А дело в том, что заболели мы этой "золотой болезнью" куда как раньше заокеанских соседей. Еще при отце Петра Великого, Алексее Михайловиче, в 1668 году горщик Дмитрий Тумашев в окрестностях Мурзинской слободы, что расположилась аккурат на полпути между нынешними Нижним Тагилом и Алапаевском, случайно нашел "цветное каменье в горах: хрустали белые, фатисы (аметисты) вишневые, и юги (бериллы) зеленые, и тунпасы (топазы) желтые". Через год новые находки: на той же реке Нейве, где с 1639 года стоит Мурзинка, но тридцатью верстами выше Краснопольской слободы тот же Тумашев находит два камня-изумруда, "да три камени с лаловыми (рубиновыми) искрами, да три камени тунпасы".
Так начиналась слава уральской самоцветной полосы, что протянулась сегодня узкой, искрящейся всеми цветами подземной радугой вдоль всего Каменного пояса от речки Нейвы на севере до Ильменских гор на юге, уже в Челябинской области. Наверняка находки самоцветов были и до Тумашева, только потерялись их следы, а этот горщик, может, в ущерб своим личным экономическим интересам поступил по закону, как положено: послал челобитную в Сибирский приказ, за что получил от имени царя награду и письменное повеление искать самоцветные каменья и дальше.
Это чудо природы любили на Руси с незапамятных времен. На свадьбе того же Алексея Михайловича на праздничном наряде невесты было столько жемчуга и каменьев, что она, бедная, не в силах более сносить эту тяжесть, после официальной части вынуждена была пойти и переодеться в платье попроще и полегче. Вот только происхождение у всех этих самоцветов было либо азиатское, либо византийское. А тут, поди ж ты, собственные богатства.
Правда, новое время Петра Великого к самоцветам проявляло небольшой интерес, все больше корабли да железо.
Иное дело времена императрицы Анны Иоанновны. Даже сквозь медный лист ее знаменитой скульптуры работы Растрелли, что украшает Русский музей в Санкт-Петербурге, кажется, просвечивают кроваво-красным блеском рубины, золотятся топазы, украшая ее великолепный наряд.
Однако подлинный государственный размах добыче самоцветов на Урале попыталась придать Екатерина II, в 1765 году указом своим учредившая в Екатеринбурге экспедицию "для сыскивания разных цветных камней". С этого указа берет свое начало и неравное противоборство за владение самоцветным богатством Уральского края государства в лице его чиновников, а также силовых, законодательных и карательных органов и институтов и мелкого частного предпринимательства, которое называют на Урале старательским промыслом.
Сначала отношения между экспедицией, а возглавлял ее тогда Яков Даннеберг, и крестьянами местных деревень складывались, что называется, ко взаимной пользе и удовольствию. Власть была заинтересована в расширении поиска и добычи драгоценных минералов, а потому поощряла как горщиков-профессионалов, так и удачливых любителей за результаты упорного целенаправленного труда, основанного на знании и опыте, или за случайный "фарт". Особо удачливые могли получить за хорошие сортовые аметисты до 100 и более рублей, а по тем временам за такие деньги можно было купить хорошую крестьянскую усадьбу со всем добром.
Но, почувствовав свою волю и над Уралом, и над людьми, центр все туже и туже стал натягивать удила государственной власти. Теперь уже старатели должны были "выкупать билет", разрешающий добычу камней, заплатив за него казне 10 целковых. Помимо этого с ними заключались "полюбовные" договора о том, что они обязуются "все добываемые камни не прежде продавать на сторону, как получать на сие позволение от экспедиции, то есть когда сия последняя осмотрит оные камни и не соизволит сама купить добытые по билетам ценные камни". За нарушение правил добычи в первый раз полагался штраф в 100 рублей, а за вторичное нарушение суд и тюрьма.
Впрочем, многое компенсировалось исключительным правом отыскивать и добывать самоцветы на казенных землях крестьянами тех селений, где находились копи. То есть в основе своей эти меры были разумными и оберегали Урал, его недра от хищнического разграбления. Однако именно эти ограничения стали завязкой следующего акта нашей истории. На сцене появляется новый герой - "хитник", занимающийся нелегальной добычей и продажей камня.
"Хитниками" становились по разным причинам: кто-то по бедности, кто-то от жадности, а кто-то и по идейным соображениям. Жил, например, в наших краях старичок один, Трофим Панфилыч. Прекрасный был мастер-старатель. Так вот он промыслового свидетельства никогда не выбирал и был принципиальным браконьером.
И то земля-кормилица с тех, кто ее плодами кормится, денег не берет. Деньги платят за труд земледельца или старателя, за набитые с детства мозоли, за больные ноги, застуженные в холодной уральской воде, постепенно скапливающейся на дне глубокого шурфа, за каждодневную опасность быть заживо погребенным внезапно обвалившимся пластом каменной породы. Зачем же отдавать деньги тем, кто считает землю грязью и не то что кайлом или плугом, пальцем ее ни разу не коснулся?
Что уральские горщики относились к земле как к чему-то родному и близкому, чувствуется даже в их речи. Гора была для них и домом, и угодьем, и просто живым существом.
Вся она в богатых камнями местах была пронизана кварцевыми жилами. Эти жилы - сосуды земли, в них застыла ее огненная кровь - расплавленная магма. По этим жилам и отжилкам, словно по ниточкам, идет старатель к заветным пустотам, заполненным маслянистой глиной, а в них, как в норке, если повезет, прячутся сростки кристаллов драгоценных камней. Такие норки называются "занорышами", а друзы кристаллов в них - "гнездами". Если кристаллы мелкие - это "щетки", а если занорыши идут один за другим, а то и вообще в жильной породе образовалась крупная каверна объемом в 25 - 30 кубических сантиметров, это уже "погреб".
В жиле Раздериха, например, что совсем неподалеку от села Мурзинка, старатели шурфом, вертикальным стволом со сторонами, обычно не превышающими метр-полтора, вышли к такому "погребку", потом его назовут "золотым", от того что добудут оттуда припасенные горой килограммов 200 аметистов чистейшей воды. Но достанутся они не тем, кто первыми вышел к каменной западенке земляного "погребка". Те, как водится по доброму русскому обычаю и чтобы продлить удовольствие от предвкушения предполагаемой добычи, сели ее обмывать. А в это время соседи ортом, боковым ходом от основного ствола, добрались до "погребка" да и выгребли его весь без остатка. Известное дело, обиженные в драку. С той поры и стала эта копь (от "копать") называться "Раздериха".
Вообще названия здешних копей, а их только в окрестностях Мурзинки до полутора сотен, а еще есть села Южаково, Шайтанка, Колташи, Липовское - это вырубленная в граните история освоения уральского "клондайка". Почти у каждой - свое лицо, свое имя, своя история. Например, к югу от Мурзинки - копи Буженинова Бора. Это в память о боярском сыне Андрее Буженинове, который по приказу верхотурского воеводы с четырьмя десятками крестьян основал на высоком берегу Нейвы слободу, названную потом Мурзинской. А до них, говорят, жили здесь татары, и называлось это место Мурзинская Елань. Ну, "ялан", "елань" и по-татарски, и по-башкирски, и по-нашему, по-уральски - поле, открытое место, а "мурзинская" - значит, какого-то мурзы, только какого, того не знаю.
В полукилометре к востоку - знаменитый в здешних местах Тальян. Не правда ли, "что-то слышится родное...". И вы не ошиблись: и любимая всей Россией тальянка, и мурзинский Тальян - одного корня, итальянского. Еще в конце XVIII века вместе с экспедицией Даннеберга прибыли в здешние края два брата-итальянца Жан-Батист и Валерио Тортоли. Разведали, а потом начали и разработку копей. И хотя главными инвестициями в российскую землю всегда были труд, смекалка и терпение живущих на ней людей, от иностранной помощи, хоть деньгами, хоть дельным советом, мы никогда не отказывались. Особенно если идет она от чистого сердца и на общую пользу. Вот и тут, в Мурзинке, вечной памятью труженикам-итальянцам стало огромное поле, все покрытое морщинами так и не затянувшихся шурфов, да самоцветные камешки с этого поля, которые по старой памяти и сегодня зовут здесь "тальяшками" или "тальянчиками". А еще здесь есть "копи Мора" в память о маркшейдере, который в 1815 году начинал разведку розового турмалина и "был только счастлив, что встретил богатейшие гнезда сего редкого ископаемого".
Но русских имен в названиях копей все равно больше: Артюхины Ямы, Сергин Мысок, Ванькина Яма, Гришки Журавля (долговязый, видать, был мужик), Никитин Ров - до четырех десятков таких. И опять, что ни "яма" или "ров", то своя история. В Корниловой Яме крестьяне деревни Корнилово еще в середине XVIII века добывали "желтяк" - дымчатый горный хрусталь. А потом сто лет ничего путного здесь не находили. И только в 1858 году местная девица на размытой летними дождями дороге наткнулась на прекрасный синий корунд, который после огранки преподнесли царю.
Замечательных находок здесь было немало. В Старцевой Яме, например, нашли необыкновенных размеров берилл. Был он соломенно-зеленого цвета, длиной сантиметров 25 и весом примерно два с половиной килограмма. Родился и вырос этот "Гулливер" из царства самоцветов в пятиметровой пещере, в окружении кристаллов темного кварца.
А вот совсем недавняя находка - крупнейший мурзинский топаз "Победа" весом 43 кило. Назвали его так не только за феноменальный размер, но еще и потому, что явился он людям в знаменательный для них год 50-летия Победы над фашизмом. Кстати, нашли этот гигант на самой знаменитой и доныне активно действующей копи Мокруша. Расположена она в болоте, и, хоть богата необычайно, добывать оттуда топазы и бериллы - поистине адский труд. Сейчас при современной технике еще ничего, а раньше, когда главными помощниками старателя были кайло да лопата, приходилось ему бороться не только с горой, но и с водой.
И тогда в союзники против одного зла старатели взяли другое, которое казалось меньшим. Это зло - трескучие уральские морозы. Зимой они превращают в ледышку и землю, и воду. Вот тогда-то, несмотря на лютый холод, греясь не огнем, а работой, бил и бил горщик свой шурф, вытаскивая на поверхность смерзшуюся породу, чтобы по весне, оттаявшую, нежно растереть каждый комочек заскорузлыми пальцами, пытаясь нащупать в склизкой глине заветные кристаллы.
Понятное дело, не всякому такая судьба оказывалась по нутру. Иные, скопив каторжным старательским трудом капиталец, подальше от греха переквалифицировались в скупщики да посредники, а там, глядишь, уж и не капиталец, а целый капитал наваривался. Только не о них речь. А о тех, кого гора крепко-накрепко притянула душой к своим недрам, сделала пленниками и одновременно хозяевами и знатоками подземных кладовых. Вот они-то и вели в первую голову неравную, а потому и скрытую борьбу с властью за свое право на профессию.
Сказать по совести, борьба эта была инициирована самой властью, точнее, отсутствием в дореволюционной России четкого законодательства, которое регулировало бы пользование земными недрами в том случае, когда добываемые здесь самоцветы не являлись объектом промышленного интереса владельцев заводских дач. Собственники уральских заводов и закрепленных за ними огромных территорий в подобном законодательстве сами не были особенно заинтересованы. "Заводское начальство было уверено, - писал П. П. Бажов, - что население, привязанное к месту домишками, покосами и микроскопическими хозяйствами, не разбежится, если его еще слегка придерживать такими поводками, как... право "искаться в земле". Вот это все и называлось "особым бытом Урала". И в этих "особых условиях" приходилось старателям, профессионалам и любителям защищать свои "природные права", апеллируя к "тайной силе", вроде Хозяйки Медной горы, либо надеясь на русский "авось" да "второе счастье".
Читал я, как в 1815 году мурзинский пономарь Сосинатр Старцев предложил для продажи местному барыге партию отменных аметистов. Но когда стали проверять их происхождение, выяснилось, что добыты камешки в казенной даче. Дальше больше, оказалось, что действовал тут не одиночка, а целая шайка "хитников" во главе с местным священником Алексеем Старцевым, братом "засветившегося" Сосинатра.
Когда "братья-разбойники" поняли, что их "семейному подряду" приходит конец и придется, чего доброго, отвечать перед судом, младший сам решил устроить разборку с прибывшим из Екатеринбурга чиновником. Впрочем, лучше "пострадавшей" стороны об этом, пожалуй, не расскажет никто:
"...Во время нашего бытия на означенном прииске... пришел вышеупомянутый пономарь Старцев в пьяном образе с заряженным ружьем и собакою, делал мне разные грубости, проговаривал оторвать у шубы моей воротник и при том требовал от меня назначенное запрещением именное повеление, и что я за человек, и по какому поводу запретил разрабатывать прииск... Видя буйственные пономаря Старцева поступки, принужденным нашел себе оттуда уехать вообще..."
Где, в каком заокеанском "боевике" покажут такое: священник, проповедник нравственных запретов, среди которых есть и заповедь "не укради", с ружьем наперевес отстаивает свое, как он считает, законное право пользоваться земными недрами, которые, по его простодушному мнению, принадлежат всем?
Предел подобной неразберихе и своеволию положила советская власть, прибравшая к рукам и то, что на земле, и то, что под землей. И сразу сникли "бажовские герои" - старатели, камнерезы, кустари-ювелиры, не столько поняли, сколько нутром почувствовали: ремесло таких, как они, самодостаточных мастеров "не по месту пришлось", не вписывается оно в социалистическую плановую экономику.
Не берусь судить, не знаю, восстановит ли седой Урал былую рабочую форму. Ювелиры-художники здесь есть и сегодня, а вот ремесленники, те, кого мы называем мелкими предпринимателями и в ком видим опору будущей России... "Живинка в деле" - это их "уставной капитал", но складывается он не вдруг, поколениями сменяющих друг друга мастеров прирастают ценнейшие навыки в любом труде.
Ну да, Бог даст, и это образуется. Ведь недаром не заживают на старом Тальяне старательские закопушки. Роются, роются в уральской земле нынешние "хитники", сам видел.
Значит, появятся и мастера-ремесленники, и не втайне, а открыто, на вполне законном основании.
Статья кандидата филологических наук Владислава Липатова впервые опубликована в журнале "Родина" №1 за 2005 год.