- Вот свет все небо озарил:
- То не пожар ли Цареграда?
- Иль бог ко сводам пригвоздил
- Тебя, полночная лампада,
- Маяк спасительный, отрада
- Плывущих по морю светил?
Большой поклонник Мицкевича, 21-летний романтик, секретарь дирекции варшавских театров Эдмунд Хоецкий (1822-1899) с августа 1843 по 1 марта 1844 г. странствовал по полуострову, а в 1845-м издал на польском 313-страничную книгу "Воспоминания из путешествия по Крыму"1. На русский язык она не переводилась никогда, но по сей день многие наблюдения автора о крымском облике эпохи Николая I любопытны и актуальны.
Ялтинский гранит
В книге, хорошо изданной, с гравюрами, читаем, что она напечатана за счет автора в варшавской типографии Стромбского. У молодого сочинителя, неродовитого шляхтича, таких денег не было - спонсором как издания, так и путешествия выступал ездивший вместе с ним в Крым его сказочно богатый друг граф Ксаверий Браницкий (1816-1879), внук того самого Ксаверия Браницкого, что удачно женился на племяннице Потемкина Александре Энгельгардт. Бойко владевший пером юноша Хоецкий был взят в поездку с изначальной целью составить о ней описание и еще в Варшаве прочел доступные там сочинения о Крыме на разных языках, в том числе русском.
Начав с летней Одессы, из которой Эдмунд 17 августа 1843 г. отправился в Крым на пароходе "Петр Великий", автор рассказывает о своих впечатлениях от Ялты. "Мы наконец-то ступили на эту древнюю землю скифов, греков и монголов. Пред нашими глазами расстилался маленький городок Ялта, и разнообразные домишки, как птенчики под крылышком мамы, теснятся к окружающим их кольцом гранитным изломам. После двухдневного бурного путешествия, после всяческой усталости и бессонницы трудно описать внезапно выступающую из моря землю со своими подпирающими вершинами небо скалами, с буйной растительностью и со всей этой дикой прелестью природы, которая, кажется, будто бы дав одно представление на море, для разнообразия устраивает другое на суше..."2
В маленькой Ялте Хоецкий отметил очевидные изменения к лучшему с приходом русской власти. "После мира в [Кючук-]Кайнарджи 1774 г. турки, высадившись в Алуште, огнем и мечом уничтожали южный берег Крыма. Тогда-то, добравшись до Ялты, они застали городок полностью опустевшим, ибо все жители укрылись в церкви при известии об их прибытии. Дикари не могли тратить время на осаду, желая закончить поскорее, они заложили в подкоп пороховые заряды и взорвали церковь вместе с защищавшими ее монахами и христианами... С тех пор городок постепенно начал приходить в себя; на руинах разрушенной церкви встала новая в благородном византийском вкусе3, и все поселение вновь приобрело тихий и спокойный облик, словно оно основано только несколько лет назад..."4.
В получасе езды от Ялты Хоецкого приятно поразили мирная спокойная жизнь и порядок в крохотной деревне крымских татар. "Несмотря на не слишком зажиточное положение татар, чистота их жилищ поразительна. Хатку, обычно приткнувшуюся к скале, построенную в виде куба, с садиком на крыше, каждую неделю белят и моют. Внутри чистую, побеленную комнату снизу обкладывают подушками и диванами, у потолка же украшают развешенными вокруг обметанными полотенцами и скатертями. Лошади, подушки и одеяла - это те три вещи, которые татары по мере возможности стараются иметь как можно изысканнее... Татары... отличаются всяческим свойственным им гостеприимством. Постучав в любую хату, можно быть уверенным, что молоко, мед и фрукты тотчас же будут поданы любезному гостю без истребования за это ни малейшей платы"5.
Лучше, чем в сказках Перро
В Алупке Хоецкий наблюдал не до конца еще достроенный, но уже впечатляющий воображение Воронцовский дворец. Летняя резиденция генерал-губернатора Новороссии графа Михаила Семеновича Воронцова, по мнению автора книги, это "единственный в Крыму памятник современной архитектуры, достойный удивления". Свое восхищение начитанный молодой поляк выражает, обращаясь к знаменитому французскому сказочнику и известным британским легендам: "Если вы читали сказки Перро о заколдованной принцессе, разбуженной из векового сна удачливым рыцарем, вы должны помнить тот дворец, который отважный спаситель вдруг замечает среди гор и чащи темного хвойного леса. Так вот, если бы светлой памяти Перро увидел бы дворец в Алупке, ему несомненно нужно было бы не напрягать свою фантазию, а попросту зарисовать это здание с натуры, и описанию нельзя было бы отказать в волшебстве... Не хватает лишь охотничьих трофеев на стенах, круглого стола и короля Артура, беседующего с ватагой своих товарищей по оружию"6.
При описании алупкинской дворцовой роскоши Эдмунд не жалеет красок. Арабские мотивы с упоминанием знаменитого средневекового военачальника Альманзора сочетаются в описании удивительной постройки с отсылками к эпохе Людовика XV и современными дворцами Ротшильдов. В традициях эпохи он не называет имя владельца Воронцовского дворца, но воздает ему хвалу: "Ведь знаменитый властитель Алупки обеспечил своему зданию память о собственном имени и благодеяниях, изливаемых на подчиненных его власти жителей"7.
Властительницу дворца Хоецкий из скромности не называет, но при этом совершенно точно с нею познакомился. Дело в том, что Ксаверий Браницкий путешествовал по Крыму, будучи гостем своей тетки и супруги генерал-губернатора Елизаветы Ксаверьевны Воронцовой, урожденной Браницкой (1792-1880). Именно она прославилась как радушная хозяйка Алупкинского дворца, там в 1837 г. Воронцовы радушно принимали Николая I, и племяннику с его спутниками по крымскому путешествию было обеспечено приятное пребывание.
Растянувшееся на полгода пребывание Хоецкого в Крыму могло быть связано с отлучкой Ксаверия на похороны отца Владислава, генерал-майора русской армии и ветерана Бородино, скоропостижно и нелепо, подавившись дыней, скончавшегося в том же августе 1843 г., когда началось путешествие. У автора могло быть достаточно времени, чтобы во всех подробностях ознакомиться с воронцовской новостройкой. Читателям же дело представлено так, что, налюбовавшись на дворец в Алупке, путешественники вскоре отправились дальше к Балаклаве.
Описав перипетии ее истории и сославшись среди прочего на изданное в 1837 г. по распоряжению М.С. Воронцова сочинение Петра Ивановича Кеппена "О древностях Южного берега Крыма и гор Таврических"8, варшавский сочинитель невольно делает прогноз о том, что и в будущем Балаклаве суждены серьезные испытания: "Сегодня город, пройдя через такие превратности, рассыпался маленькими домишками у подножия разрушенной крепости, снова тихий и спокойный, ожидающий будущих происшествий в осознании зла и добра"9. Пройдет чуть больше десяти лет, и Балаклава во время Крымской войны прочно войдет в историю большими потерями британцев во время знаменитой атаки легкой кавалерии. Во время Ялтинской конференции в феврале 1945-го на это место печальной памяти приедет Уинстон Черчилль.
Херсонес и Севастополь
Из Балаклавы молодой поляк направился в Георгиевский монастырь близ мыса Фиолент. Знаменитую православную святыню Хоецкий называет "одним из самых интересных мест на всем полуострове", он увлеченно повествует об античных корнях этой части Крыма и соотносит их с творчеством Шекспира и Гете. Мимоходом сообщается и о захоронении в монастыре графа N10. А это уже информация для сведущего читателя: здесь был погребен генерал от кавалерии граф Иван Осипович Витт (1781-1840), известный как своими разведывательными акциями во время противостояния с Наполеоном, так и бурной личной жизнью. Современных исторических личностей автор сознательно делает анонимными - и если уж не упомянуты даже супруги Воронцовы, то и Витту, хозяину крымской Ореанды, на страницах книги появляться не пристало.
А вот креститель Руси в описании Херсонеса присутствует ярко и зримо: "Мы уже на месте, где Владимир Святой принял крещение, которое некогда славилось богатством и силой, а ныне единственным по себе следом оставило значительное пространство над морем, засыпанное кучами обломков и камней. Кое-где торчат какие-то немые курганы или обломок стены выступает над землей, и это все, что осталось от первого на севере христианского города... Русские летописи в хрониках называют Херсонес Корсунью"11. Ссылка на летописи с упоминанием не только Владимира, но и древнерусских князей Игоря, Святослава и Мстислава не только отражает разностороннюю ученость юного путешественника из Варшавы, но и указывает на знание им русского языка. Стало быть, Хоецкий не только отражает современную объективную реальность - принадлежность Крыма Российской империи, но и обосновывает это аргументами из глубины веков.
"В двух верстах от развалин Херсонеса лежит самый значительный портовый город на Черном море Севастополь". Приезжий из Варшавы искренне восхищается местной гаванью и новейшей гордостью русского флота, парусным линейным кораблем "Двенадцать апостолов", который прибыл в Севастополь в 1842 г. и которым командовал будущий герой Крымской войны Владимир Алексеевич Корнилов. "Тамошняя пристань для кораблей... в самом деле удивительно красива. Корабли со ста сорока пушками12 стоят на якорях в нескольких десятках шагов от берега бухты. Самый большой корабль на всем Черном море со 140 пушками, именуемый "Двенадцать апостолов", находился тогда в Севастопольской бухте. Это громадное сооружение важно колыхалось на поверхности вод и блистало тройным рядом бронзовых жерл. По утрам и вечерам подобно пчелам, роящимся на сотах..., туча матросов проводила учения, цепляясь за канаты с чрезвычайной быстротой"13.
Побывал Хоецкий и на самом линкоре: "Внутри корабля чистота доведена до наивысшей степени, кажется, что смотришь в микроскоп на какую-то искусную поделку, только что вынутую из коробки"14. Впечатлили путешественника и громадные сухие доки в севастопольском порту.
Бахчисарай, Гурзуф, Артек
Посетив Инкерман и крепость Мангуп, повествователь добрался до столицы крымских ханов. "Внешность Бахчисарая совершенно восточная: посреди повозок, запряженных двумя верблюдами, прохаживаются седобородые старцы в белых чалмах и в явно турецких одеяниях". Хоецкий подробно и увлеченно описывает ханский дворец, особо подчеркивая, что он "старательно сохраняется до сей поры"15. Знаком польский автор и с бахчисарайскими творениями Пушкина и Мицкевича: "В то время, когда русская литература обогащалась балладой о фонтане, мы в то же самое время обретали "Крымские сонеты"16.
Но Крым 1843-1844 гг. это не только история. Подкованный в современной музыке варшавянин с удивлением обнаружил при выезде из Чуфут-Кале умельцев, исполнявших "самый излюбленный ныне в Париже и Лондоне, на севере и юге, осыпанный долларами американскими и талерами берлинскими - словом, триумфальный танец Фанни Эльслер17, качучу, игравшуюся толпой оборванцев, крымских цыган". Хоецкий так и не выяснил, каким образом писк парижской музыкальной моды проник на крымские просторы, ибо "крымские цыгане говорят лишь языком, им самим понятным"18.
Чем дольше длилось крымское путешествие молодого Эдмунда, тем больше его тянуло на романтические описания: "Подъезжая к Гурзуфу, у самого берега видим гору Аю-Даг. С двух сторон море колотит свои волны о подножия Аю-Дага, с третьей же и четвертой гора свешивается над дорогой. По причине досадной крутизны восхождение на гору является неслыханно трудным. Если добраться на клубящуюся тучами вершину, вид с одной стороны простирается на весь южный берег Крыма, одетый в скалы, горы, леса, развалины старых крепостей и нынешние летние дворцы, с другой же стороны исчезает вдали синяя равнина воды, кое-где лишь блеснет на ней парус корабля или как ореховая скорлупа промелькнет средь волн рыбацкая лодка"19.
Желание забраться на Аю-Даг явно возникло у автора под влиянием 18-го крымского сонета Мицкевича, начало которого в переводе Ивана Козлова звучит так:
- Люблю я, опершись на скалу Аю-Дага,
- Смотреть, как черных волн несется зыбкий строй,
- Как пенится, кипит бунтующая влага,
- То в радуги дробясь, то пылью снеговой...
Привлекло внимание Хоецкого и соседнее с Аю-Дагом поселение: "Теперь едем дальше через маленькую деревушку, именуемую татарами Артеком и прозванную владельцем, одним из наших земляков20, Кардиатриконом, что значит по-гречески утешение сердца"21.
В утешение сердца читателю будут явлены автором Симферополь и Алушта, Карасу-Базар и Судак, Феодосия и Керчь. Порой описания таковы, будто бы автор и не надеется больше вернуться в эти волшебные места. Так оно и случилось. Даже в 1854-м, когда эмигрант Хоецкий отправится на Крымскую войну, он до Крыма не доедет, оказавшись у турок в Болгарии.
"Блондин-шарлатан"
Дальнейшая бурная жизнь Эдмунда Хоецкого известна лучше, чем его крымские странствия22. Книга о Крыме вышла в Варшаве уже после его отъезда в 1844 г. вместе с Браницким в эмиграцию. Во Франции автор, которого Михаил Бакунин метко прозвал "блондином-шарлатаном", много рассказывал о своих преследованиях "царским режимом", но подтверждений этому не приводил. Крымское же путешествие написано вполне благонамеренным подданным Николая I.
В дальнейшем Хоецкий несколько раз сменит политические симпатии: станет соратником Мицкевича, революционером 1848 г., последователем Прудона и анархистом, личным другом Герцена, наконец, задушевным приятелем принца Наполеона, двоюродного брата Наполеона III, который устроит его на престижную должность в библиотеке сената Франции. В историю французской литературы он войдет под псевдонимом Шарль-Эдмон.
- 1. Chojecki E. Wspomnienia z podrо’ z' y po Krymie. Warszawa, 1845.
- 2. Ibidem. S. 39-40.
- 3. Имеется в виду церковь св. Иоанна Златоуста в Ялте, разрушенная турками в июле 1774 г. и заново построенная по поручению М.С. Воронцова и освященная в сентябре 1837 г.
- 4. Chojecki E. Op. cit. S. 44.
- 5. Ibidem. S. 45, 49-50.
- 6. Ibidem. S. 66-67.
- 7. Ibidem. S. 68.
- 8. Кеппен П.И. О древностях Южного берега Крыма и гор Таврических. СПб., 1837.
- 9. Chojecki E. Op. cit. S. 73.
- 10. Ibidem. S. 86-87.
- 11. Ibidem. S. 90, 98.
- 12. "Двенадцать апостолов" имел на вооружении не более 130 пушек.
- 13. Chojecki E. Op. cit. S. 105-106.
- 14. Ibidem. S. 106-107.
- 15. Ibidem. S. 136.
- 16. Ibidem. S. 142.
- 17. Эльслер Фанни (1810-1884) - известная австрийская танцовщица, прима-балерина Парижской оперы, в 1836 г. прославилась исполнением качучи в балете Ж. Коралли "Хромой бес".
- 18. Chojecki E. Op. cit. S. 228-229.
- 19. Ibidem. S. 258.
- 20. В 1824-1832 гг. имением Артек (Кардиатрикон) владел польский граф Густав Олизар (1798-1865), принимавший у себя А. Мицкевича и А.С. Грибоедова.
- 21. Chojecki E. Op. cit. S. 261.
- 22. Французский исследователь, физик с мировым именем в области оптоэлектроники Эммануэль Десурвир (р. 1955) в 2010-х гг. посвятил Хоецкому несколько книг. - Desurvire Е. Charles Edmond Chojecki. Patriote polonais, explorateur, soldat, poète, dramaturge, romancier, journaliste, bibliothécaire...T. 1-6. Saint-Escobille, 2013-2014; Idem. Charles Edmond Chojecki: l’œuvre et la vie; une biographie d’après. Saint-Escobille, 2014; Idem. Charles-Edmond Chojecki et ses intimes: Sand, Flaubert, de Goncourt, Proudhon, Herzen, Czosnowska, suivi de son théâtre français. Bonnelles, 2018.