04.03.2023 15:32
"Родина"

Разная память о русских князьях, один из которых принял жестокий бой, а другой, похоже, пытался спастись бегством

Разная память о русских князьях, один из которых принял жестокий бой, а другой, похоже, пытался спастись бегством
Текст:  Владимир Рудаков (кандидат филологических наук, главный редактор журнала "Историк")
Родина - Федеральный выпуск: №3 (323)
В источниках упоминаются три военных столкновения с татарами, случившихся за пределами крепостных стен: два из них приходятся на время похода Батыя на Северо-Восточную Русь - это сражения под Коломной и на реке Сити1. Оба произошли 785 лет назад. Оба окончились победой завоевателей. Однако это были совершенно разные сражения. В исторической памяти потомков первое из них оказалось несправедливо недооцененным, второе, наоборот, явно переоцененным. Почему так случилось?
Всеволод Юрьевич и Роман Ингваревич готовятся к обороне Коломны.
Читать на сайте RODINA-HISTORY.RU

БИТВА ПОД КОЛОМНОЙ

Князь Роман Ингваревич: поэма без героя

Многие годы сражение под Коломной, произошедшее в самом конце декабря 1237 года или в начале января 1238-го на границе Рязанского и Владимирского княжеств, рассматривалось историками "просто как стычка передового отряда владимирской рати (чуть ли не "сторожи") с татарскими авангардами" (курсив мой. - Авт.)2. В действительности же это был один из самых героических эпизодов борьбы с захватчиками, и главную роль в нем сыграли, судя по всему, вовсе не владимирцы, а рязанцы.

Во-первых, под Коломной монголам противостояли соединенные полки сразу нескольких правителей русских земель: рязанского князя Романа Ингваревича, пронского князя кюр-Михайловича, а также присоединившегося к ним старшего сына великого князя владимирского - Всеволода Юрьевича, пришедшего вместе с воеводой Еремеем Глебовичем.

Мифы и заблуждения об отношениях Руси и Золотой Орды

Во-вторых, во время сражения был смертельно ранен один из крупных ордынских военачальников, младший сын Чингисхана (то есть родной дядя хана Батыя) по имени Кулькан. Об этом сообщается в "Сборнике летописей" персидского историка и государственного деятеля Рашид ад-Дина, писавшего в начале XIV века: "...они овладели также городом Ике [Коломна]. Кулькану была нанесена там рана, и он умер. Один из русских эмиров, по имени Урман [Роман], выступил с ратью (против монголов), но его разбили и умертвили"3. Событие было явно неординарным: Кулькан оказался единственным погибшим в ходе "западного похода" монгольской армии царевичем-чингизидом: видимо, именно поэтому сражение под Коломной и попало в анналы персидского историка.

Вообще рассказ Рашид ад-Дина о завоевании Руси весьма лаконичен и содержит сведения лишь о нескольких эпизодах нашествия. Интересно, что при этом автор упоминает по имени и сообщает о действиях только трех русских князей, остальные имена используя лишь как топонимические ориентиры. Об одном из этих князей говорится, что он был убит (некто "Улайтимур" - если судить по созвучию, то это, вероятно, правивший в Москве князь Владимир Юрьевич), о другом ("Ванке-Юрку", вероятно, великий князь Юрий Всеволодович) - что он бежал в лес, а затем был пойман и умерщвлен.

И лишь о князе Романе (в "Сборнике летописей он назван "Урман") сообщается, что тот выступил против монголов и бился с ними.

"Эта неожиданная дань уважения коломенскому князю была высказана спустя 70 (!) лет в далекой Персии, причем его имя, в отличие от многих других, приводилось практически без изменений: Ур-ман/Ро-ман. Пожалуй, сложно придумать лучший памятник храброму воину", - справедливо отмечал по этому поводу современный исследователь Д.Г. Хрусталев4.

Фигура исторического умолчания

Казалось бы, подвиг защитников рязанской земли и, прежде всего, главного героя битвы под Коломной - князя Романа Ингваревича - должен был занять достойное место и в русской исторической памяти. Однако в ранних летописных источниках, легших в основу всех последующих рассказов о нашествии и составленных не намного раньше (70-е гг. XIII в. - начало XIV в.) "Сборника летописей" Рашид ад-Дина, информация о битве под Коломной оказалась еще более лаконичной, чем в сочинении персидского историка. И если о смертельном ранении царевича-чингизида русские книжники вполне могли не знать, то уж имя князя, героически сражавшегося под стенами Коломны, им должно было быть известно наверняка. Однако князь Роман Ингваревич упоминался только в одном из трех ранних летописных рассказов о нашествии Батыя - в статье Новгородской первой летописи старшего извода (далее - НПЛ), которая, судя по всему, передавала информацию своего рязанского источника5.

Две другие летописи - Ипатьевская (далее - Ипат.) и Лаврентьевская (далее - Лавр.), в которых также содержатся рассказы о событиях под Коломной, о Романе ничего не сообщали. Согласно их версии, главной фигурой сражения под Коломной был владимирский князь Всеволод Юрьевич. Однако при всех симпатиях к "своему" князю превратить его в подлинного героя сражения было затруднительно, ведь он, в отличие от героически погибшего в бою Романа, спасся бегством.

В итоге рассказ о коломенской битве в изложении Лавр. и Ипат. оказался весьма куцей "поэмой без героя", хотя в действительности это было не так: как раз в этом сражении настоящий герой был.

В более поздних летописных сводах картина сражения под Коломной претерпевала существенные изменения, однако все они также были "не в пользу" Романа Игнваревича. А в Московском своде 1479 г. и в зависящих от него летописях князь Роман и вовсе был отодвинут на третий план, потому что, согласно предложенной летописцами трактовке, инициатором похода на татар, как и в повествовании Ипат., оказывался... великий князь Юрий Всеволодович:

"Князь же великии Юрьи посла противу им сына своего Всеволода из Володимеря, и с ним князь Романъ Инъгворович с вои своими, а воеводу своего Еремея Глебовича посла князь Юрьи напред в сторожех"6.

Эта же трактовка впоследствии оказалась и в Никоновской летописи7, составленной в 1520-1530-е гг. и легшей в основу других летописных памятников XVI в., а также последующих исторических сочинений о нашествии Батыя8. В опиравшейся же на рассказ Никоновской летописи Степенной книге, составленной на рубеже 1550-1560-х гг. и оказавшей огромное влияние на последующее историописание9, рассказу о коломенской битве места и вовсе не нашлось. А князь Роман Ингваревич не упомянут даже в знаменитой "Повести о разорении Рязани Батыем", дошедшей в версии, составленной не ранее середины XVI в.10, в которой фигурирует легендарный герой Евпатий Коловрат.

В исторической памяти об эпохе Батыева нашествия сражение под Коломной было вытеснено на второй план рассказом о "битве на реке Сити", произошедшей 4 марта 1238 года, в которой принял участие великий князь владимирский Юрий Всеволодович.

БИТВА НА РЕКЕ СИТИ

Князь Юрий Всеволодович: бегство к посмертной славе

В историографии отъезд великого князя из хорошо укрепленного Владимира и его появление с "малой дружиной" на реке Сити, находившейся, по выражению В.А. Кучкина, "на самом краю владений суздальских Рюриковичей"11, традиционно опирается на трактовку, предложенную составителем Лавр.:

"Тое же зимы выеха Юрьи из Володимеря в мале дружине, урядивъ сыны своя в собе место Всеволода и Мстислава. И еха на Волъгу с сыновци своими с Васильком, и со Всеволодом, и с Володимером, и ста на Сити станом, а ждучи к собе брата своего Ярослава с полкы и Святослава с дружиною своею. И нача Юрьи князь великый совкупляти вое противу татаром, а Жирославу Михайловичю приказа воеводьство в дружине своей..."12.

Но почему могущественный правитель Суздальской земли в решающий для своего княжества час оказался именно в этом забытом Богом месте? В науке есть разные точки зрения на этот счет. О том, что Юрий Всеволодович рассчитывал, что, "собрав войско, успеет спасти отечество и столицу", писал еще Н.М. Карамзин13. Точно так же трактовал события Г.В. Вернадский, по мнению которого Юрий покинул Владимир, "очевидно, полагая, что город выдержит осаду до тех пор, пока он освободит его с новой армией, которую он планировал собрать на севере"14. Такой же точки зрения придерживалось и большинство советских историков15. До сих пор многие, даже самые, казалось бы, въедливые и скрупулезные исследователи продолжают принимать на веру версию Лавр., отмечая, что либо "Юрий решил уехать из Владимира на северные окраины княжества и собирать там войско для войны с татарами"16, либо "решил применить самую известную впоследствии русскую тактику затягивания противника вглубь страны"17.

На основе такого прочтения источника и сформировалась широко распространенное мнение, согласно которому на берегах затерянной в далеких лесах крохотной речки Сити произошло едва ли не одно из важнейших событий эпохи Батыева нашествия и даже нечто более значительное18.

Однако подобные интерпретации опираются лишь на весьма предвзятое по отношению к великому князю сообщение Лавр.

Другие ранние летописи иначе описывают события. Согласно НПЛ, правитель Суздальской земли изначально не собирался драться с врагами: "князь же Юрьи выступи изъ Володимиря и бежа на Ярославль". Автор рассказа НПЛ отметил также, что татары "погнашася по Юрьи князи", и только узнав об этом, тот "начал полкъ ставити около себе". Но было поздно: "не успевъ ничтоже", он опять "побеже", в результате чего оказался на реке Сити. Здесь татары и настигли Юрия, "и животъ свои сконча ту".

Как отметил А.Ю. Бородихин, в НПЛ "речь идет уже не о борьбе, не сопротивлении врагу, а только о бесславной, в глазах новгородца, гибели великого князя"19. Версия НПЛ о бегстве великого князя полностью подтверждается сообщением Рашид-ад-Дина ("эмир этой области Ванке Юрку бежал и ушел в лес: его также поймали и убили"20). Ипат. и вовсе сообщает, что Юрий был убит еще до взятия татарами Владимира, то есть фактически не успев принять участие в отражении нашествия.

О событиях же на реке Сити в этой летописи вообще не упоминается...

Таким образом, только в рассказе Лавр., написанным во многом с целью прославления погибших владимирских князей, содержится информация, согласно которой Юрий Всеволодович выехал из столицы, чтобы собрать войска для дальнейшей борьбы с татарами. Между тем даже Лавр. не позволяет судить о том, что, очутившись на реке Сити, великий князь готовился оказать сопротивление татарам. Даже в комплиментарном по отношению к Юрию источнике картина битвы оказывается весьма странной...

Разный выбор 37 князей

Нет сколько-нибудь серьезных причин считать, что рассказ, который составлялся в Новгороде (НПЛ), менее достоверен, чем рассказ, который редактировался во Владимире (Лавр.). Скорее, наоборот: есть основания полагать, что составитель рассказа НПЛ (как установил А.А. Гиппиус, это Тимофей пономарь, который был автором текста летописи за 1228-1274 гг.21), опирался на рассказы участников событий.

К тому же в пользу версии о бегстве князя говорят косвенные данные. Учитывая расположение реки Сити, можно утверждать, что непроходимая местность на севере подконтрольных Юрию территорий в гораздо большей степени подходила для того, чтобы скрываться от неприятелей, нежели для того, чтобы собирать силы, готовясь к нанесению им ответного удара. Здесь не было укрепленных пунктов, и здесь невозможно было пополнить те скудные ресурсы, которые "малая дружина" Юрия захватила с собой из Владимира - ни фуража лошадям, ни питания воинам, ни подкреплений за счет жителей окрестных селений.

"Углубившись в болотистые дебри, Юрий сам себе устроил ловушку, причем безвыходную", - отмечал К.И. Комаров.22. Как полагают современные исследователи, вполне вероятно, что "в дальнейшие планы Юрия вовсе не входило давать врагу генеральное сражение, во всяком случае, таким сражением нельзя считать стычку с одним из татарских отрядов на р. Сити, в которой Юрий бесславно погиб"23.

При этом нужно учитывать, что отъезд Юрия Всеволодовича вполне вписывался в норму поведения значительной (если не большей) части известных нам правителей русских земель того нелегкого времени. По моим подсчетам, из 37 князей, упомянутых по именам в ранних источниках, повествующих о нашествии Батыя (Лавр., НПЛ и Ипат.) за период с декабря 1236-го по 1241 год (включительно), примерно треть князей погибли (13, в том числе и бежавший, согласно НПЛ, Юрий Всеволодович), один попал в плен, незначительное число (5) в момент нашествия находились на безопасном расстоянии от татар, остальные же (почти половина от общего числа!) либо точно бежали, о чем есть соответствующие указания источников (5), либо сделали это с большой долей вероятности (13). Среди бежавших князей были самые сильные и амбициозные правители: Даниил Романович Галицкий и будущий святой - Михаил Всеволодович Черниговский...

При этом в дошедших до нас произведениях книжности нет и намека на осуждение князей за бегство от монголов. Наоборот: успешное бегство правителя подавалось книжниками как результат Промысла Божьего, защитившего того или иного князя от его врагов24. В этом контексте НПЛ не рассказывала о великом князе владимирском ничего такого, что выходило бы за рамки распространенного в годы нашествия поведения многих других правителей русских земель. Однако у составителя рассказа Лавр., который все-таки не стал упоминать о бегстве Юрия Всеволодовича, а изложил дело так, что князь якобы готовился дать татарам вооруженный отпор, судя по всему, был иной взгляд на произошедшее.

Вероятнее всего, причину этому следует искать в том, что возможное бегство великого князя владимирского, в отличие от аналогичных поступков других правителей русских земель, завершилось не спасением Юрия Всеволодовича от врагов, а его гибелью. А значит, параллель с бегством, являющимся дарованным Господом способом "избавления", в данном случае явно не срабатывала: коль скоро замысел Юрия не удался, значит, Господь оказался не на его стороне.

Составитель же Лавр. явно стремился создать панегирик погибшему правителю Суздальской земли. При этом ему неизбежно приходилось считаться с тем, что рассказ о полководческих талантах Юрия Всеволодовича по определению не мог лечь в основу такого панегирика, ведь как раз эти таланты князь и не проявил. Вероятно, именно с данным обстоятельством связано стремление преподнести историю гибели Юрия в ином смысловом контексте - не как бегство, а как неудавшееся военное приготовление (частью которого и был отъезд из столицы) и последующую гибель, с которой князь внутренне уже смирился.

Зачем Екатерина II "редактировала" малодушие русских князей во время монголо-татарского нашествия

Фактически описание поведения князя post factum "подгонялось" под печальный финал его жизни. В итоге в Лавр. Юрий Всеволодович оказался изображен не столько воином, стремящимся совершить воинский подвиг, сколько князем-страстотерпцем, готовым смиренно встретить ниспосланные ему испытания (завоевание врагом его владений, гибель ближайших родственников в осажденном Владимире, поругание "безбожными" святых церквей и т.д.) и покорно (можно даже назвать это христоподобно!) принять грядущую смерть, в деталях напоминающую мученическую кончину князей-страстотерпцев25.

Лики святые и забытые

Образ великого князя, желающего не столько победить, сколько пострадать за веру, прочно закрепился в исторической памяти. Этому способствовало местное прославление Юрия в лике святых, а в дальнейшем - его общерусская канонизация, произошедшая в январе 1645 г.26 Созданная тогда же новая гробница Юрия Всеволодовича была посвящена "мученически венчашемуся кровию за веру христианскую, Владимирскому чудотворцу, убиенному от злочестиваго и безбожнаго царя Батыя <...> за Волгою рекою, на реке Сити"27.

В секулярной литературе Нового времени образ князя-мученика постепенно трансформировался в образ князя-воина, организовавшего решающую битву с завоевателями28. Это произошло вполне естественным путем, ведь к этому моменту рассказы о героическом сражении под Коломной и бесстрашном князе Романе уже подернулись пеленой забвения...

Научная библиотека История