Глаза искали хоть какие-то следы войны, которая не так уж давно откатилась отсюда на запад.
- Мы стояли на фронте, меж двух огней. Но к нам ничего не прилетело, - говорит игумен.
Это кажется чудом, но это факт.
А главное чудо монастыря, ради которого мы приехали, - уже перед нами, на первом этаже неприметного здания.
Воскрешение скрипки
Во всю боковую стену в три ряда скрипки из разных эпох - есть даже 18-й век. На большом столе в центре - рубанки, стамески, штангенциркуль, шаблоны эфов. У другой стены - виолончель. И над всем этим репродукция Босха "Восхождение в Эмпирей" из серии "Блаженные и проклятые".
Нет, это не музей под какой-нибудь Флоренцией, это монастырская скрипичная мастерская в прифронтовой Чугинке. Главный мастер - сам игумен Варфоломей, который с детства в скрипках души на чает, ему помогают монах Серафим (Сусидко) и молодой послушник Алексей Орехов.
"Во время войны, - говорит отец Варфоломей, - мы не могли исполнять послушания, у нас появилось больше времени, и тогда мы решили делать скрипки".
За новое дело монахи взялись столь же ревностно, как и когда-то за строительство монастыря. Уровень "любитель" изначально их не устраивал. Учились у лучших мастеров Украины, Италии и всей Европы. В те годы на Запад было проще выехать, чем в Россию, чем монахи и пользовались.
На разных фестивалях и ярмарках они скупали старые скрипки, и Страдивари в том числе, и привозили домой, под бомбы. И здесь же под непрерывной канонадой, "с обязательной молитвой на устах" воскрешали их. Тут же сами и играли - Баха, естественно, скрипачи всего мира на него молятся.
Затем стали делать инструменты с нуля - все по канонам, если дерево, то только клен и ель. Если струны, то жильные. Если скрипки эпохи барокко, то, как и было тогда принято, струны из овечьих кишок.
"В скрипке важна каждая деталь. Даже инкрустация, украшение, здесь неспроста. Она не только придает эстетически вид, но и оберегает инструмент: если на скрипку придется удар, то одна маленькая полоска дерева убережет ее от раскола".
Музыкальные инструменты в Чугинке не раз плясали под взрывную волну, но ни один из них не упал и не разбился. На каменных стенах после боев трещины находили, на деревянных скрипках нет.
Снова чудо? Возможно. Еще большее чудо, что за время обысков неонацисты ни разу в мастерскую на зашли.
Бах отвел.
А может те, кто стоял у истоков храма Петра и Павла.
Лица и лики
В храме - монастырская икона Божьей Матери Феодоровская. Точный список с того самого образа, которым в 1613 году в Костромском Ипатьевском монастыре был благославлен на царство 16-летний Михаил Романов. С тех пор икона почиталась как одна из главных святынь царской семьи.
Цари в Чугунку не заезжали. Но для казаков, которые в 19 веке здесь решили построить храм, родовая икона дома Романовых тоже была святыней. Удивительно не то, что она здесь оказалась - такие списки ходили по многим обителям. Удивительно, как сохранилась - после революции храм разобрали по досочкам, во время Великой Отечественной верующим разрешали молиться в бывшей церковной сторожке, но затем и ее снесли.
"Икону сохранили местные жители, и когда мы пришли сюда в 2003-м строить монастырь, отдали ее нам, - рассказывает игумен Варфоломей, - она была вся черная, но со временем обновилась. Теперь хорошо виден ее лик".
Я же смотрю на лицо игумена - и тут только, при свете свечей и лампад, понимаю - что передо мной далеко не пожилой человек, каким обычно представляются руководители монастырей, а красивый, статный мужик. Переодень его в деловой костюм и дай в руки дорогой портфель, от топ-менеджера не отличишь!
Карьеру руководителя ему как раз и прочили учителя и родители - у парня, тогда его звали Денис Кузнецов, ума палата. Но в неполные 17 лет он неожиданно для всех стал иноком Варфоломеем: так Бог управил.
- Трудности? Нет, проблем у меня в жизни не было, и не сбегал я ни от кого! Человек с такими мотивами никогда не будет монахом! Призвание должно быть причиной, когда человек идет в этот труд.
Труд его действительно ждал подвижнический. Сначала за партой - молодой монах окончил Киевскую семинарию и Киевскую духовную академию, потом отшлифовал знания философским факультетом в родном Луганске. Все говорили - мудр не по годам, и когда епархиальные власти решали, кому бы доверить серьезное дело - открыть на Луганщине первый мужской монастырь - лучшей кандидатуры, чем Варфоломей, было не сыскать.
"Строили все с нуля, - вспоминает игумен, - вывезли более ста КАМАЗов с мусором, воздвигли своими руками часовню, занялись хозяйством - пчелы, виноградники, одно сплошное натуральное хозяйство".
В лучшие годы здесь было 15 монахов и послушников, такой "армией" большую обитель в раз не возведешь. Но то, что им удалось сделать к началу боев - не иначе как подвиг. Над Чугинкой засияли кресты и купола, была освещена церковь Петра и Павла, стал расти большой Иоанно-Предтеченский собор...
"Русский мир в лучшем своем изводе возвращался на Луганщину", - говорит наместник.
Но тут набатом прогремел 2014-й. Стройка остановилась - тут бы самим выжить. Монастырь в Чугинке оказался не просто на границе фронтов, это был рубеж между двумя мирами. Для одного святыня - Феодоровская икона, для второго - портрет Бендеры.
И кому бы здесь молились, не окажись архимандрит настоящим русским мужиком, сильным и мудрым - представить страшно.
Молитва под огнем
Многим другим донбасским монастырям повезло меньше, самая ближайшая к Чугинке Сергиевская обитель под Кременной - не единожды была разгромлена прямыми попаданиями, есть и раненые, и погибшие, монастырь в селе Никольском (ДНР) - и вовсе притча во языцех, стоявшие неподалеку бойцы рассказывают, как регулярно выносят после обстрелов монахинь с оторванными руками-ногами, а одного из священников там и вовсе убили... И это все, увы, не редкость, на Донбассе каждый храм, каждый монастырь - мученик.
- И все же, батюшка, давайте начистоту - как в такой обстановке жить-то вообще?
- Вы знаете, какое обращение чаще других произносится в Евангелии? - спрашивает в ответ игумен Варфоломей. - Не бойся! Так и жили. Молились, старались делать, что должно, поддерживать людей, которые оставались без крова и денег. К тому же мы знали, что Россия все равно сюда вернется, это лишь вопрос времени.
- А просто уйти отсюда не думали, вас бы точно никто не осудил.
- Мы же говорим всегда - надо терпеть, надо любить, надо побеждать. Вот Бог и дал нам такие испытания - сделайте сами, потом разглагольствуйте. Пришло наше время подвигов, это наш крест, от него не убежать.
Мастерская по изготовлению скрипок Иоанно-Предтеченского монастыря в ЛНРИоанно-Предтеченский монастырь в Чугинке восемь битых лет стоял на самой границе ЛНР и Украины. Бои здесь кипели лютые. Ополченцы пытались выбить из окрестных сел самых оголтелых неонацистов - батальоны "Азов" и "Айдар". "Стоим, молимся, а в окне танки, истребители, земля ходуном. Так и жили - все время как под Дамокловым мечом", - описывают монахи те страшные дни.
Самые жесткие обстрелы они пережидали в подвале, где приходилось ютиться неделями - без еды, без воды, без вестей - кто теперь занял Чугинку, свои или остались эти, которые "ой сколько крови выпили"?
Чего "эти" хотели от монахов? Территорию. Будь монастырь большим, отстроенным, с кельями и мастерскими, - конечно бы заняли. А так - ни кола ни двора, стены монастырские и те не достроены, технику укрыть негде.
И все же воины очередного рейха с присутствием русских монахов под боком смириться не могли.
Однажды братию едва не расстреляли.
"Пошли в лес по дрова, а тут бойцы еще одного батальона, ни к ночи помянутого. Говорят - диверсанты вы. И давай затворами щелкать, - вспоминает один из сопровождающих нас монахов, отец Серафим. - И ведь видели, что мы в рясах, знали, что монастырь рядом, но нет, все равно издевались".
Тогда - пронесло. Поглумились и выпроводили из леса.
Изводили допросами - еще один вид психологической пытки. Морили часами в душных комнатах. Самый страшный грех, который отпустить братии не могли - подчинение монастыря Луганской епархии.
А они продолжали делать скрипки, в которых навечно поселилась канонада.
Инструменты расходились как пирожки - Франция, Австрия, США. Вырученных денег хватало на содержание монастыря и помощь беженцам. Конечно, сегодня заграничный спрос на русские "страдевари" заметно упал. Но мастера говорят, что все эти годы только и ждали момента, когда смогут продавать инструменты в Россию. Среди первых покупателей - филармонии из Новосибирска, Великого Новгорода...
"Что такое Россия? Это дом. А для дома хочется делать все очень хорошо, отдавать все самое лучшее, - объясняет игумен. - Поэтому будем стараться делать свой вклад не только в духовность, но и в русскую культуру тоже. У музыки и Церкви одна задача - служить Богу и людям, вести их ко спасению".
Явление "Аквариума"
Пора сказать, что в Чугинку мы приехали с замечательным скрипачом Андреем Решетиным. Он играл в золотом составе "Аквариума" и более четверти века делал один из лучших в мире фестивалей старинной музыки EarlyMusic. А потом ушел добровольцем на СВО. Служил во фронтовой творческой бригаде, музыкой провожал солдат в герои, вдохновлял, одухотворял.
Священники на фронте занимаются примерно тем же.
Когда Андрей узнал, что на Донбассе есть уникальный монастырь со скрипками, он тут же захотел там побывать. И вот - случилось, замкнулось. Маэстро добрался и сыграл на старинных скрипках, в том числе на тех, что сделаны под бомбежками.
"Это первоклассные инструменты. Желаю им попасть в хорошие руки, в хорошие души".
А затем мастера долго разглядывали барочные скрипки Решетина - это тоже века позапрошлые. Говорили на каком-то очень возвышенном языке - о Бахе, о Бибире, о том, что у каждого инструмента свой характер, свой голос, и что сегодня пришло время собирать скрипки.
"Лучшие скрипки всегда делали в монастырях, и лучшие скрипачи тоже часто были монахами, - говорил, заметно волнуясь, Решетин. - Но мы сегодня отстаем от своей великой истории. И то, что здесь, на войне монахи взялись за это тонкое ремесло - это не иначе как знак будущего, знак нашего возрождения".
Услышать такое от знаменитого скрипача - дорогого стоит. Растроганный игумен тут же показал Решетину одну из своих любимых красавиц - скрипку с декоративным завитком в виде женской головы. София, Премудрость Божья.
- Тогда играйте, батюшка!
И игумен сыграл, признавшись, что сделал это на публику впервые после освобождения Чугинки.