1 декабря 1953 года шторм унес с курильского острова Парамушир небольшое суденышко - буксирный катер китокомбината "Подгорный". Шестеро китобоев провели в океане 82 дня и выжили. А через семь лет на весь мир прогремел 49-дневный дрейф баржи Т-36 с четырьмя солдатами. О них снимали фильмы, сочиняли песни...
И подвиг нашей шестерки померк в Истории. Но он заслуживает того, чтобы о нем вспомнить хотя бы накануне драматического юбилея.
"Жучок" и океан
Буксирные катера, прозванные "жучками", доставляли на берег туши китов. Один из них, "Ж-257", стоял на рейде Подгорного, когда начался шторм. Моряки решили, как обычно, укрыться от стихии в Северо-Курильске. Капитан Владимир Мережко и механик Григорий Иванец находились на берегу - ушли в поселок к семьям. Из-за ветра к пирсу было уже не подойти, и "жучок" ушел без них.
На борту находились шестеро: помощник капитана Федор Козлов, помощник механика Сеин Облязов, повар Николай Воронков, молодые матросы Равиль Мирсафаров, Виктор Шлык и Александр Жебровский. Буксир уже готовили к зимнему ремонту, топлива на борту было около трети от положенного запаса, продуктов - от силы на неделю: три буханки хлеба, макароны, сушеная картошка.
Шторм усиливался. Катер - около семнадцати метров в длину, меньше четырех в ширину - швыряло, как щепку. "Двадцать лет я на море, но такого еще не приходилось видеть", - вспоминал впоследствии Федор Козлов. Судно понесло на юго-восток - в океан, по недоразумению названный Тихим...
Дизель "жучка" не мог противостоять шторму. Его запускали лишь в критические моменты, чтобы удержать катер носом к волне (удар в борт грозил гибелью). Вахту на руле несли по двадцать минут - больше было не выдержать.
Через четверо суток шторм стих. Моряки поняли, что их унесло далеко в океан - даже морские птицы исчезли.
Козлов успокаивал экипаж: нас ищут и скоро найдут. На самом деле поиски начались не сразу. По сведениям камчатского краеведа Владимира Слабуки, директор китокомбината поначалу ограничился отправкой другого катера вдоль побережья Парамушира - думал, что "жучок" выбросило где-нибудь на сушу. Лишь 10 декабря забили тревогу, подключили пограничников и военных. Поиск вели и суда, и самолеты, но катер исчез бесследно.
Через месяц поиски прекратили, моряков объявили пропавшими без вести. Мало кто сомневался в их гибели.
А они тем временем жили и боролись
Под самодельным парусом
Из посвященной этой истории повести Александра Борщаговского "Пропали без вести" (1955):
"Вокруг - океан... В океане - катер... Тесный кубрик, дрожащая под ударами ветра рубка, машинное отделение и кормовой трюм, гальюн и камбуз".
Когда горючее подошло к концу, матрос Жебровский, учившийся во Владивостоке в морском техникуме и занимавшийся яхтенным спортом, предложил поставить парус. Да, и в ХХ веке паруса порой выручали моряков. В 1942 году капитан-лейтенант Федор Видяев умудрился поднять парус на раненой субмарине Щ-421...
В ход пошли одеяла, под рею приспособили багор. Лоскутное полотнище приладили на флагшток и взяли курс на северо-запад. Когда парус порвало, моряки сшили новый, а мачту укрепили в камбузной трубе.
Паек урезали сразу же, но еще хуже было отсутствие пресной воды. Вспомнив, как гонят самогон, моряки смастерили из огнетушителя "Богатырь" опреснитель морской воды. За час выходило около кружки - половину выпивали, остальное запасали. "Люди слабели... Мы знали, что может прийти время, когда бессильны будем даже опреснять воду", - вспоминал Козлов.
Нужно было топливо, чтобы не замерзнуть и продолжать кипятить соленую воду. Дрова и уголь кончились, жгли койки, кранцы... Федор Козлов: "Использовали в качестве топлива брюки, майки, трусы. Сделаешь из тряпок сверток, вымочишь его в остатках горючего - и в печку. Горит, тепло дает". Облязов вспомнил, как на Каспии обливают кирпич нефтью, кладут в жаровню, и он долго дает тепло. Сделали нечто подобное: пропитали остатками солярки дюритовые шланги и подожгли.
Наступал новый, 1954 год. По такому случаю моряки даже ополоснулись подогретой водой.
Сапоги и капуста
В трюме и машинном отделении плескалась грязная вода. Порвался штуртрос, судно потеряло управление, но моряки сумели сплеснить концы троса. Потом он лопался еще дважды. "Третий раз мы устранили повреждение уже намного быстрее, в течение двух часов: накопился опыт", - вспоминал Козлов. Борьба за живучесть на почти не управляемой скорлупке продолжалась...
21 января встретился островок - скала в океане. Высадка была рискованной, островок - необитаемым, поэтому решили плыть дальше. Катер вынесло из теплых вод течения Куросио, он начал обмерзать. Пока были силы - скалывали лед. Из повести Борщаговского:
"Под утро в кубрике холодало. Дневное тепло убегало в дверные щели, в металл... Дыхание людей не могло согреть маленький кубрик: со всех сторон его окружали пронизывающие ветры, стылая ледяная вода, мороз и наледь".
Тем не менее моряки исправно несли вахты. Играли в домино, "травили баланду", до дыр зачитывали найденные номера газеты "Водный транспорт". Федор Козлов больше всего волновался за молодых, неопытных, но те оказались, по его словам, "твердокаменными" и даже подбадривали старших. Хотя можно представить, о чем думал каждый и как себя чувствовал на краю гибели.
Четверть века назад мой коллега по газете "Владивосток" Евгений Шолох (ныне покойный) разыскал последнего остававшегося в живых моряка с "жучка" - Александра Жебровского. Тот рассказывал:
"Я... как-то сочинил, обнадеживая ребят, что обнаружил вчера корягу по левому борту, - знать, где-то уже поблизости берег. В следующий раз Витя Шлык сообщил, что видел пролетавших бакланов. Я смотрю ему в глаза и вижу: врет". Однажды Жебровский дал сигнальную ракету, объявив, что слышал пароходный гудок... А потом начались галлюцинации. Моряки видели бакланов и слышали гудки, будто наяву.
К концу января еда кончилась совсем. Как заверял потом Козлов, и теперь моряки "пробовали даже шутить, поддерживали друг друга кто как мог".
Опускали в воду самодельные блесны, но рыбы не было. Зато начали попадаться плавающие обрывки морской капусты. Ее вылавливали и ели, заправляя солидолом, а Жебровский даже пробовал курить.
Когда к 10 февраля сплыла и капуста, моряки, вспомнив рассказы Джека Лондона, решили продегустировать сапоги. Лапша из яловых сапог на солидоле отдавала химией и в горло не лезла, но ничего другого не было, мало-помалу ели сапоги.
"Ты совсем невесомый, дедушка"
Жили на последних каплях - выпивали по пять столовых ложек воды в сутки. Самому старшему, Воронкову, который "доходил" быстрее, давали восемь ложек. Чувствуя приближение смерти, он просил не выбрасывать его тело, - пусть оно даст жизнь остальным.
Свалился и самый юный - Мирсафаров: обварил руку, лег и уже не вставал. Слег Шлык - распухли ноги. "Мы с Жебровским несли вахту вдвоем. А вскоре свалились и мы", - вспоминал Федор Козлов. Руль пришлось заклинить в одном положении, чтобы парус нес катер в сторону Камчатки - благо, ветер был устойчив и дул куда надо. Иногда кто-то выбирался на четвереньках из кубрика, осматривал горизонт, проверял курс...
21 февраля послышалась сирена. Один из матросов посмотрел в иллюминатор и, не веря сам себе, сказал: "Вижу судно". Шлык дал ответную сирену, Козлов - ракету. "Жучка" под парусом, глубоко сидящего в воде и всего обледеневшего, заметили с траулера "Камчадал". "Слева по борту была обнаружена плавающая единица, не подходящая по силуэту ни под какой вид судна", - отметит в рапорте капитан "Камчадала" Медведев.
Встреча случилась у мыса Поворотного, всего в шести милях от камчатского берега, к которому изможденные моряки сумели вернуться после почти трехмесячного дрейфа, пройдя 4,5 тысячи морских миль и едва не достигнув Аляски.
Шлык и Жебровский выбрались на палубу, но принять выброску - линь с грузом - не было сил. Пришлось боцману и матросу с "Камчадала" с риском для жизни прыгать на палубу "жучка" и самим брать его на буксир. Когда моряков переносили на траулер, 24-летний Жебровский услышал: "Ты совсем невесомый, дедушка...".
Выжили все.
Слава и забвение
Был допрос: не пытались ли моряки бежать за границу? Но уже 21 марта 1954 года газета "Камчатская правда" напечатала статью "Мужество советских моряков". Потом подключилась "Комсомолка". Козлов получил орден Ленина, Жебровский и Облязов - ордена Трудового Красного Знамени, Воронков, Мирсафаров и Шлык - "Знак Почета".
В указе о награждении не был упомянут еще один герой беспримерного дрейфа - буксир Ж-257. Он показал высокие мореходные качества, хотя не считался океанским судном: "жучки" работали не далее чем в 20 милях от порта, их автономность составляла 3-4 суток. Кстати, именно такой буксир в 1930 году стал первым цельносварным судном, построенным в СССР. Его "крестный отец" - профессор Виктор Вологдин, работавший в те годы во Владивостоке на Дальзаводе. Многоцелевые буксирные катера (серия Ж-ЖС-ЖСЛ) Дальзавод выпускал много лет подряд, иные из этих "старичков" с честью дослужили до XXI века.
После ремонта Ж-257 вернулся в строй, к его рубке прикрепили памятную латунную табличку, катер прозвали "гвардейским". Судьба его, однако, не пожалеет: в конце 1961 года он погибнет вместе с новым экипажем...
А в начале 1960 года с другого курильского острова, Итурупа, унесло баржу Т-36 с четырьмя срочниками - младшим сержантом Зиганшиным, рядовыми Крючковским, Поплавским и Федотовым. По океану их носило 49 дней. Бойцов, которым тоже пришлось есть ремни и сапоги, спас американский авианосец "Кирсардж". По возвращении на Родину "зиганшинцев" наградили орденами Красной Звезды, да и сами они стали настоящими звездами. Им слали телеграммы Хемингуэй, Бомбар и Хейердал, о них писали песни и снимали кино, они стали героями фольклора: от "Зиганшин-буги, Зиганшин-рок, Зиганшин съел второй сапог..." до считалки "Юрий - Гагарин, Зиганшин - татарин, Герман - Титов, Никита - Хрущев"....
Дрейф Ж-257 - история, пожалуй, даже более сильная. Одиссея продолжалась дольше, моряки сумели вернуться к родным берегам, то есть с точки зрения пропаганды сюжет с "жучком" выглядит, казалось бы, предпочтительнее. Но куда более известной стала вторая история, первая же словно попала в тень. В чем тут дело - в том, что Зиганшин и его друзья не "выбрали свободу", а вернулись в СССР? Или в том, что их "раскрутку" начали Штаты, а наши решили не отставать? Или же в том, что в экипаже "жучка" не было ни коммунистов, ни даже комсомольцев?
"Козловцам" привелось встретиться с "зиганшинцами" на молодежном фестивале во Владивостоке. Жебровский вспоминал: разговора не получилось, встреча оставила "неприятный осадок". Похоже, моряки ревновали друг к другу славу. Хотя, конечно, подлинные герои - и те, и эти. Они сумели не пасть духом, выжить, победить.
Слава достается не всем. Сколько морских подвигов и трагедий хранится лишь в устных легендах, которые теряются с каждой сменой поколений! Даже море не помнит этих историй. Равнодушное к человеческим страстям, оно обращает на них внимания не больше, чем на тревожные крики чаек, несмолкающий шум волн и ежеутренне восходящее над стылым океанским горизонтом солнце.