Я очень волновался и довольно косноязычно пытался сказать ему спасибо, понимая, что второго такого случая может и не представиться (так и оказалось). Хуциев отмахивался от моих благодарностей до тех пор, пока я не спросил его: почему "Застава Ильича" вышла в прокат под названием "Мне двадцать лет"? Тут он внимательно посмотрел на меня и сказал: "Ну, а вы как сами думаете - почему?" Лично я думал об этом вот что.
Там, в его фильме, был такой эпизод. В шумной молодежной компании с выпивкой главный герой вдруг предлагает тост "за картошку!". Ироничная интеллектуальная публика ерничает: а почему не "за репу"? "А потому, - отвечает герой, - что картошка спасла нас с мамой в голодное военное время" (действие происходит в Москве конца пятидесятых годов). "Ты это серьезно?" - говорят ему. "Серьезно, - отвечает он. - Если в твоей жизни нет ничего, к чему можно относиться серьезно, то зачем тогда жить". "И к чему ты лично относишься серьезно?" - спрашивают его. "К революции, к песне "Интернационал", к 37-му году, к войне, к картошке", - отвечает он, подумав.
Марлен Хуциев и его фильмыФильм вышел на экраны в начале шестидесятых, когда страна только-только с ужасом начинала понимать, что такое сталинизм, безграничная и безответственная тоталитарная власть, когда молодежь поколения шестидесятников примеряла на себя личную ответственность за то, что происходит в стране. Это было время, когда мы искренне считали, что подлинные наши ценности мы растеряли, а они остались - там, в далеких революционных годах, где "комиссары в пыльных шлемах", где Павка Корчагин, где Светловская "Гренада", где "Ленин такой молодой"... Потому "Застава Ильича", рубеж обороны, за которым - то, к чему можно относиться серьезно. Титры этого фильма шли под музыку "Интернационала", а знаменитые хроникальные кадры из Политехнического музея сохранили молодого Окуджаву, поющего "Я все равно паду на той,/на той единственной Гражданской,/И комиссары в пыльных шлемах/Склонятся молча надо мной".
В середине шестидесятых вышел фильм Хуциева "Июльский дождь". Там герои - замечательный молодой интеллектуал, ученый и умная обаятельная девушка Лена - на пороге свадьбы. Но свадьбы не будет, потому что Лена постепенно понимает: у ее избранника в душе нет ничего, к чему можно относиться серьезно. Он пуст. За несколько лет в молодом советском поколении перестали существовать застава Ильича, застава революции, застава партии. Они оказались заставами на песке. Как пел герой Владимира Высоцкого в запрещенном фильме Полоки "Интервенция": "Мне не служить рабом у призрачных надежд,/Не поклоняться больше идолам обмана"... Лена, похоже, останется с другим героем, сохранившим в душе серьезное отношение к войне, к молчаливому мужскому братству отстоявших страну. Интересно, что и в жизни произошло то же самое: Евгения Уралова, сыгравшая Лену, и Юрий Визбор, сыгравший фронтовика, после фильма Хуциева стали мужем и женой. И застава Великой Отечественной, слава богу, и по сей день реальная застава, за которой - то, к чему и сегодня можно отнестись серьезно. Но...
Но прошли годы. И появился новый фильм Хуциева - "Послесловие". Плятт сыграл в нем тестя, родом из двадцатых, Мягков - зятя, родом из шестидесятых. Зять - молодой ученый. В восьмидесятые он уже многое понял о том времени, в котором живет. Для него уже не существует никаких застав, ценностей и вообще того, к чему можно отнестись серьезно в современном ему обществе. Оттого он с искренним изумлением вглядывается в тестя, который родом из двадцатых. Тесть - удивительный человек, сохранивший в себе искренность, честность и благородство. В конце концов зять понимает, что у нормального человека должны быть вечные, вневременные заставы, не связанные ни с принципами общественного устройства, ни с войнами, ни с партиями, ни с либеральными, ни с консервативными ценностями, ни с Ульяновым, ни с Джугашвили, ни с Ельциным и ни с Горбачевым...
Нам остается Застава Хуциева, оставшаяся в "Послесловии", то есть после всех слов. Это ты сам, те, кого ты любишь, те, кто от тебя зависит, кто слабее тебя, интересная работа, друзья, твои учителя - очные и заочные, которым ты благодарен, любимые места на этой земле.
Наши последние заставы. Не так уж мало, если вдуматься.
Об этом мы и говорили под лампой-абажуром за чаем и сушками с Марленом Мартыновичем Хуциевым.