Первые два года - как юнкер, то есть дворянин, записавшийся в кавалерийский полк, чтобы, изучив службу на практике, сдать экзамен на офицерский чин.
Однако с 1826 года таких, как Лермонтов, - гвардейских юнкеров, воспитывавшихся ранее в университетах или пансионах, - учили уже не в полках, а в школе гвардейских подпрапорщиков и кавалерийских юнкеров (прообразе будущих юнкерских училищ). И первые два года службы в лейб-гусарах Лермонтов - нося полковую форму - провел не в полку, а в этой школе. В Петербурге, на Мойке, у Синего моста...
В собственно же полк - стоявший под Петербургом, в Царском Селе (ныне город Пушкин) - он прибыл после того, как 9 декабря 1834 года был объявлен Высочайший приказ от 22 ноября о производстве юнкера Лермонтова в чин корнета - первый офицерский чин у гусар, улан и кирасир.
Нравы лейб-гвардии Гусарского полка
Лейб-гвардии Гусарский был "самым эффектным и буйным полком русской Гвардии"1. И соответственно, самым "дорогим", требовавшим от офицеров наибольших затрат на экипировку и на поддержание принятого в полку образа жизни.
В самом деле, униформу лейб-гусар отличала "чисто феодальная декоративность"2. Только на расшивку офицерского парадного алого доломана (гусарской куртки) уходило около 14 метров золотого (из металлической нити) шнура, более 6 метров золотого галуна (ленты из металлической нити на тканевой основе), почти 5 метров золотого шейтажа (тонкого шнура3; в крайнем случае все это могло быть не из золотой нити, а из позолоченных серебряной или медной).
Плюс еще столько же на расшивку парадного алого ментика - отороченной мехом верхней куртки, которая зимой носилась поверх доломана, а летом наброшенной на левое плечо или (с 1835 года) на спину.
А еще расшитые золотыми же шнуром, галуном и шейтажем светло-синие чакчиры (гусарские рейтузы), а еще доломан и ментик для повседневного ношения в строю (со шнурами из пряжи, обвитой позолоченной нитью, - "мишурными"), а еще вицмундир и сюртук для ношения вне строя - с золотыми (из позолоченного серебра) эполетами...
Уже поэтому офицерами в лейб-гусарах могли служить лишь дворяне со средствами - такие, как ненаглядный внук богатой помещицы Елизаветы Алексеевны Арсеньевой Мишель Лермонтов. У выпускника Царскосельского лицея Александра Пушкина (а точнее, у его отца) в 1817 году таких средств не нашлось...
Тем паче что полковой образ жизни требовал соответствовать господствовавшему тогда и среди самих гусарских офицеров, и в образованном обществе вообще представлению о гусарах.
Гусары - это легкая кавалерия; их назначение - разведка, сторожевая служба, а в бою - удары во фланг и преследование отступающих.
А значит, гусара должны отличать удаль, лихость, постоянная готовность рискнуть жизнью и способность никогда не теряться!
И гвардейские гусары 1820-х - 1830-х годов жили по принципу "жизнь копейка - голова ничего"; жили так, что "жизнь текла, как один веселый пир, тратились силы, здоровье, деньги, но зато жили, и было чем вспомнить молодость. Выиграть кучу денег в банк и бросить потом все на гитару смуглой цыганке за спетый со страстью романс - было делом заурядным"4!
При Лермонтове в полку "было много любителей большой карточной игры и гомерических попоек с огнями, музыкой, женщинами и пляской". У одних велась "постоянная игра, проигрывались десятки тысяч, у других - тысячи бросались на кутежи"5... На пирушках готовили жженку, где "обнаженные гусарские сабли играли не последнюю роль, служа усердно своими невинными лезвиями вместо подставок для сахарных голов, облитых ромом и пылавших великолепным синим огнем, поэтически освещавшим столовую [...] словом, шла "гусарщина" на славу"6...
Хранителем полковых традиций считался полковник Николай Иванович Бухаров - в чей 7-й (запасный) эскадрон и определили вначале корнета Лермонтова. (В 1835-м перевели в 4-й.)
Люди со средствами, лейб-гусарские офицеры отличались известной независимостью - могли, например, игнорировать не оправдываемые интересами службы требования начальства. Тем паче что корпоративная спайка у них в 1830-х была сильна как ни в каком другом гвардейском полку7.
Корнет (а с 6 декабря 1839 года поручик) Лермонтов эту жизнь любил! Не зря же, будучи переведен в армейский полк, мечтал в конце 1837-го или начале 1838 года:
- О, скоро ль мне придется снова
- Сидеть среди кружка родного
- С бокалом влаги золотой
- При звуках песни полковой!
- И скоро ль ментиков червонных
- Приветный блеск увижу я8...
Газыри Нижегородского полка
27 февраля 1837 года за "возмутительные стихи" корнета Лермонтова перевели из гвардии в армию - в стоявший в Грузии, под Тифлисом (ныне Тбилиси), Нижегородский драгунский полк. Причем "тем же чином" - прапорщиком (у драгун корнету соответствовал прапорщик). А не поручиком, как следовало бы: ведь в "Табели о рангах" с ее 14 классами офицеры Старой гвардии до капитана (ротмистра) включительно числились на два класса выше, чем имевшие тот же чин армейские.
Однако в Нижегородский полк прапорщик Лермонтов так и не прибыл. Сначала долго лечился на водах, потом ожидал назначения в намечавшуюся на осень "экспедицию" против "немирных" горцев, а 11 октября его вернули в гвардию...
И писать о нижегородцах здесь, наверное, не стоило бы - если бы не известный автопортрет поэта в нижегородском мундире. (Пусть Лермонтов и надевал его считаные разы: в поездках по Кавказу в том году он носил одежду горцев.)
Мундир был столь же уникален, что и служба нижегородских драгун.
Сформированный еще в 1700-м, к 1837 году Нижегородский знал себе цену! Если в Нарвском и Ингерманландском драгунских после переформирования их в 1826 году в более престижные гусарские "радость была общая"9, то мы, писал офицер-нижегородец, "не хотели быть ни гусарами, ни уланами; мы хотели оставаться Нижегородцами; это был наш титул, которым мы не без основания гордились"10.
Потому что с 1792-го по 1918 год (исключая осень 1914 - весну 1915) Нижегородский драгунский служил на Кавказе - и до 1854 года был там единственным полком регулярной кавалерии. И участвовал поэтому во всех не прекращавшихся в этом регионе войнах - и с турками, и с персами, и с "немирными" кавказскими горцами...
В 1834 году мундир фрачного покроя Нижегородцам заменили на темно-зеленую же куртку с газырями на груди (как на черкеске). Эта форма напоминала "о славных подвигах, совершенных в стране, где этот костюм служил народною одеждою. И Нижегородцы гордились ею, как взятою с боя"11!
Как и шашкой "азиатского образца" - присвоенной в 1834 году Нижегородцам вместо сабли (подобную шашку мы тоже видим на автопортрете поэта).
Надо согласиться с М.В. Нечитайловым в том, что лейб-гусар Лермонтов, "формально прослужив в драгунах всего несколько месяцев", к этой форме "особой любви не питал"12. Гвардейским кавалеристам тех лет она казалась "забавной"13...
Но и Нечитайлов, и Г.Э. Введенский правы, видимо, и в том, что "поэту все же импонировала некоторая экзотичность красивого и оригинального мундира Нижегородского полка, не имевшего аналогов в истории русской регулярной конницы". Ведь все-таки на автопортрете он изобразил себя не в костюме горца, а в нижегородской куртке с газырями14 (пусть и с накинутой на плечо неформенной буркой.)
Образцовость Гродненского полка
Когда 26 февраля 1838 года корнет Лермонтов (сильно, по обыкновению, припозднившись) прибыл к новому месту службы, на нем снова были алые ментик и доломан и светло-синие чакчиры.
Но уже не с золотыми шнурами и галунами, а с серебряными.
И эполеты на вицмундире и сюртуке были у него теперь серебряными. А воротник, обшлага и канты вицмундира, канты сюртука и кивер - не алыми, а светло-синими.
Потому что проштрафившихся, но прощенных экс-офицеров гвардии возвращали тогда не в их прежние части, а в гвардейские, но менее престижные. Вот и поэта определили в лейб-гвардии Гродненский гусарский полк.
Самый молодой во всей русской армии - сформированный только в 1824 году.
И квартировавший в относительной глуши - в 50 верстах севернее Новгорода, в Селищенских казармах близ села Спасская Полисть.
До 1832 года (пока полк стоял в Варшаве) офицерами в нем служили небогатые дворяне "разных наций". Мало кто из них мог позволить себе шнуры из чистого серебра на доломане и ментике - только мишурные... Лишь после перевода в Петербургскую губернию в полк стали выходить и такие, как корнет 4-го эскадрона Лермонтов - получавший в месяц 19 рублей 83 1/3 копейки серебром жалованья и около 11 рублей квартирных (на съем квартиры) денег15, но способный тем не менее достать из кармана сюртука и поставить на кон тысячу рублей ассигнациями.
То есть, в пересчете на серебро, жалованье и квартирные за девять месяцев...
Но зато с первых же лет своей жизни лейб-гвардии Гродненский гусарский приобрел репутацию "образцового кавалерийского полка"16.
Сказалась школа цесаревича Константина Павловича - командовавшего до 1831 года Варшавским гвардейским отрядом. При нем "всякая вина была виновата"17; за неисправность по службе он арестовывал домашним арестом целые батальоны и полки, но вот к гродненцам придраться почти никогда не мог18! А с 1837 года полк "подтягивал" - и довел "до возможного совершенства во всех отношениях"19 - вновь назначенный его командиром генерал-майор князь Д.Г. Багратион-Имеретинский.
"Ах вы Мои серебряные! и золотить вас не надо!" - впечатлился после очередного смотра сам Николай I20 Металлический прибор гродненцев был, напомним, серебряным. То есть металлические детали униформы - пуговицы, эполеты, эмблемы на головных уборах, галуны, петлицы (или шитье) на воротниках и обшлагах, гусарские шнуры (у нижних чинов золото и позолоченное серебро заменялось (кроме как на галунах) медью, серебро - луженой (покрытой оловом) медью, а петлицы и шнуры были из желтой либо белой шерсти)...
"Гусарщины", однако, это не отменяло, и поэт снова оказался в своей стихии. Но уже 9 апреля 1838 года "коновода всех гусарских затей и пирушек"21 корнета Лермонтова перевели в его родной лейб-гвардии Гусарский полк. (Верный себе, 18 апреля он подал рапорт о болезни и в Царское Село прибыл лишь 14 мая...)
"Неуставщина" Тенгинского полка
В апреле 1840 года поручика Лермонтова за дуэль снова перевели в армию. И снова тем же чином, и снова на Кавказ, но теперь уже в Тенгинский пехотный полк.
В долермонтовские времена полк воевал в основном с "черкесами" (как называли в России адыгские этносы), за рекой Кубань и на Черноморском побережье Кавказа. А с 1840 года стал появляться и в Чечне.
По кавказским меркам Тенгинский был середняком. Чеченцы быстро установили, что эти "красные солдаты" не так опасны, как "черные солдаты" - Куринский и Кабардинский егерские полки22. (У мушкетер - как называли тогда чинов пехотных полков - воротники мундиров и шинелей и околыши фуражек были алыми, а у егерей - темно-зелеными, почти черными.) В "великолепную семерку" кавказских полков (Куринский, Кабардинский, Апшеронский, Ширванский, Эриванский, Грузинский и Нижегородский драгунский) Тенгинский не вошел.
Но зато стал первым из 12 частей русской армии, в которых имелись навечно зачисленные в списки солдаты или офицеры.
Когда 22 марта 1840 года, после упорнейшего боя, адыги ворвались-таки в укрепление Михайловское на берегу Черного моря близ Геленджика (сейчас там село Архипо-Осиповка), рядовой 9-й мушкетерской роты Тенгинского полка Архип Осипов сделал то, что давно решил сделать в подобном случае - взорвал пороховой погреб. И погиб вместе со множеством "черкесов"...
И приказ по армии от 8 ноября предписал "сохранить навсегда имя его" в списках 1-й гренадерской роты (впоследствии - 1-я рота) Тенгинского полка, "считая его первым рядовым". И при выкликании на поверке фамилии "Осипов" "первому за ним рядовому" отвечать: "Погиб во славу русского оружия в Михайловском укреплении!"23
Воевать в девственных лесах и горах Кавказа в тогдашней пехотной униформе - высоченных киверах, узких, в обтяжку, мундирчиках из толстенного, но рыхлого сукна и в коротких, по щиколотку, сапогах - было положительно невозможно.
Как невозможно было в непрекращающейся "малой войне" уделять внимание необходимой для действий в регулярном бою тех времен строевой подготовке.
Поэтому "строевое образование" в кавказских войсках "игнорировалось или ограничивалось редкими гомеопатическими дозами"24.
И нарушались все и всяческие формы одежды! Еще в 1835 году нижние чины Тенгинского полка носили "сапоги с длинными голенищами, черкесские шапки разных видов; были и форменные фуражки, но с козырьками [положенными лишь фельдфебелям и офицерам. - Авт.]". На шинелях были нашиты разноцветные газыри (в которых носилась часть патронов); замшевые перевязи патронных сум надевали - для маскировки - белой стороной внутрь; ранцы заменяли холщовыми мешками25...
А офицеры не носили мундиров - только более просторные сюртуки. И без эполет (кои быстро пачкаются)! Вместо форменных панталон - "широчайшие верблюжьи шаровары", вместо пехотной полусабли - "азиятская шашка", вместо шинели - "шубка из мерлушек азиятского покроя. Вот костюмы, в которых ходили офицеры и дома, и на службе, и представлялись начальству"26.
Лермонтову - который и в гвардии тяготился формальностями в соблюдении формы одежды - эти порядки пришлись по нраву.
Возглавляя в 1840-м в Чечне - и в том числе в боях на реке Валерик 11 июля и в Автуринских лесах 27 октября - партию "охотников" (добровольцев-партизан), он вообще воевал в штатском - в "красной шелковой рубашке с косым расстегнутым воротом".
А возвращенный в строй полка, носил темно-зеленый, с алым стоячим воротником, пехотный сюртук не только без эполет и полурасстегнутым, но и с отогнутым воротником, "отгинал" и стоячий воротник шинели27.
P.S. На похоронах поэта 17 июля 1841 года присутствовали представители всех лермонтовских полков: лейб-гусар ротмистр А.Ф. Тиран, нижегородский драгун полковник С.Д. Безобразов, гродненский гусар поручик А.И. Арнольди и тенгинец прапорщик Н.И. Лорер.
- 1. Введенский Г.[Э.] Город киверов и кирас. Гвардия в Царском Селе // Родина. 2000. N 11. С. 61.
- 2. Раков Л.Л. Русская военная форма. Очерк-путеводитель по выставке "История русской военной формы". Л., 1946. С. 47.
- 3. Подсчитано по: Бегунова А.И. Повседневная жизнь русского гусара в царствование императора Александра I. М., 2000. С. 152, 154.
- 4. Елец Ю.[Л.] История Лейб-Гвардии Гродненского гусарского полка. Т. 1. 1824-1865. СПб., 1890. С. 79.
- 5. Д.А. Столыпин и А.В. Васильев. Воспоминания. (В пересказе П.К. Мартьянова) // М.Ю. Лермонтов в воспоминаниях современников. М., 1964. С. 168.
- 6. Бурнашев В.П. Михаил Юрьевич Лермонтов в рассказах его гвардейских однокашников // М.Ю. Лермонтов в воспоминаниях современников. С. 199.
- 7. Лонгинов М.Н. Заметки о Лермонтове // М.Ю. Лермонтов в воспоминаниях современников. С. 161.
- 8. Лермонтов М.Ю. Тамбовская казначейша // М.Ю. Лермонтов. Собр. соч. В 4 тт. Т. 2. М.; Л., 1962. С. 448.
- 9. Князь Давид Осипович Бебутов // Кавказский сборник. Т. XXIII. Тифлис, 1902. С. 61 (отд. паг.); Борисевич А.Т. История 30-го драгунского Ингерманландского полка. 1704 г. - 1906 г. Ч. II. (Период 1826-1904 г.г.) СПб., 1906. С. 2.
- 10. Цит. по: Потто В.А. История 44-го драгунского Нижегородского Его Императорского Высочества Наследника Цесаревича полка. Т. IV. СПб., 1894. С. 145.
- 11. Там же. С. 31.
- 12. Нечитайлов М.В. Кавказский мундир Лермонтова // Ставропольский хронограф. Ставрополь, 2006. С. 366.
- 13. Бурнашев В.П. Указ. соч. С. 194.
- 14. Введенский Г.[Э.] Мундиры Лермонтова // Памятники Отечества. 1995. N 3-4 (34). С. 65; Нечитайлов М.В. Указ. соч. С. 366.
- 15. Подсчитано по: Волков С.В. Русский офицерский корпус. М., 1993. С. 344, 229.
- 16. Елец Ю.[Л.] Указ. соч. С. 198.
- 17. Юбилейная памятка для нижних чинов Лейб-Гвардии Волынского полка. 1806-1906. Варшава, 1906. С. 1.
- 18. Елец Ю.[Л.] Указ. соч. С. 71-72.
- 19. Арнольди А.И. Из записок // М.Ю. Лермонтов в воспоминаниях современников. С. 223.
- 20. Елец Ю.[Л.] Указ. соч. С. 273.
- 21. Там же. С. 207.
- 22. К. Зимняя экспедиция 1852 г. в Чечне. (Воспоминания очевидца) // Кавказский сборник. Т. XIII. Тифлис, 1889. С. 467.
- 23. Ракович [Д.В.]. Тенгинский полк на Кавказе. 1819-1846. Правый фланг. Персия. Черноморская Береговая линия. Юбилейный выпуск. Тифлис, 1900. С. 225.
- 24. Зиссерман А.Л. Двадцать пять лет на Кавказе (1842-1867). Ч. 2. 1851-1856. СПб., 1879. С. 105.
- 25. Федоров М.Ф. Походные записки на Кавказе с 1835 по 1842 год // Кавказский сборник. Т. III. Тифлис, 1879. С. 6.
- 26. Гейман В.А. 1845 год // Кавказский сборник. Т. III. Тифлис, 1879. С. 359.
- 27. Мамацев К.Х. Из воспоминаний. (В пересказе В.А. Потто) // М.Ю. Лермонтов в воспоминаниях современников. С. 263, 265; Магденко П.И. Воспоминания о Лермонтове // Там же. С. 308-309, 310; Боденштедт Фр. Из послесловия к переводу стихотворений Лермонтова // Там же. С. 295.