметьев и его жена (!?) возглавляли тогда оборонную комиссию Союза. Они предлагали явившемуся присесть, брали у него членский билет, после чего советовали уважаемому товарищу записаться по призыву Сталина в ополчение, недвусмысленно давая понять, что в противном случае данный билет останется у них в столе". Что ж, с позиций сегодняшнего дня звучит дико. А в 1941-м? Война. Вот такая. ВОВ. Не парадная. На жизнь и смерть. Другое дело, что "чета Бахметьевых" отчиталась, многие немолодые-необученные ополченцы погибли, а вот никакого военного толка от гибели каждого из них по отдельности не было. Хотя, наверное, от загубленных дивизий народного ополчения какой-то жестокий военный смысл в целом все же был.