Намеки Татищева
Ожесточенные споры о противоречивой личности князя Юрия Долгорукого начались с момента возникновения российской историографии. В высшей степени нелицеприятно отзывался о Долгоруком участник Полтавской битвы и один из "птенцов гнезда Петрова", первопроходец отечественной истории, именовавший себя ее "историописателем", Василий Никитич Татищев (1686 - 1750). "Сей великий князь, - писал Татищев в своей "Истории Российской с самых древнейших времен…" - был роста немалого, толстый, лицом белый, глаза не весьма великие, нос долгий и искривленный, борода малая, великий любитель жен, сладких пищи и пития; более о веселиях, нежели об управлении и воинстве прилежал, но все оное состояло во власти и смотрении вельмож его и любимцев. И хотя, несмотря на договоры и справедливость, многие войны начинал, однако сам мало что делал, но большее дети и князи союзные, для того весьма худое счастье имел...".
Современные историки весьма скептически воспринимают обличительную портретную характеристику князя, созданную пылким воображением Татищева, и считают ее надуманной и недостоверной. Основание же для критического отношения современные исследователи усматривают в том, что начальный словесный портрет Юрия Долгорукого у "историописателя" выглядел несколько иначе: "роста среднего, весьма толст и плешив, очи великие, нос краткий нагнут". В итоге делается логический вывод, что красочный образ Юрия Долгорукого, запечатленный Татищевым, основан не на реальных исторических фактах, а является плодом авторской фантазии сочинителя. Однако суть дела заключается в ином. Весьма вероятно, что автор "Истории Российской", сурово порицая моральное несовершенство князя Юрия Долгорукого, по сути, создал публицистический памфлет, изобличающий императора Петра Великого и грубые нравы, царившие при его дворе.
В одном из мест своей "Истории Российской" Татищев поведал, что "Юрий хотя имел княгиню, любви достойную и ее любил, но при этом многих жен подданных часто навещал и с ними более, нежели со княгинею, веселяся, ночи, сквозь на скомонех (музыка) проигрывая и пия, препровождал, чем многие вельможи его оскорблялись, а младыя, последуя более своему уму, нежели благочестному старейших наставлению, в том ему советом и делом служили". Татищев столь детально и экспрессивно рисует картину повреждения нравов на пирах Юрия Долгорукого, словно сам был свидетелем того, как князь, подавая дурной пример, развращал молодежь под неодобрительные взоры чопорных людей старшего поколения. В этом нет ничего удивительного: под видом княжеских пиров "историописатель" запечатлел петровские ассамблеи, на которых сам неоднократно бывал в зрелых летах.
В 1723 году уже многое повидавший солидный 37-летний капитан артиллерии Татищев, участник всех основных кампаний Северной войны и неудачного Прутского похода, был пожалован чином фендрика (прапорщика) лейб-гвардии Преображенского полка и в первой половине 1724 года находился при дворе без занятия определенной должности. Высказывать порицание Петру Великому и распущенным нравам его неотесанного двора "историописатель" не рискнул (подобное деяние однозначно подпадало под словесное оскорбление величества), поэтому мишенью для нравственного обличения благоразумно избрал князя Юрия Долгорукого. "История Российская" писалась Татищевым на закате жизни, когда пожилые люди бывают чрезвычайно склонны к старческому брюзжанию на всех и на вся. И князь Юрий Долгорукий стал невольной жертвой столь понятной тяги пожилого человека к назидательным нравоучениям. Напечатана же "История Российская" была уже после смерти автора, в царствование императрицы Екатерины Великой, когда свидетели Петровской эпохи мирно покоились на погосте, поэтому непосредственное восприятие памфлета Татищева и содержащихся там прозрачных намёков стало невозможно. Но созданный пером первого русского "историописателя" непривлекательный внешний облик князя Юрий Долгорукого, отражающий его многочисленные пороки, стал жить своей собственной жизнью и оказал существенное влияние на российскую историографию.
Мнение Щербатова и Карамзина
Князь Михал Михайлович Щербатов (1733 - 1790), один из ближайших последователей Татищева, живший во времена Екатерины Великой, полагал, что Юрия прозвали Долгоруким подобно персидскому царю Артаксерксу - за "алчность к приобретению". Князь Щербатов осуждал князя Долгорукого отнюдь не за склонность к пирам, а за то, что "честолюбивой и захватчивой его нрав во многие смущения и раздоры Россию ввергнул, которые наконец столь ослабили великое княжение Киевское, что еще во время его многие земли чужими народами были завоеваны, а по смерти его сие княжение час от часу ослабевая, наконец в совершенный упадок пришло". Однако несмотря на столь неутешительный итог его правления, князь Юрий Долгорукий, по утверждению князя Щербатова, был весьма привлекательным человеком, ибо "соединял в себе все качества великого Монарха: он был искусный и храбрый воин, и в сии непросвещенные времена хитрый политик". Хотя сам князь Щербатов вошел в историю в качестве непримиримого обличителя "повреждения нравов" в России, великий князь киевский Юрий Владимирович Долгорукий предстал под его пером в качестве рассудительного государственного деятеля, стремившегося учитывать в своих стратегических замыслах обстоятельства времени и места.
Государственный историограф Николай Михайлович Карамзин скрупулезно перечисляет неоспоримые права великого князя на признательность россиян:
"Георгий (Юрий) властолюбивый, но беспечный, прозванный Долгоруким, знаменит в нашей истории гражданским образованием восточного края древней России, в коем он провел все цветущие лета своей жизни. Распространив там Веру Христианскую, сей Князь строил церкви в Суздале, Владимире, на берегах Нерли; умножил число духовных Пастырей, тогда единственных наставников во благонравии, единственных просветителей разума; открыл пути в лесах дремучих; оживил дикие, мертвые пустыни знамениями человеческой деятельности; основал новые селения и города: кроме Москвы, Юрьев Польский, Переяславль Залесский (в 1152 году), украшая их для своего воображения сими, ему приятными именами и самым рекам давая названия южных. Дмитров, на берегу Яхромы, также им основан и назван по имени его сына, Всеволода-Димитрия, который (в 1154 году) родился на сем месте".
Добросовестно перечислив непреложные заслуги князя перед государством Российским, Карамзин, однако, с позиций писателя-сентименталиста, посчитал нужным дать невысокую моральную оценку его личным качествам.
"Но Георгий не имел добродетелей великого отца; не прославил себя в летописях ни одним подвигом великодушия, ни одним действием добросердечия, свойственного Мономахову племени. Скромные Летописцы наши редко говорят о злых качествах Государей, усердно хваля добрые; но Георгий, без сомнения, отличался первыми, когда, будучи сыном Князя столь любимого, не умел заслужить любви народной. Мы видели, что он играл святостию клятв и волновал изнуренную внутренними несогласиями Россию для выгод своего честолюбия…"
Факты Заграевского
И лишь в наше время негативное отношение исследователей к противоречивой личности правителя стало коренным образом меняться в лучшую сторону. Академик Российской академии художеств, современный российский художник и историк архитектуры Сергей Вольфгангович Заграевский (1964 - 2020) призвал коллег прекратить схоластическое морализирование - многолетние споры о том, деструктивной или конструктивной была государственная деятельность Юрия Долгорукого. Академик Заграевский просто перечислил все известные нам каменные постройки Юрия Владимировича:
- 1. Спасо-Преображенский собор в Переславле-Залесском;
- 2. Церковь Бориса и Глеба в Кидекше;
- 3. Георгиевский собор в Юрьеве-Польском;
- 4. Церковь Георгия на дворе Долгорукого во Владимире;
- 5. Церковь Спаса в городе Суздале;
- 6. Большой город-крепость Переславль-Залесский (протяженность валов около 2,5 км);
- 7. Крепость в Юрьеве-Польском;
- 8. Вероятно, крепость в Кидекше;
- 9. Крепости в Москве и Дмитрове;
- 10. Вероятно, крепости в Звенигороде, Перемышле, Городце и Микулине;
- 11. Укрепленный двор у Владимира вне городских стен;
- 12. Возможно, дворец в Кидекше;
- 13. Вероятно, два дворца в Киеве;
- 14. Рождественский собор в городе Суздале (начало XII века).
Затем академик отметил, что Юрий Долгорукий произвел разведку и первичное (наиболее трудоемкое) освоение каменоломен в Суздальской земле. И лишь после этого сделал итоговый вывод - неожиданный и парадоксальный, но позволяющий взглянуть на князя под новым, совершенно неожиданным ракурсом.
"Про Юрия Долгорукого говорилось и писалось много. Взгляды на его весьма неоднозначную личность и весьма неоднозначную историческую роль столь же неоднозначны. Это и основатель Москвы с помпезной статуей на Тверской, и вероломный лихоимец, тянувший алчные руки из Суздаля к Киеву, и жестокосердный деспот, снискавший всеобщую ненависть...
Наверно, нам не стоит ни осуждать, ни оправдывать Юрия. Но в его исторический портрет следует внести один дополнительный штрих: именно Долгорукий совершил решающий "прорыв" в "европеизации" Владимиро-Суздальского края, а возможно, и всей Русской земли.
История Государства Российского в изображениях державных его правителейНе побоимся сказать, что по значимости для культуры и политики Руси (к сожалению, и по нагрузке на экономику) строительство Долгоруким четырех - пяти белокаменных храмов вполне сопоставимо с основанием Петербурга".
Иными словами, государственная деятельность князя Юрия Долгорукого стала достойным ответом на извечный вопрос Запада, обращенный к России: "Где ваш патент на благородство?"
Что же касается столь осуждаемой "историописателем" Татищевым любви Юрия Владимировича к выпивке, веселым пирам и чужим женам, то именно эта княжеская любовь стала в татищевской "Истории Российской", как остроумно подметил современный историк-медиевист Алексей Петрович Толочко, "причиной одного из самых замечательных событий в истории России: основания Москвы".
И этого обстоятельства более чем достаточно для того, чтобы князь Юрий Долгорукий сохранил за собой почетное место на страницах истории государства Российского.