Судьба Булганина решилась на мартовском пленуме 1958 г. Его сняли с поста, но по инициативе самого Хрущева оставили в Президиуме ЦК. Сравнивая председателя Совмина с Жуковым - "авантюристом... стремившимся к личной диктатуре", Хрущев говорил: "Думаю, никто не скажет, что Булганин в какой-то степени имеет подобные замыслы. Даже если бы такая дурная мысль залезла ему в голову, то он не способен был бы что-либо сделать"1.
Булганина сначала "подвинули" на пост председателя Госбанка СССР, который он занимал еще в 1930-е годы, но уже спустя два месяца "сослали" в Ставрополь председателем совнархоза, лишь формально сохранив за ним место в Президиуме ЦК2.
Для Булганина такое унижение не прошло бесследно. С 8 мая по 2 июля 1958 г. он перенес операцию по предотвращению желчекаменной болезни в Первой Кремлевской больнице3. "Состояние мое до крайности тяжелое, таково, что я стал инвалидом", - обращался он к Хрущеву с просьбой уйти в отставку и остаться в Москве4. Однако больному предоставили лишь месячный отпуск, во время которого дважды (8 июля и 1 августа) вызывали на допрос в Контрольную партийную комиссию о причастности к сталинским послевоенным чисткам5. За два года до этого Булганин передал Маленкову важные документы на этот счет - рукописи последнего о создании Особой тюрьмы для пыток над высшими партийными кадрами и памятку следователю этой тюрьмы для проведения допросов.
65 лет назад, в начале сентября 1958 г., Хрущев инициировал очередное обсуждение деятельности Булганина в ЦК, на котором последнего обвинили во всех грехах сталинского режима и лишили членства в Президиуме. После этого Булганин еще около года пробудет председателем Ставропольского совнархоза, в декабре 1959 г. станет пенсионером союзного значения и получит скромную квартиру в Москве, а при Л.И. Брежневе еще и дачу, где проживет остаток дней и умрет в 1975 г.
"Родина" впервые публикует стенограмму сентябрьского пленума ЦК 1958 г. о политической отставке одного из видных руководителей нашей страны.
Из стенограммы заседания сентябрьского пленума ЦК КПСС
5 сентября 1958 г.
АЛФЕРОВ6. [...] по поручению Центрального Комитета партии товарищи, которые работают в Комитете партийного контроля и состоят в ЦК, внимательно разбирали поведение Маленкова и в связи с этим тов. Булганина. [...]
Он знал, что существовала тюрьма при Комиссии партийного контроля, он знал о том, что Маленков был одним из главных организаторов разгрома партийных, советских кадров в 1937-38 гг. Об этом Булганин заявлял на Комитете партийного контроля месяц тому назад, но когда появлялся на заседаниях, где были очные ставки, тов. Булганин ни слова в его адрес не сказал.
Я считаю, что надо подальше отсюда [отослать] этих людей [из] антипартийной группы. Мне это подсказывает партийная совесть. [...] И у меня создалось впечатление, что, если бы антипартийная группа взяла в руки власть, они бы устроили второй 1937 год. Сам Булганин характеризовал на партийном комитете Маленкова, что у него руки в крови, что это изверг, который был основным виновником избиения наших партийных и советских кадров. Так после этого, я не знаю, почему мы либеральничаем. Надо сказать резкое партийное слово и раз и навсегда отсечь антипартийную группу, не держать на пенсии в Москве, а где-нибудь пусть поработают на периферии. [...]
БУЛГАНИН. Я, товарищи, хочу сказать по вопросам, которые здесь доложил тов. Суслов. Во-первых, относительно тюрьмы, что я знал о существовании этой тюрьмы. Я заверяю всех членов пленума ЦК и членов Президиума, что я ничего не знал. [...]
ХРУЩЕВ. Зачем же врать! Ты же имел документ, написанный собственноручно Маленковым, он же у тебя оказался, и ты его Маленкову вернул, ты же вместе с Маленковым, Берия допрашивал Кузнецова7. Ты ври, но хоть совесть знай.
БУЛГАНИН. Я не вру, я неоднократно слышал высказывания по этому вопросу Сталина. Я думаю, что члены Президиума, которые присутствовали тогда, тоже слышали.
ХРУЩЕВ. Не слышал никогда.
МИКОЯН. Были предположения о том, что якобы существует тюрьма, но точно не знали, была или не была.
БУЛГАНИН. Больше об этой тюрьме, была она или не была, я ничего не знаю. Об ее существовании я узнал, когда был у вас, тов. Алферов. Я в этой тюрьме никогда не бывал и о существовании ее не знал.
ШВЕРНИК8. Это неправильно. Почему же ты признал на КПК?
ГОЛОС. Тов. Булганин, в документе, который вы направили Маленкову, речь шла о тюрьме. [...]
ХРУЩЕВ. Скажи, что там было?
БУЛГАНИН. Я не могу сейчас вспомнить, что там было, это было в 1956 году. [...]
ГОЛОС. Вы себя ведете неискренне. О таких вещах нельзя забывать, о них надо помнить десятилетиями.
БУЛГАНИН. Я эти документы докладывал в ЦК КПСС, показывал согласно договоренности ряду членов Президиума. [...]
ХРУЩЕВ. Ты их не показывал ЦК, а сдал Маленкову, как своему сообщнику, и уничтожил их.
БУЛГАНИН. Пускай будет так.
ХРУЩЕВ. Как это пускай будет так? Где эти документы? Почему ты их отдал Маленкову? Кто дал эти документы Маленкову?
БУЛГАНИН. Я.
ХРУЩЕВ. Почему?
БУЛГАНИН. Потому что они принадлежат Маленкову.
ХРУЩЕВ. Они не Маленкову принадлежат, а партии.
БУЛГАНИН. Он должен был ответить сам перед партией. В то время он был членом Президиума ЦК.
ШВЕРНИК. Ты спасал Маленкова, но ничего не вышло. [...]
БУЛГАНИН. Я подписал документ и передал Маленкову. Он должен был доложить ЦК. Он показывал членам Президиума Ворошилову, Микояну...
МИКОЯН. Я этого документа не видел.
ХРУЩЕВ. Я хочу уличить Булганина во лжи. Только что с этой трибуны он сказал, что взял документы потому, что они принадлежат Маленкову. Препроводительная им была пописана, значит, он правильно понимал, что надо направить в ЦК. А потом сговорились с Маленковым и уничтожили документ. Я расцениваю это как сознательное преступление.
БУЛГАНИН. Маленков сказал мне, что он доложил этот вопрос в ЦК и якобы ему ответили, что так как вопрос известен, то обсуждать его не будут. Поэтому посылать ничего не надо.
ХРУЩЕВ. Кому он докладывал?
БУЛГАНИН. Я не знаю.
ХРУЩЕВ. Почему же ты не спросил?
БУЛГАНИН. Это было два с лишним года тому назад, когда Маленков занимал еще известное положение в Президиуме ЦК.
КОМАРОВ9. Он был министром электростанций, а ты был Председателем Совета Министров СССР.
БУЛГАНИН. Он был членом Президиума.
КОМАРОВ. Ты был обязан потребовать. [...]
ХРУЩЕВ. Документы, которые ты передал Маленкову, читал их?
БУЛГАНИН. Да.
ХРУЩЕВ. Значит, ты раньше знал.
БУЛГАНИН. Я знал об этом от Сталина, а в документах Маленкова было записано то, что говорил Сталин.
ГОЛОС. Что?
БУЛГАНИН. Что должна быть тюрьма для врагов партии, что туда должны быть подобраны следователи и другие вопросы, одним словом, это не новость (шум).
ШВЕРНИК. Никто, кроме тебя и Маленкова, не знал. Маленков был организатором тюрьмы, и ты с ним ездил.
БУЛГАНИН. Я в этой тюрьме не был и не знал о ее существовании.
ГОЛОС. Кузнецова допрашивали?
ШВЕРНИК. Два раза ездил в тюрьму, что ты отпираешься.
БУЛГАНИН. Нет, я не ездил.
ШВЕРНИК. Мы вызвали людей и уличили тебя.
БУЛГАНИН. Это неверно.
ШВЕРНИК. Члены партийного комитета, скажите, что мы вместе с вами уличили его?
КОМАРОВ. Как же так, когда мы разоблачали Маленкова, то вы сказали, что ездили. Ты же так говорил.
ШВЕРНИК. У нас есть документы.
БУЛГАНИН. Я в тюрьме не был.
ГОЛОС. К Кузнецову ездили?
БУЛГАНИН. Когда он содержался в Лефортовской тюрьме. [...]
БОЙЦОВ10. Товарищи, то, что мы здесь услышали из сообщения тов. Суслова, показывает то, что тов. Булганин играл не последнюю роль в этой антипартийной группе. [...] Это мое замечание, и поэтому, если были сделаны Центральным Комитетом абсолютно правильные выводы в отношении Маленкова, Кагановича, Молотова, то было бы неправильно, если бы мы ограничились бы выводом Булганина только из состава Президиума. Он заслуживает, конечно, того, чтобы его вывести из состава членов пленума Центрального Комитета партии.
Второе, товарищи, Булганин не признает себя виновным. [...]
И не о том идет сейчас разговор, где, в каком географическом расположении, где была эта тюрьма в Лефортово или в Матросской тишине, важно, что существовала такая тюрьма, т.е. в тюрьме существовала еще тюрьма давно и туда, в эту тюрьму, для допросов партийных работников ездил т. Булганин.
БУЛГАНИН. В Лефортово я ездил один раз с Берия и Маленковым.
ГОЛОС. А там вели пытки партийных работников.
БОЙЦОВ. Это и есть особая тюрьма. Но, очевидно, они сочли неудобным, чтобы в Лефортово ездили члены Президиума ЦК и решили создать в другом месте. Поэтому особая тюрьма существовала давно. И отказываться здесь, т. Булганин, перед пленумом ЦК партии, нечестно.
Второй, товарищи, документ, который был в распоряжении т. Булганина - положение об особой тюрьме, написанное от руки Маленковым. Была составлена помимо этого документа памятка следователю этой особой тюрьмы. Мы не могли прочитать ее, но нащупали, что основное содержание этой памятки для следователя состояло в том: с какого времени ты стал шпионом или врагом народа? То есть даются вопросы и ответы, уже предлагаемые заключенным. Стало быть, на следствии не нужно было выяснять преступление, а нужно было выколотить из этого человека то, что написано в этой памятке. [...]
Еще документ, который передал Булганин Маленкову. Известно, что в 1937-1938 годах были разгромлены все основные кадры нашей партии и государства. И в этом разгроме повинен не только Ежов, но в равной степени повинен и Маленков. Маленков, правда, как теперь установлено, был очень хитрый и умел из воды выходить сухим [...]
БУЛГАНИН. Я этот документ не видел и этого документа в сейфе Маленкова не было.
БОЙЦОВ. Был еще третий документ - это многотомное собрание сочинений по слежке за нашими военными кадрами. У них все маршалы - Буденный, Жуков и все другие товарищи были под подозрением, за всеми за ними было организовано подслушивание. Все эти документы были уничтожены.
БУЛГАНИН. Этот документ я посылал в круговую членам Президиума ЦК для ознакомления.
БОЙЦОВ. (???) Тов. Булганин действительно кое-что начинает забывать. Когда у нас в Комитете партийного контроля он говорил насчет уничтожения документов, он говорил, что ознакомил с ними членов Президиума, и сослался, что знаком с ними и тов. Хрущев.
ХРУЩЕВ. Я документов сам не видел, но знал о таких документах и дал согласие на их уничтожение. Это были показания на Мерецкова, Тимашенко, Буденного. Там несколько мешков было. Для этого была составлена комиссия, которая эти документы посмотрела, составила акт (акт есть), и я сказал, что я согласен их уничтожить. Было решение Президиума ЦК, чтобы эти документы уничтожить. Но, имелось в виду не сбрасывать концы в воду, а чтобы не компрометировать честных людей, за которыми устанавливалась слежка. [...] Товарищи! Сейчас более полно раскрывается лицо Булганина, что он представляет собой не только как член партии, но и член Центрального Комитета, на что способен. Как видите, он способен на ложь, на всякую подлость и отрицание фактов и даже не стыдится сослаться на свою плохую память.
ГОЛОС. Когда выгодно.
ХРУЩЕВ. Да, когда выгодно. И тут же оспаривает факты, относящиеся к тому же периоду, по которому он не помнит. Это вероломство, подлость и гнусность.
ГОЛОСА. Правильно.
ХРУЩЕВ. Когда его решили освободить от Госбанка, он пришел и сказал, что ему надо ложиться в больницу. Ну что же в больницу так в больницу. Лег в больницу, а затем говорит, что ему нужна операция. Мы не врачи, но раз нужна операция - пусть делают. После операции говорит, что ему надо вылежаться, отдохнуть. [...] Я не знаю, сколько он пролежал, полтора месяца или два месяца, но чувствовалось явное затягивание, симуляция. Я тогда говорю, что надо ему позвонить и сказать, что общественность, особенно заграница, интересуется, где же Булганин. [...] Наконец он пришел. Вы бы посмотрели на него! Даже отвечать перед партией не может; расслабленный, руки трясутся, тянет: а..., что... Ну, явный симулянт. Написал заявление, что не способен к труду и просит перевода на пенсию. Я ему говорю: как же ты не способен к труду? Ведь три должности хотел взять, когда антипартийную группу возглавлял, а теперь одной небольшой должности и то не можешь выполнить. Что же ты хочешь оказать на нас моральное давление, чтобы вырвать для себя решение? Не выйдет, не можем мы пойти на это. Ты на год моложе меня, а я работаю, а ты не можешь. Ведь ты ни одной бабы не пропускал, бывало, уцепишься в нее, как жеребец, а теперь, когда надо работать, ты больной. Ведь стыдно за него было, товарищи, мы ему об этом неоднократно говорили. За границей, как только где женщина, так стоит и дрожит. А теперь стал больной. Ведь это же факт! Я тебе и в Индии говорил: возьми себя в руки, стыдно с тобой бывать на приемах. Мы принимали Аденауэра. Сидели: я, Аденауэр и он. Вдруг Булганин говорит: позовите балерину Уланову, пускай она сядет рядом. Я ему сказал: что, ты с ума сошел? [...]
Ты глупый, гнусный человек, непартийный человек. Когда организовали антипартийную группу, конечно, я, товарищи, считаю, что он главным там не был и быть не мог, у него ума не хватило, его использовали в качестве главного, не идейного, а главного потому, что ему было создано общественное мнение, так как он занимал пост Председателя Совета Министров. [...] Он сыграл решающую роль. Если бы он не пошел с ними, то тогда антипартийная группа не имела бы такого большинства.
ГОЛОСА. Правильно.
ХРУЩЕВ. Не пошел бы тогда Первухин, Сабуров и другие, возможно, и Ворошилов заколебался бы. А он укрепил положение своей фигурой, создал видимость, что они могут добиться победы, изменить руководство и изменить политику партии. Не случайно они тебя назначили председателем Комитета государственной безопасности. Ты там был знаком с этой анкетой, по которой нужно допрашивать. И, безусловно, Молотов, добравшись до власти, не мог проводить иначе политику, как путем террора, избиения и уничтожения кадров.
ГОЛОСА. Правильно.
ХРУЩЕВ. Другого подходящего не было. Это дерьмо хотели сделать палачом.
ГОЛОСА. Правильно.
ХРУЩЕВ. Это факт. Язык не поворачивается назвать тебя товарищем. Когда мы вызывали, мы говорили: возьми себя в руки. Теперь смотрите, он приехал, сейчас выступал на этой трибуне. Что он, не способен работать? Способен.
Товарищи, об этом я кончил. Это по существу, а теперь начну проявлять свой "либерализм". И все-таки, товарищи, я предлагаю проголосовать за предложение, которое вносится Президиумом Центрального Комитета. Не для того чтобы, так сказать, в какой-то степени умалить значение его ничтожества и пр. Партия нас интересует. Поэтому давайте решение принимать по строго холодному, партийному рассудку. [...]
Выгнать надо из Президиума, пусть остается членом Центрального Комитета. Он сам себя чувствует членом Центрального Комитета или вы признаете его членом ЦК? Но опубликовать надо не такое решение, а написать: "Освободить от обязанностей члена Президиума ЦК КПСС". В спокойной формулировке надо. Уходит он из Президиума, а потом вопрос практической деятельности решит крайком партии сам, где он будет работать и как. Товарищи, есть много хороших поговорок у всех народов, но я приведу мудрую русскую поговорку: "Не трогай старое дерьмо, когда оно корочкой покрылось, а то оно завоняет". Я бы отнес эту мудрую поговорку к этому элементу, с которым мы имеем дело. Не тронь его, зачем нам вонь, когда чудесная обстановка в партии, в народе, на подъеме наша экономика, сплочение наших партийных рядов небывалое, никаких репрессий, сплочение не путем принуждения, а путем идейной сплоченности на основе деловой работы, которую провела партия и проводит. Зачем нам сейчас это? Если примем решение, как предлагают, значит, мы должны пойти в партийные организации, на рабочие собрания, в колхозы, должны все дерьмо поднять. Зачем это нужно нам? Стоит ли об этом старом, застарелом дерьме говорить? Мы всю партию потрясли бы этим. Я считаю, что это просто неразумно и не нужно это делать. Придет съезд, на съезде, конечно, эти вопросы могут быть. Но если сказать свое личное мнение, то, возможно, что выборов ЦК не будет на съезде, но съезд имеет право какую-то корректировку сделать, кого-то освободить, а кого-то дополнить. Это право съезда. Так давайте на съезде этот вопрос и обсудим, товарищи, а сейчас давайте примем решение такое, какое в интересах нашей партии, в интересах нашей политики. (Аплодисменты.)
РГАНИ. Ф. 2. Оп. 1. Д. 330. Л. 22-63.
- 1. РГАНИ. Ф. 52. Оп. 1. Д. 212. Л. 15.
- 2. Сушков А.В. Президиум ЦК КПСС в 1957-1964 гг.: личности и власть. Екатеринбург, 2009. С. 83.
- 3. РГАНИ. Ф. 3. Оп. 62. Д. 16. Л. 18.
- 4. Там же. Л. 24.
- 5. РГАСПИ. Ф. 17. Оп. 171. Д. 500. Л. 129-176.
- 6. Алферов Павел Никитович (1906-1971) - член КПК при ЦК КПСС (1957-1961)
- 7. Кузнецов Алексей Александрович (1905-1950) - секретарь ЦК ВКП(б) (1946-1949), один из главных обвиняемых по "Ленинградскому делу".
- 8. Шверник Николай Михайлович (1888-1970) - председатель КПК при ЦК КПСС (1956-1966)
- 9. Комаров Павел Тимофеевич (1898-1983) - заместитель председателя КПК при ЦК КПСС (1952-1959).
- 10. Бойцов Иван Павлович (1896-1988) - заместитель председателя КПК при ЦК КПСС (1956-1961)