В XVIII в. жители знаменитого российского села Палех под Иваново сочетали, казалось, несочетаемое. Они являлись крестьянами, но земледелие не стало их главным занятием, таковым оказался иконописный промысел. Палешане были помещичьими крестьянами, но своих помещиков почти не видели: владельцы села жили в столицах. Будучи крепостными, палешане де-юре во всем зависели от землевладельца, но де-факто обладали широчайшим самоуправлением: выбирали из своей среды старост и сотских, распределяли между собой налоги, вершили суд по большинству насущных вопросов. И поэтому решались на диалог со своим хозяином.
В этом они были не одиноки - подобное можно сказать о многих помещичьих крестьянах Центральной России1.
Хочешь жениться - плати
При этом помещик, тем не менее, частенько пытался вести себя, как бы сейчас сказали, авторитарно. Он не только получал с крестьян оброк, но и вмешивался в повседневную жизнь крепостных, навязывал свою волю. Именно так в 1759 г. поступил Дмитрий Иванович Бутурлин (1703-1790), хозяин половины села и некоторых соседних деревень. В своем письме он запретил выдавать девушек замуж в другие вотчины: "С етава времени на сторону нашей барщины девак на вывот не отдовать"2. Одновременно он вводит плату по 2 рубля за все свадьбы внутри вотчины - раньше такую же сумму платили только посторонние крестьяне за "вывод", беря в жены крестьянку из вотчины Бутурлиных. А еще, спустя почти 20 лет, помещик потребовал выдавать девиц замуж сразу по достижении 15 лет.
Во второй половине XVIII в. помещики начинали регулировать браки своих крестьян повсеместно. В это время они обладали наибольшей, чем когда бы то ни было до этого, властью над крестьянами. К тому же жизнь в столицах дорожала, и жившие за счет вотчин дворяне постоянно повышали оброк и изыскивали новые способы увеличения доходов. Многие помещики увеличивали размер выводных денег. Некоторые, как Д.И. Бутурлин, запрещали вывод вовсе. А знаменитый полководец князь А.В. Суворов, принудительно женил крестьян внутри своей вотчины3. Немало помещиков требовали от крестьян ранних браков: те способствовали увеличению рождаемости, а от числа супружеских пар напрямую зависел размер податей.
Чтобы оценить значение этих указов для крестьян, нужно представить, как крестьяне устраивали свои браки до них.
Палехская брачность середины XVIII века
Согласно ревизской сказке (переписи населения) за 1763 г. в Палехе жило почти 800 человек и было полторы сотни дворов4. В документе помимо состава каждого двора записывались родственные связи между его обитателями, возраст жителей, а для женщин - их происхождение.
Почти 40% замужних и вдовых крестьянок в вотчине Бутурлиных были родом из других, как правило, соседних, вотчин. Дворы их мужней родни обычно являлись более зажиточными, чем большинство соседей, что логично, раз они были готовы заплатить выводные деньги.
Семьи же невест, выдававшихся в другую вотчину, могли быть самыми разными по достатку. К примеру, девушек решали отдать в соседнее поместье, потому что не нашли ей пару в своем. Так, Д.И. Бутурлин разрешал дать отпускную "сиротке кривой, ...каторая между двор шетается, и стара, и безродна, а дает за нее барятинской крестьянин, и дает 15 р."5 и другой крестьянке - "раз сирота и малоумна, за 10 р. можно на сторону отдать"6. Но иногда невесте было сложно найти жениха и без таких серьезных изъянов.
Ревизские сказки показывают, что среди совершеннолетних парней и девушек одного поколения число девушек всегда было несколько больше. Сказывались и более высокая мужская смертность, и рекрутская повинность. В рекруты брали молодых людей с 17 до 35 лет по 1-5 рекрута с 500 дворов7, из палехской вотчины ежегодно в среднем уходило по 1-2 парня, преимущественно холостых. В результате на 10 девушек приходилось примерно 8 парней, поэтому некоторые крестьянки так и не выходили замуж, а вдовы имели мало шансов на повторное замужество.
В брак палешане вступали, согласно составлявшимся священниками метрическим книгам, далеко не столь рано, как мечтал помещик (и, отметим, не так рано, как часто представляют сейчас). Подавляющее большинство крестьян, как девушек, так и парней (супруги, как правило, были сверстниками), венчались не в 15, а 18-24 года8. Таким образом, указы Бутурлина коренным образом противоречили сложившимся в Палехе порядкам.
"Брачитися невозможно"
Сохранилось две крестьянские челобитные9, последовавшие через год после указа Д.И. Бутурлина. Одна написана от лица шести молодых мужей, сыгравших в этом году свадьбы и не желавших платить за них по два рубля, в то время сопоставимые с размером оброка. Они оправдывались пожаром, что находятся "в крайнем убожестве", но с другой стороны - апеллировали к традиции: "Мы же нижайшие во всю нашу бытность, как деды наши и прадеды, быв за вами, г[о]с[у]дарями, так и блаженныя памяти за родителями вашими, до сего времяни таковых указов не слыхивали". Прямое несогласие с указом, конечно, не могло найти понимания у помещика. Он ответил, чтобы крестьяне не указывали ему, как было раньше, а, оправившись от пожара, выплатили бы все.
Вторая челобитная написана уже от лица всего мира (общины), куда более выдержанна и продуманна. Палешане писали, что из других вотчин им не отдают девок, требуя взаимообмена - "того ради нам не отпущают, что де у ваших господ выводу нет". А в своей вотчине, жалуются они, заключать браки мешали церковные запреты на близкородственные связи - "брачитися невозможно, но что обошлися родством, братством, кумовском, сватовством". В результате, заключали челобитчики, священники не венчали или венчали за большую мзду.
Действительно, запрет на браки между родственниками доходил до 7-й степени свойства и родства включительно. Иными словами, самые близкие родственники, с которыми был дозволен брак, - это четырехюродные братья и сестры; не разрешалось, например, взять в жены двоюродную сестру жены твоего дяди.
Но так ли драматично все обстояло, как указывали крестьяне?
Воссоздать родственные связи между крестьянами вотчины можно, сопоставив материалы нескольких ревизских сказок10. Из подсчетов следует, что у молодых девушек и парней в среднем не более трети всех сверстников в вотчине (потенциальных супругов) приходилось на родственников, с которыми нельзя было вступить в брак по церковным правилам. Даже через десятилетия после запрета на вывод крестьянок у любой невесты оставался выбор из нескольких десятков возможных супругов.
Несмотря на это, аргумент палешан мог бы показаться правдоподобным, поскольку в небольших вотчинах церковные запреты действительно представляли серьезнейшее препятствие к браку - это считается одной из причин смягчения церковного законодательства о браках в начале XIX в.11. Но свою проблему палешане в надежде сохранить прежние права явно преувеличивали.
Расчет, однако, не удался. В одном письме Д.И. Бутурлин советовал "не баловать" причт взятками, в другом же прямо заявлял: "А што пишут в челобитной миром о женихах и невестах за свайством и женится нельзя - и в том врут".
Штраф за безбрачие и другие угрозы
Однако Д.И. Бутурлин, зная о неприятии его указов крестьянами, был ограничен в средствах воздействия. Живя в Москве, он не располагал всей информацией о настоящем положении дел. Так, в 1780 г. он поручил крестьянам съездить к соседней помещице и забрать одну крестьянку, которую купил, поскольку в селе "недостаток невест"12. Ту же мысль о недостатке невест он повторил двумя годами позже, сообщая о покупке небольшого имения13. Как говорилось выше, дело обстояло ровно наоборот - не хватало женихов. У Бутурлина не было своего приказчика в Палехе, вотчиной он управлял через бурмистра, назначенного из числа тех же палешан. Все это заставляло землевладельца прибегать к различным ухищрениям, чтобы добиться дохода.
Первым из них стало введение платы за браки внутри вотчины, те самые 2 рубля "свадебных", против которых написали челобитную несколько молодых мужей. Доходы с вотчины эти деньги увеличили незначительно: примерно за 10 играемых ежегодно свадеб Бутурлин получал лишь 20 рублей к 300 рублям оброка (а в результате инфляции они и вовсе превратились в ничтожную сумму). Зато дополнительно в руках помещика оказывался список всех браков, заключенных между крестьянами.
Не случайно в ответ на цитируемую выше челобитную об отмене запретов на вывод крестьянок, помещик в конце пишет: "Прислать роспись... женихам и невестам с расписанием [указанием] родства, с ездоками". Получив эти списки (далеко не сразу, крестьяне явно медлили с ними), он применил еще один способ - угрозы. В 1776 г. землевладелец писал: "Четыре свадбы хорошо, конечно, но мало. К осени или зимою последней срок - разбирались бы, а то, конечно, коли неразберутся, получа роспись, поберу в коломенския деревни". Подобных угроз было немало, хоть ни одна и не доходила до дела. Уже через два года землевладелец ввел требование о выдаче девок замуж в 15 лет, а также санкции за невыполнение указа - штраф по рублю ежегодно14.
Чем дальше, тем больше Бутурлин склонялся к уступкам крестьянам в обмен на деньги. Помимо вышеприведенных случаев с отпуском в замужество двух сирот он в 1787 г. писал о хозяине двора третьего по богатству в Палехе:
"Нежели оной Арчилов нескоро отдаст дочь свою в своей барщине, то сказать ему, Арчилову, что возмется его дочь ко мне и выдасца за уж у меня". Но сразу после угрозы помещик добавляет: "Разве... ему богатинькому человеку позволяется, где найдет, у каво на сторону абиночку богатинькую дочь, взявши с отпускою"15, то есть предложил тот самый обмен между вотчинами, о котором писали крестьяне.
50 рублей за вдову
Двумя годами позже землевладелец за 50 рублей разрешил небедному отцу 29-летней вдовы выдать ее на сторону после его челобитной, что "никакой жених в вашей вотчине за ее убожеством не присватался": в челобитной подчеркивалось, что у нее за три года замужества не было детей. И хотя в итоге оба отца выдали дочерей в Палехе (дочь последнего родила второму мужу минимум трех сыновей), вектор "брачной" политики Бутурлиных вполне обозначился.
Когда же в конце XVIII в. владельцем Палеха стал внук Д.И. Бутурлина Петр Михайлович, он фактически возобновил выдачу невест на сторону. В ответ на челобитную он писал: "Девкам в реестр ваш я назначил цены, по коим их и выпусти"16. "Реестр невест", нужный вначале для контроля браков внутри имения, помещик использовал для определения размера вывода (платы) за каждую невесту.
На первый взгляд все вернулось на круги своя, но это не так. Размер выводных увеличился, заплатить их могли немногие, а главное - помещик мог менять его по своему усмотрению и зажиточности двора. За несколько десятилетий запретов община успела почти замкнуться в себе - доля невест, взятых палешанами из других вотчин (что не запрещалось), сократилась с 40% до 11%.
По всей видимости, требование о взаимообмене при выдаче девушек в другие вотчины и правда было значимым фактором; сказалось и то, что и помещики соседних вотчин вводили схожие ограничения на браки. А вот указом о выдаче замуж с 15 лет помещик ничего не добился - девушки продолжали в среднем выходить замуж в 19-20 лет, как и прежде. Такой результат во многом связан с тем, что крестьяне не шли напрямую против воли помещика, но при возможности могли саботировать или откупаться от выполнения не устраивавших их требований.
- 1. Александров В. А. Сельская община в России (XVII- начало XIX в.). М., 1976. С. 114-116, 161-162, 315-316.
- 2. РГАДА. Ф. 1365. Оп. 1. Д. 120. Л. 38.
- 3. Бушнелл Д. Эпидемия безбрачия среди русских крестьянок. Спасовки в XVIII-XIX веках. М., 2020. С. 98.
- 4. РГАДА. Ф. 350. Оп. 2. Д. 627. Л. 257-302.
- 5. РГАДА. Ф. 1365. Оп. 1. Д. 171. Л. 86.
- 6. РГАДА. Ф. 1365. Оп. 1. Д. 202. Л. 3.
- 7. ПСЗ-1. Т. 17. N 12748; Т. 21. N 15223; Т. 22. N 16253; Т. 23. N 17247.
- 8. Государственный архив Владимирской области. Ф. 556. Оп. 106. Д. 4, 9, 15, 24, 32, 35.
- 9. РГАДА. Ф. 1365. Оп. 1. Д. 147. Л. 8, 10.
- 10. Подробнее о методике см. Суслина А.Г., Богомолов М.Л. Методика реконструкции родственных связей между крестьянами (по материалам ревизий второй половины XVIII в.). // Вестник Московского университета. Серия 8. История. 2019. N 6. С. 43-59.
- 11. Павлов А. 50-я глава Кормчей как исторический и практический источник русского брачнаго права. М., 1887. С. 143-158.
- 12. РГАДА. Ф. 1365. Оп. 1. Д. 202. Л. 13.
- 13. РГАДА. Ф. 1365. Оп. 1. Д. 202. Л. 146.
- 14. РГАДА. Ф. 1365. Оп. 1. Д. 171. Л. 86.
- 15. РГАДА. Ф. 1365. Оп. 1. Д. 202. Л. 146.
- 16. РГАДА. Ф. 1365. Оп. 1. Д. 236. Л. 53, 56.