В ночь на 1 июня 1927 года ларионовская группа (в нее, кроме него, вошли Дмитрий Мономахов и Сергей Соловьев) в сопровождении финского проводника перешла речку Сестру, являвшуюся государственной границей. Недалеко от платформы Левашово боевики оборудовали временный лагерь и несколько раз съездили в Ленинград, присматриваясь к месту будущего взрыва. Совершить его удалось 7 июня, и он стал самым известным террористическим актом русских эмигрантов на территории СССР.
Вот официальная версия, опубликованная в газете "Правда":
"Седьмого июня, около десяти часов вечера, в Ленинграде было совершено нападение на Центральный партийный клуб (Мойка, 59) во время заседания научно-исследовательского института. В комнату заседания кружка, занимавшегося вопросами исторического материализма, ворвался неизвестный, который, приоткрыв дверь, бросил одну за другой две бомбы. Из брошенных бомб в комнате взорвалась только одна. На заседании присутствовало 35 человек слушателей семинарии по историческому материализму"1.
От взрыва пострадал 31 человек. Именно столько оказалось в больницах Ленинграда2.
Руководитель зарубежного "Русского Обще-Воинского Союза" генерал А.П. Кутепов - инициатор создания террористических боевых групп - был крайне недоволен результатами акции. Вместо планировавшегося громкого убийства партийных руководителей Ленинграда - удар по рядовым большевикам. Из нескольких бомб взорвалась только одна. Однако скромные результаты преобразились под пером террориста Виктора Ларионова. Безжалостное преступление представляется в его дневнике то эпическим актом возмездия, то романтичным приключением.
Впрочем, следует учитывать, что первое издание ларионовской книги "Боевая вылазка в СССР" вышло в парижском издательстве "Борьба за Россию", выпускавшем одноименный журнал при участии М.М. Федорова и С.П. Мельгунова. Можно обоснованно предположить, что дневник капитана Ларионова был сочно переписан известным историком и редактором Мельгуновым, обладавшим прекрасным стилем.
С отрывком из этого документа мы и знакомим читателей "Родины".
Боевая вылазка в СССР
Записки организатора взрыва Ленинградского центрального партклуба (июнь 1927 г.)*
2 июня
Нас было трое: два славных парня, решившихся на все: Димитрий и Сергей, и я - марковец-артиллерист. Мы только что перешли черту жизни и смерти - границу СССР, небольшую, неглубокую речку Сестру, но быструю и холодную, с дном неровным, устланным острыми и скользкими камнями.
Было около десяти с половиной часов вечера. Белая, северная июньская ночь не прятала красивых рельефов знакомой мне еще с детства местности - извилистой, окутанной туманным облаком речки в долине, четких в ночном небе контуров сосен и елей, громады каменистого обрыва, зарослей ольхи и мелких, кривых березок на болоте, на той, на нашей, русской стороне. И в душу лился все тот же родной запах болот, сосен, весенней земли, то же журчанье речных струек и болотных ключей и песнь тоски и печали - музыка северного леса - пение кукушки.
Казалось, что не было в прошлом десяти лет скитаний, горьких потерь, тяжелых ран, утраты родной земли, калейдоскопа переживаний - от сказок степных походов - этих легенд подвигов и кровавых терний - до палаток Галлиполи в долине "роз и смерти"; от видений минаретов Стамбула и сказок тысячи и одной ночи развалин Румели-Гиссара - до тупика фабричной стены приморского города, где под монотонное, безвыходное жужжание приводных ремней текли серо и бесцветно последние дни жизни моей.
3 июня
Вот и железная дорога на "Ленинград"3. Дачи, перелески...
Когда-то шестнадцатилетним юношей ходил я со школьным приятелем по этим же местам... Помню лето, знойное и пышное. Оба мы писали тогда стихи, и оба, как водится, были влюблены... Его "мечта", полненькая шатенка Зоя, жила на Железнодорожной улице во втором этаже маленькой дачи. Приятель мой, как и полагается поэту-юноше, был идеалист; в лунные теплые ночи он играл на пианино, в истоме выбегал в сад, бросался в мокрую траву и стонал: "Зоя, Зоя!.." Как-то в черную ночь, закутавшись в плащи, с обязательным электрическим фонарем мы подкрались к ее даче, сняли с углового столба вывеску - "Железнодорожная улица" и на ее место прибили другую, заранее заготовленную: "Улица жизни", то есть улица Зои (Зоя по-гречески - жизнь).
Прошли годы... И вот по той же "улице жизни", но со смертью в портфелях и в карманах, пробираемся мы к "Ленинграду"...
На знакомой, но изрядно полинявшей, годами не ремонтированной и заплеванной станции в ожидании поезда довольно много народа - все в заплатанных, перелицованных платьишках, обыватели советские. Несколько военных. Молодежь пощелкивает шпорами из-под длинных шинелей и фланирует; бывшие "кадровые" хмуры и сдержанны - их сразу отличишь. Женщины бедно одеты, преобладает черный цвет. После Европы режут глаз старомодные фасоны.
[...]
И в поезде никто не обращает внимания на нас с Димой. Мы даже беседуем вполголоса. В окне мелькают знакомые с раннего детства - поля, парки, рощи, перелески. Поезд останавливается на промежуточных станциях, принимает новую публику и катит дальше, свистя таким забытым, милым свистом русского паровоза... Полуразрушенные дачи, церковки без крестов, поваленные заборы... Лимонадные будки - эта обычная принадлежность пригородных дачных мест - заколочены. Обрывки старых афиш на заборах треплет ветер... Аллеи заросли высокой травой, парки и сады загажены, деревья поломаны...
Со ступенек вокзала жадными глазами смотрим на открывшийся перед нами новый мир. Волна душевного подъема, поглотившая сразу всю усталость дороги, мелкий заячий страх перед кондукторами, контролерами и чекистами, поднялась во мне.
Теперь уже ни шагу назад. Стало доминировать во всем существе нашем чувство дерзостной радостной отваги, чувство насмешки над окружающим нас миром "советчины".
Приятно, до сладострастия приятно сознавать себя в этом стане врагов, в этом мире Чеки корниловцем-первопоходником, офицером Марковской бригады...
Да, я смеюсь над вашими "комсвятынями", я плюю на них, хожу и буду ходить перед вашими чекистами и "мильтонами", как ни искусны вы в выслеживании ваших врагов...
И еще было радостное сознание от того, что - "корабли сожжены"...
[...]
Литейный мост... Красавица Нева... Решетки густолиственного Летнего сада, горбатый мосточек Зимней канавки, Петропавловская крепость, Марсово поле, Адмиралтейство... Моя родина... Как передать моей неискусной в литературе рукой чувства, глубокие и волнующие, охватившие изголодавшуюся по Родине душу при виде красот родного Петербурга?
Вы поймете эти чувства, когда сами будете возвращаться на Родину как ее дети, со слезами счастья и радости, а не как "тать во нощи", с револьверами и бомбами за пазухой...
[...]
Подошли к особняку на Мойке. Осмотрели массивную тяжелую парадную дверь с красующейся на небольшом картоне надписью "Центральный Партийный Клуб и А.П.О.Л.К." ("Агитационный пролетарский отдел ленинградской коммуны"). У двери - никого. Прямо перед домом - набережная Мойки; налево, если стать спиной к подъезду, через несколько домов - Невский проспект; направо, кажется, через один или два дома - Кирпичный переулок, перпендикулярный к набережной Мойки.
Я оцениваю местность и нахожу, что довольно удобно, после "тарарама" в клубе, выскочить на улицу и взять курс на Кирпичный переулок. Мойка, впрочем, сильно ограничивает возможность бегства.
5 июня
Красавица Нева осталась прежней. После Шпрее, после Сены, как ласкает глаз ее свинцовый простор, ее скованная гранитом ширь и мощь! Как сказочно красив вид на столицу Петра с Биржевого моста... Действительно - город по красоте только Константинополю равный.
[...]
Лютая злоба кипит в душе и рвется наружу: здесь, перед Медным Всадником, вздыбившим гордого коня, над украденным у него городом, произнести клятву борьбы, клятву священной мести!.. Над лысым черепом проклятого разложившегося мертвеца, опоганившего святое имя родного города, подписавшего своими скрюченными пальцами подлейший в истории мира приговор Ипатьевского подвала... Смерть им, смерть этим гадам интернационала, ибо всякий, носящий кличку "коммунист", ответствен за кровь Ипатьевского подвала, виновен в миллионах других убийств, в осквернении души русского народа, виновен в создании той бездны позора, лжи, грязи и крови, куда рухнула Родная земля.
Мои спутники испытывают, по-видимому, такое же настроение. Инстинктом, русским сердцем своим чуют они то великое зло, что терзает нашу Родину. Оба они, никогда не принадлежавшие ни к каким партиям, готовы по зову своей совести на бескорыстную жертву, на подвиг, во имя двух простых слов: "Родина и Честь". С этим ощущением себя и Родины они родились, без этого они не могут жить...
6 июня
Днем я пошел в Казанский собор, перед гробом Кутузова преклонил колено, поставил свечку павшим за Россию и долго думал в тихом, озаренном огоньками полумраке...
7 июня
Я говорю моим друзьям одно слово: "можно", и сжимаю тонкостенный баллон в руке...
Секунду Димитрий и Сергей возятся на полу над портфелями, спокойно и деловито снимая последние предохранители с гранат...
Распахиваю дверь для отступления... Сергей размахивается и отскакивает за угол. Я отскакиваю вслед за ним... Бомба пропищала... и замолкла. Еще секунда тишины, и вдруг страшный нечеловеческий крик:
- А... а... а... а... Бомба!..
Я, как автомат, кинул баллон в сторону буфета и общежития и побежал по лестнице... На площадке мне ударило по ушам, по спине, по затылку звоном тысячи разбитых одним ударом стекол: это Дима метнул свою гранату.
Сбегаю по лестнице...
По всему дому несутся дикие крики, шуршание бегущих ног и писк, такой писк - как если бы тысячи крыс и мышей попали под гигантский пресс...
[...]
У пограничного столба Сергей поднял кулак в сторону лесистого обрыва на русской стороне и отсалютовал ГПУ наганом... Гулко раздался выстрел над спящей речной долиной.
Все было позади - тревоги, опасности, усталость...
Страшное напряжение сил и нервов сменилось знакомым чувством - пустоты и тишины после боя...
Мы шли вдоль Сестры по гладкой утоптанной тропинке...
Несется пение кукушки... Опять этот клик тоски и печали северных лесов, опять эта песня об ушедшем без возврата...
Среди лиц, получивших ранения от взрыва в партийном клубе - докладчик, профессор Максим Лазаревич Ширвиндт (1893-1936) - историк философии. В конце 1930-х годов был зав. кафедрой исторического материализма в Ленинградском политехническом институте и возглавлял философскую секцию в Институте марксизма. Ярый сторонник троцкистской оппозиции, в 1936 году был репрессирован и расстрелян. Присутствовал на собрании и историк Григорий Соломонович Зайдель (1893-1937) - заместитель председателя Коммунистической академии в Ленинграде, первый декан исторического факультета ЛГУ. Впоследствии он также был репрессирован как троцкист и расстрелян. Среди сидевших на собрании можно выделить будущего доктора биологических наук, академика ВАСХНИЛ Исаака (Исая) Израилевича Презента (1902-1969) - правую руку печально известного академика Т.Д. Лысенко. В тот год он работал в естественно-научной секции Научного общества марксистов...
От взрыва серьезно пострадали археолог С. Семенов (у него была пробита надкостница), редактор Госиздата А. Файнштейн (потерял глаз), завотделом радиосвязи И. Ямпольский (получил сквозное ранение живота). Именно в него Мономахов стрелял из пистолета при бегстве.
Троице террористов удалось тогда живыми уйти из Ленинграда. Для двоих возмездие не заставило себя долго ждать.
* Отрывки печатаются по тексту: Ларионов В.А. Боевая вылазка в СССР. Записки организатора взрыва Ленинградского центрального партклуба (июнь 1927 г.). Paris: Борьба за Россию, 1931.
P.S. Сергей Соловьев через два месяца после теракта погиб в перестрелке с сотрудниками ОГПУ на Онежском озере, рядом с Петрозаводском.
Дмитрий Мономахов в 1928 году бросил бомбу в бюро пропусков ОГПУ в Москве, погиб от пули чекистов.
Виктор Ларионов вскоре после теракта был выслан во Францию. В Париже организовал кружок "Белая идея", объединявший студентов, инструкторов скаутов и разведчиков. Из-за ультраправых взглядов был выслан в Германию, где печатался в нацистской русскоязычной газете "Новое слово". В годы Великой Отечественной войны служил у немцев переводчиком, был связан с власовцами. Умер в Мюнхене в 1988 году.
Руководитель "Русского Обще-Воинского Союза" генерал А.П. Кутепов - инициатор создания в эмиграции террористических боевых групп - 26 января 1930 года был похищен в Париже сотрудниками ОГПУ и погиб при невыясненных обстоятельствах.
- 1. Нападение на коммунистический клуб в Ленинграде: официальное сообщение // Правда. 1927. 9 июня, N128. C. 2.
- 2. Список пострадавших от взрыва в Ленинграде // Правда. 1927. 9 июня, N128. C. 2.
- 3. Ларионов не признает переименование родного города и ставит "Ленинград" в кавычки.