Отец его был Санкт-Петербургским губернатором, затем губернатором Архангельским и Олонецким. Когда Петру исполнилось шесть лет, по тогдашнему обычаю его записали на службу в чине капрала Артиллерийского кадетского корпуса, через два года перевели в Семеновский полк. Учился будущий граф и министр дома, а на службу вышел в возрасте 21 года в чине прапорщика. Известно, что в его служебном формуляре было записано "по российски и французски умеет и математику знает".
Конечно, молодой офицер рвался в бой, тем более Российская империя все время с кем-нибудь да воевала. Но отец берег единственного сына и, как считают некоторые историки, не спешил отпускать его на театр боевых действий. На войну с Турцией уехать не удалось. Но вскоре началась война со Швецией. Семеновский полк, где служил Петр Коновницын, отправился в 1788 году в Финляндию. Однако к его досаде в боях поучаствовать не вышло. Только получил звание поручика.
В Санкт-Петербурге Коновницын заскучал и все-таки смог уговорить отца, чтобы тот посодействовал его отправке в боевые части. Война с Турцией продолжалась, и Петр уехал туда уже в чине премьер-майора на место "генеральс-адъютанта от флота Черноморского" при главнокомандующем Потемкине и сразу получил очередной чин подполковника. Однако повоевать опять не пришлось. Потемкин вскоре умер, а война окончилась.
Но уже в 1792 году Петр Коновницын во время очередного польского восстания был назначен командиром Старооскольского полка. В записках Вигеля говорится о нем так: "В молодости, при Екатерине, слыл он лихим полковником и отчаянно дрался с поляками под начальством Суворова". Чин полковника Коновницын получил за пленение целого полка. Сражался он отчаянно и умело, и за подвиги был отмечен орденом святого Георгия IV класса.
В 32 года, уже при императоре Павле, Коновницын стал командиром киевского гренадерского полка и получил звание генерал-майора. Как писал современник: "Отец его, значительный сановник, по важности занимаемых им должностей, разными путями, с необыкновенною скоростию проводил сына в чины". Однако, через год генерал-майор угодил в опалу (царь отправил его в отставку) и уехал жить в свое имение.
В 37 лет Петр Коновницын женился и занялся своим хозяйством. Но разбогатеть ему не удалось. Для примера, в 1799 году он получил доход в 13 тысяч рублей, а расходов согласно "счету денгам Петра Петровича после учиненного с ним генерального расчету" было на 16,6 тысячи. Также пришлось оплачивать долги отца, который умер, рассчитываться за кредиты в банках, возвращать займы частным лицам. Общие долги Коновницына в 1799 году достигли 16,2 тысячи рублей.
Однако когда в 1806 году Россия начала войну с Францией, дворяне Санкт-Петербургской губернии избрали Петра Петровича начальником земского войска. В кратчайшие сроки Коновницын сформировал несколько батальонов и отправил их в действующую армию. Распорядительность генерала была замечена императором Александром I, и тот повелел в 1807 году погасить банковские задолженности семьи Коновницыных в размере 63 тысяч рублей за свой счет. Также генерал-майор был отмечен орденом святой Анны I степени, милицейской медалью, ему выделили три тысячи десятин земли. В ноябре 1807 года Коновницын был принят обратно на военную службу.
Весной следующего года его назначили на должность дежурного генерала при главнокомандующем русской армией во время шведской компании. Александр I наградил его за подвиги в тех краях табакеркой с алмазами и императорским вензелем и присвоил чин генерал-лейтенанта. Будучи пехотным начальником, Петр Коновницын неожиданно для себя отличился в морском сражении при острове Рунсало, где ему пришлось командовать галерами. Тогда генерал обратил в бегство шведский флот.
В июле 1808 года Коновницын проявил храбрость и находчивость на глазах главнокомандующего. Тот расположился пообедать на одном из островов. И тут налетели шведы, желая взять в плен весь штаб русской армии. Они высадили десант, но Коновницын, собрав всех, кто был под рукой, ударил в штыки. В документах той поры было записано: "Генерал-лейтенант Коновницын велел теснить неприятеля, который будучи разбит, бросался в смятении на суда свои". В результате неудачного десанта шведы потеряли три корабля. А Коновницына наградили орденом святого Георгия III класса. С 1809 года он командовал пехотной дивизией, охранявшей балтийское побережье. За усердие и отличную подготовку солдат и офицеров император Александр I наградил его еще одной табакеркой с алмазами со своим портретом.
Началась война 1812 года. Генерал Коновницын схлестнулся с французами через месяц после ее начала. Бой произошел в 14 верстах от Витебска. На его дивизию наступали корпуса под командой Мюрата и Богарне. За боем наблюдал Наполеон, сидя на "белой лошади без хвоста". Коновницын позднее писал: "Наши дерутся как львы. Я целый день держал Наполеона, который хотел обедать в Витебске, но не попал и на ночь".
Потом было ожесточенное сражение за Смоленск. Генерал Ермолов вспоминал: "Дивизия Коновницына опрокинула неприятеля". Сам он был ранен в руку, но перевязав рану, из боя не вышел. Пуля перебила эфес его шпаги, однако Коновницын продолжал воевать, его дивизия покинула Смоленск последней, строго по приказу.
На следующий день Петр Петрович атаковал французов, переправившихся через Днепр - "приказал баталионам ударить в штыки и неприятель был опрокинут, многие из них потонули". Наполеон стремился не дать соединиться отступающим русским армиям, но прикрывающие отход отряды помешали этому. Петр Коновницын "невзирая на сильный повсюду неприятельский огонь, оттеснил неприятеля на всех пунктах правого крыла". Русские армии благополучно соединились.
Вскоре главнокомандующим назначили Кутузова. Он поручил генерал-лейтенанту Коновницыну командовать арьергардом, "и он, отступая от Вязьмы упорно защищался на каждом шагу", прикрывая отход русского войска. Французы наседали беспрестанно, сражения порой шли с утра до вечера. Коновницын не только не дал себя разгромить, но и окружить, как ни старался это сделать прославленный маршал Франции Мюрат. Один из офицеров вспоминал о Коновницыне в тот период: "На нем была серая шинель, довольно потертая, небрежно подпоясанная шарфом, а из-под форменной шляпы виднелся спальный колпак. Много было храбрости под истертой шинелью и ума здравого, дельного, распорядительного - под запыленным спальным колпаком".
В Бородинском сражении, после ранения Багратиона, Коновницыну поручили командовать левым флангом русской армии. Французам удалось захватить здесь укрепления, но быстрой контратакой их снова вышибли. Ермолов вспоминал: "Мужество генерала Коновницына явилось в сей день во всем своем блеске". Именно на левый фланг был направлен главный удар Наполеона. Все знаменитые его маршалы бились здесь - Ней, Даву, Жюно, Мюрат. Багратионовы флеши переходили из рук в руки в ожесточенных схватках. Маршал Мюрат едва не угодил в плен, получили ранения почти все русские генералы. Коновницын был дважды контужен, на нем разорвало мундир пролетевшим рядом ядром, пострадала рука, поясница. Но из боя он снова не ушел.
Семь часов шло сражение за Багратионовы флеши, наконец, французам удалось их захватить. Но Коновницын увел остатки войск на вторую линию обороны и опять преградил путь противнику. От его дивизии осталась всего лишь тысяча человек. В своих мемуарах Ермолов отмечал "испытанную неустрашимость генерала Коновницына". За отвагу он был награжден золотой шпагой с алмазами и надписью "За храбрость".
На знаменитом совете в Филях, когда решалось, что делать дальше - возобновить сражение или отступать, оставив Москву французам, Петр Коновницын заявил Кутузову, что надобно атаковать неприятеля. Главнокомандующий пытался убедить его изменить свое мнение, но генерал твердо стоял на своем.
Коновницына назначили дежурным генералом при Кутузове, на него легло множество забот - прием всей корреспонденции штаба русской армии, принятие различных решений. Он практически не спал, так как постоянно прибывали фельдъегеря с почтой. Через несколько недель Коновницын утомился. Он жил с адъютантами в крестьянской избе, топившейся по-черному, и спал в углу, около дверей. Генерал попросил не будить его при каждой почте, только в случаях чрезвычайной важности. Так и случилось, когда пришла весть о выходе Наполеона из Москвы.
Петр Коновницын, несмотря на штабную должность, был участником сражений при Тарутино, Малоярославце, Вязьме и Красном. За участие в Отечественной войне его наградили орденами святого Георгия II класса и святого Александра Невского. А весной 1813 года, когда русская армия находилась в заграничных походах, Коновницына тяжело ранило. После выздоровления он остался при императоре Александре.
Кстати, после этого ранения царь повелел выдать Петру Коновницыну 25 тысяч рублей за "отличную храбрость" и еще триста червонцев - на лечение. А осенью 1813 года Александр I указал министру финансов: "В награду долговременной усердной службы и во уважение недостаточного состояния генерал-лейтенанта Коновницына, принимаю на себя долг его с женой государственному казначейству в 43 тысячи рублей".
В 1814-1815 годах Петр Коновницын стал наставником великих князей Михаила и Николая - будущего императора. А в декабре 1815 года его назначили военным министром Российской империи, через два года царь присвоил ему чин генерала от инфантерии. Пробыл "неустрашимый генерал" на этой должности немного. Вигель отмечал в своих записках: "Он был еще не стар; но военные труды, походы, раны изнурили его, и после назначения своего министром, кажется, не более двух лет он прожил".
В 1819 году Петр Коновницын попросился в отпуск, так как не мог по здоровью своему исполнять обязанности. Вскоре Александр I назначил его главным директором кадетских корпусов, а в декабре возвел в графское достоинство.
Скончался Петр Коновницын в 1822 году в возрасте 57 лет. За свою жизнь он участвовал в 47 сражениях, был награжден семью орденами российскими и четырьмя иностранными.
Воспоминания Петра Коновницына о Бородинском сражении
"...О деле Бородинском я могу только сказать о тех войсках, при коих я был, ибо весь разум мой и все мои напряжения душевные и телесные обращались на те предметы, кои меня окружали в пылу и жестоком огне. Я был с 25-го числа совсем на левом фланге, на старой Смолянке, в отдельном корпусе у Тучкова. 26-го весьма рано переведен с дивизией к Багратиону, к деревне Семеновское, перед коею высоты, нами занимаемые, были неприятелем взяты. Я их рассудил взять.
Моя дивизия за мной последовала, и я с ней очутился на высотах и занял прежние наши укрепления. При сем довольно счастливом происшествии получаю известие, что Багратион и его генерал штаба Сен-При ранены, коих уже понесли, и мне, как на сем пункте старшему, Багратионом оставлено главное начальство, для чего должен был я тотчас войти в новое начальство, ориентироваться во всем, что есть, до присылки генерала Дохтурова.
Я, видя стремление всей неприятельской кавалерии, от коей тучи пыли от земли до небес столбом показывали мне ее ко мне приближение, я с Измайловским полком, устроя его в шахматные каре, решился выждать всю неприятельскую кавалерию, которая в виде вихря на меня налетела. Не буду заниматься счетом шагов от каре, в коих обложил неприятель мой карей, но скажу, что он был так близок, что каждая, можно сказать, пуля наша валила своего всадника. Перекрестные огни боковых фасов произвели тысячи смертей, а остальному ужас. Такового рода были три неприятельские атаки, и все безуспешные.
Измайловские гренадеры, не расстраивая строя, бросились на гигантов, окованных латами, и свергали сих странных всадников штыками. Кавалерия наша гнала и поражала неприятелей без пощады. Литовский гвардейский полк был от меня левее на высоте и тут же невероятную стойкость и храбрость оказывал. Неприятель, заняв высоты, перекрестными выстрелами уменьшил наши неподвижные каре, мог их бить, но не победить".