Репрессии или амнистии?
Начало 1920 года внесло заметные перемены в ход военных действий. Почти одновременно перестали существовать Северный и Северо-Западный фронты Белого движения. Активные боевые действия прекратились в Сибири и на Юге России. В статьях и выступлениях Ленина в феврале-апреле 1920 года говорилось о "серьезных шансах" в "получении мира более устойчивого, более длительного", чем в начале 1918-го. "Сохраняя боевую готовность, не ослабляя аппарата для подавления сопротивления эксплуататоров, мы должны учитывать новый переход от войны к миру, понемногу изменяя тактику, изменяя характер репрессий"1.
С инициативой о прекращении расстрелов выступил и председатель ВЧК Дзержинский. 17 января 1920 года ВЦИК Советов и СНК РСФСР приняли постановление "Об отмене высшей меры наказания (расстрела)", в котором отмечалось, что "разгром Юденича, Колчака и Деникина, занятие Ростова, Новочеркасска, Красноярска, взятие в плен верховного правителя создают новые условия борьбы с контрреволюцией". Наступало время, когда "разгром организованной армии контрреволюции подрывал в корне расчеты отдельных групп контрреволюционеров внутри Советской России свергнуть власть рабочих и крестьян путем заговора, мятежей и террористической деятельности".
Признавалось возможным "отложить в сторону оружие террора" и "отменить применение высшей меры наказания (расстрела), как по приговорам ВЧК и ее местных органов, так и по приговорам городских, губернских, а также и верховного при ВЦИК трибуналов". Решения о применении высшей меры наказания к адмиралу Колчаку, членам Совета министров российского правительства принимались не с формальной санкции Всероссийского ЦИК, а на основе решений чрезвычайных органов - Военно-революционных комитетов (Сибирского или Иркутского)2.
Последствия декрета не замедлили отразиться в целом ряде распоряжений и обращений командования советских армий на тех фронтах, где еще продолжались военные действия. 8 февраля 1920 года командование б-й советской армии приняло обращение к солдатам и офицерам Северного фронта генерал-лейтенанта Е. К. Миллера. В нем гарантировались "неприкосновенность жизни" и право отъезда за границу при условии полной капитуляции, сдачи оружия, снаряжения и выдачи преступников, виновных в "бессудных" расправах над мирным населением. Данное обращение ускорило разложение Северного фронта и способствовало добровольной сдаче целых частей Северной армии.
Однако фактически условия красного командования были выполнены только в отношении мобилизованных. Многие офицеры, чиновники, солдаты-добровольцы подверглись репрессиям. Был создан концентрационный лагерь на Соловках. Брошенными на "милость победителям" - большевикам - оказались и многие члены правительства, и деятели земско-городского самоуправления, впоследствии репрессированные.
Перемирие "при посредстве"…
Спустя месяц схожие условия были предъявлены на белом Юге, хотя инициатива в этом принадлежала не командованию РККА, а "союзникам" Белого дела. Еще 3 января 1920 года Верховный совет Антанты провозгласил снятие экономической блокады Советской России, а 11 февраля было принято следующее постановление:
"Верховный Совет не рекомендует окраинным государствам вести войну против Советской России, но Антанта защитит их, если Советская Россия на них нападет; дипломатические сношения с Россией не возобновляются". С весны 1920-го южнорусское Белое движение было поставлено перед фактом прекращения помощи и почти ультимативным требованием начала переговоров с Советской Россией. В момент смены командования Вооруженных сил на Юге России, связанной с отставкой Деникина, на его имя поступила официальная нота от британского верховного комиссариата в Константинополе (20 марта 1920 года), подписанная адмиралом Де-Робеком. Привез ее в Севастополь на военный совет преемник Деникина генерал-лейтенант Петр Николаевич Врангель.
Текст гласил: "Правительство Его Величества (короля Великобритании. - В. Ц.) желает указать на ту пользу, которую представляло бы собой, в настоящем положении, обращение к Советскому Правительству, имея в виду добиться амнистии как для населения Крыма вообще, так и для личного состава Добровольческой армии в частности. Проникнутое убеждением, что прекращение неравной борьбы было бы наиболее благоприятно для России, Британское Правительство взяло бы на себя инициативу означенного обращения, по получении согласия на это генерала Деникина, и предоставило бы в его распоряжение и в распоряжение его ближайших сотрудников гостеприимное убежище в Великобритании…
Однако, если бы генерал Деникин почел бы себя обязанным его отклонить, то в этом случае Британское Правительство сочло бы себя обязанным отказаться от какой бы то ни было ответственности за этот шаг и прекратить в будущем всякую поддержку или помощь, какого бы то ни было характера генералу Деникину".
Подобные предложения делались лидерами союзных держав и раньше, достаточно вспомнить инициативу американского президента Вудро Вильсона о конференции представителей всех "государственных образований" на территории бывшей Российской империи - от республик Закавказья до казачьих областей - на Принцевых островах в феврале 1919 года.
В феврале 1920-го Деникину было передано письмо от диппредставителя Великобритании с предложением "посредничества для заключения перемирия с большевиками" ввиду "неосуществимости звакуации в Крым". Подобные предложения категорически отклонялись Деникиным, и если бы не катастрофическое положение белых фронтов, то очередное предложение было бы снова отклонено.
В отличие от своего предшественника Врангель считал, что предложение Великобритании можно выгодно использовать хотя бы в качестве "передышки", необходимой для продолжения борьбы с большевизмом". В течение марта-апреля командование ВСЮР не делало однозначных заявлений в отношении переговоров с советской стороной. 22 марта Врангель направил в британский военный комиссариат ответ на предложения о посредничестве в заключении мира с Советской Россией.
В нем, в частности, говорилось: "Возможно быстрое разрешение вопроса о перемирии и его осуществлении является необходимым. Переговоры могут быть возложены на представителей английского командования, находящихся здесь (в Севастополе. - В. Ц.)". Оценивая важность "той возможности, которую Британское Правительство предлагает Главнокомандующему и его главным сотрудникам найти приют вне России", Врангель указывал на то, чтобы такая же помощь была "предоставлена в одинаковой степени всем тем, кто предпочел бы оставление своей Родины принятию пощады от врага". Для подготовки "передачи Крыма Советскому правительству" главком требовал "не менее двух месяцев от дня завершения переговоров". В течение этого срока "союзники должны продолжать снабжать армию и население занятых областей всем необходимым".
Выражалась желательность контактов представителей ВСЮР с представителями советской власти при посредничестве Великобритании ("проект" переговоров помощника главкома ВСЮР генерал-лейтенанта П. Н. Шатилова с Троцким через капитана Зерена)3.
29 марта министр иностранных дел Великобритании лорд Керзон обратился к наркому иностранных дел Чичерину с нотой (опубликована в лондонской "Times" и парижской "Temps"), в которой заявлял: "Придя за последнее время к убеждению, что военная борьба на Юre России не может быть продолжена до бесконечности, и, убедившись в том, что продолжение ее будет сопровождаться лишь новыми потерями жизней и вызовет сильную задержку в восстановлении спокойствия и благоденствия России, я употребил все свое влияние на генерала Деникина, чтобы уговорить его бросить борьбу, обещав ему, что если он поступит так, я употреблю все усилия, чтобы заключить мир между его силами и властями, обеспечив неприкосновенность всех его соратников, а также населения Крыма. Генерал Деникин, наконец, последовал этому совету и покинул Россию, передав командование генералу Врангелю… Я прошу Вас, во имя интересов России и человечества, отдать приказ о прекращении враждебных действий и даровать амнистию с последующим роспуском Добровольческой армии".
В ответе Чичерина от 1 апреля приветствовалось "начало нового периода советско-английских отношений" и выражалась готовность к переговорам по всему комплексу межгосударственных отношений. Применительно ко ВСЮР Чичерин не исключал амнистии, но выдвигал контрпредложение - освободить и доставить в РСФСР всех бывших венгерских народных комиссаров, отбывавших тюремное заключение после подавления венгерской революции 1919 года. В Лондон должен был выехать советский посол М. М. Литвинов.
Керзон отклонил советские предложения и снова поставил вопрос о прекращении боевых действий против белого Крыма. При этом говорилось уже о возможности непосредственных переговоров Врангеля с представителями РСФСР. Суть советских предложений в понимании статуса белых армий и правительств была близка к выраженным в британских заявлениях. Речь здесь шла не о равноправных переговорах, не о сохранении территории, занимаемой ВСЮР как отдельного "государственного образования, а лишь о степени смягчения ответственности (всеобщей амнистии или только для нижних чинов, мобилизованных, невиновных в терроре и др.) за выступление против советской власти, которая, фактически, утверждалась как всероссийская.
Возможно, поэтому в одном из последних ответов советского правительства на заявления Керзона (23 апреля) говорилось о готовности начать переговоры с самим Врангелем при посредничестве английских представителей "по вопросу об амнистии и бескровной ликвидации крымского фронта".
Выступая на всероссийском съезде рабочих стекольно-фарфорового производства 29 апреля, Ленин отмечал: "В ответ на предложение Англии проявить гуманность к прижатым к морю бойцам Деникина, мы ответили, что готовы даровать жизнь крымским белогвардейцам, если со своей стороны Антанта проявит гуманность по отношению к побежденным венгерским коммунистам, пропустив их в Советскую Россию. Нам не нужна кровь этих крымских белогвардейцев, у нас нет чувства мстительности. Но ответа на нашу ноту мы не получили со стороны английского правительства"4.
Однако вряд ли можно было надеяться на согласие со стороны нового главкома ВСЮР, убежденного, что переговоры с советской властью бессмысленны, а "помилование" будет лишь уловкой, чтобы впоследствии расправиться со "сдавшимися на милость победителя". В письме от 23 мая Врангель, ссылаясь на невозможность непосредственных переговоров с советской властью, оправдывал подготовку к наступлению в Северную Таврию и заявлял: "Даже допуская возможность соглашения с большевиками, я не вижу, каким образом таковое было бы обеспечено… Недавние примеры действий большевиков в отношении Кубани и Грузии, с каковыми ими только что были заключены соглашения, наглядно подтверждают хорошо известные взгляды большевиков, считающих всякие юридические и моральные обязательства не более как буржуазным предрассудком"5.
Летом 1920 года выдвигались новые планы переговоров с большевиками при посредничестве Германии. Даже назначение бывшего "легального марксиста" Петра Бернгардовича Струве на должность министра иностранных дел считалось обусловленным его давними контактами с Лениным. Еще более оригинальный план "примирения" был выдвинут одним из чиновников врангелевского управления иностранных сношений Алешиным. В докладной записке на имя руководителей ведомства - князя Г. Н. Трубецкого и Б. А. Татищева - он считал возможным объявить войну Англии и вместе с РККА начать боевые действия. Данное предложение всерьез обсуждалось среди чиновников управления6.
Но переговоры Врангеля с советским командованием так и не начались, посредничество Великобритании оказалось излишним. С возобновлением боевых действий в Таврии в конце мая 1920 года все официальные контакты с врангелевским правительством были англичанами прекращены. Из Севастополя отозвали военную и дипломатическую миссии, и в июне в Лондоне уже шли переговоры о заключении торгового договора с представителями советской кооперации.
"Выход вашему патриотическому чувству будет дан на польском фронте…"
Если со стороны Врангеля использование британского посредничества можно было расценить как желание оттянуть время для подготовки к новому наступлению, то военное и политическое руководство блокированных на Черноморском побережье частей Кубанской и Донской армий ВСЮР после неудачной Новороссийской операции воспользовалось предложениями о "перемирии". 31 марта 1920 года Кубанское краевое правительство заявило, что оно "желает прекратить гражданскую войну и просит союзников взять на себя посредничество для ведения мирных переговоров с Советской Россией", а также просит военных представителей Великобритании незамедлительно воздействовать на советское командование в целях прекращения военных действий против Кубанской армии. Аналогичное заявление было отправлено и 11 апреля из Сочи на имя адмирала Де-Робека7.
Гражданская война в России 1917-1922 годовНаиболее результативными оказались переговоры делегатов от Кубани (военный министр генерал-майор Н. А. Букретов, председатель Краевой Рады И. П. Тимошенко) с командованием 34-й стрелковой дивизии РККА (врид начдива П. В. Егоров и военкомы С. П. Сутин, И. Я. Рабинович). 17 апреля проект перемирия был выработан кубанской делегацией. В перспективе предполагалось заключение мирного договора между Кубанским краем и Советской Россией. Можно было говорить о наличии двух "государственных образований", заключивших между собой двусторонние соглашения.
Прецедент подобного рода усматривался кубанскими политиками и военными в Тартуском мирном договоре между РСФСР и Эстонией, заключенном в январе 1920 года. Будущее соглашение должно было основываться на том, что "обе стороны должны смотреть друг на друга как на части одного великого народа и не стремиться к уничтожению или унижению противника, как подобает при внешних войнах. Сторонам надлежит думать лишь о светлом, общем будущем. Заключенные соглашения должны вести к долгому прочному миру, т. е. не иметь в своем содержании никаких пунктов, которые бы явились обидными или унизительными для какой-либо стороны, оставляли бы чувство недоброжелательности или даже мести, и могли бы служить поводом к новым восстаниям и борьбе… при ведении переговоров необходимо проявить и подчеркивать особое, доверчивое отношение сторон друг к другу".
Но надежды казачьих политиков на равноправные переговоры не оправдались. С самого начала советское командование разъяснило, что речь может идти не о "перемирии", а только "об условиях сдачи восставшего против Советской Республики казачества". Советские условия (18 апреля 1920 года) предусматривали капитуляцию казачьих частей и "гарантированную свободу всем сдавшимся, за исключением уголовных преступников, подлежащих суду военно-революционного трибунала", то есть "всех лиц, которые производили без суда и следствия всякие расстрелы, грабежи и насилия, а также офицеров, состоявших на службе в рядах Красной армии и добровольно перешедших на сторону войск командования Южной России". Искренне раскаявшиеся в своем проступке и выразившие желание искупить свою вину перед революцией вступлением в ряды Красной армии должны были "принять активное участие в борьбе с Польшей, посягнувшей на исконные русские территории".
Но к "инициаторам и руководителям восстаний" амнистия не применялась. Они подлежали "привлечению в трудовые батальоны" или "заключению в концентрационные лагеря до конца гражданской войны, и только в виде особой милости они могут быть допущены в ряды РККА". Добровольно сдавшимся гарантировалась "неприкосновенность личности". Отдельный пункт предусматривал сохранение "кинжалов, серебряных шашек и дедовского холодного оружия… при условии круговой поруки, что это оружие не будет обращено против Советской России"8.
В начале переговоров комиссар Сутин, обращаясь к кубанским делегатам, отметил: "Мы видим из предложенных нам письменных условий, что вы патриотически настроены… Выход Вашему патриотическому чувству будет дан на польском фронте. В данный момент Советская Россия ставит своей задачей восстановление единой, великой России. В этой работе офицерство, понятно, сыграет огромную роль и ему будет дана полная возможность послужить идее Великой России"9.
Таковы были советские условия, принятые кубанским командованием 20 апреля. 21-го числа состоялась сдача армии. По данным комиссара 34-й дивизии Рабиновича, "через нашу регистрацию прошло до 40 тыс. человек". Сдавшихся кубанцев и донцов переводили в части РККА, в частности в 15-ю кавалерийскую дивизию под командованием Г. Д. Гая, и отправляли на польский фронт. Правда, это не исключало их нового перехода на сторону "белополяков". Позднее, осенью 1920 года, из числа сдавшихся Пилсудскому бывших белых казаков были сформированы отдельные воинские части в составе 3-й Русской армии и Русской Народной Добровольческой армии, воевавшие против РККА на польском фронте10.
"Брусиловское воззвание" и "гарантии Фрунзе"
Еще во время обсуждения возможности переговоров "белого Крыма" и Советской России, 30 мая 1920 года, в "Правде" было опубликовано воззвание "Ко всем бывшим офицерам, где бы они не находились", подписанное бывшим командующим Юго-Западным фронтом генералом A. А. Брусиловым, а также известными военспецами, бывшими генералами А. А. Поливановым, А. М. Зайончковским, B. Н. Клембовским, Д. П. Парским, Валуевым, А. Е. Гутором, М. В. Акимовым.
"Мы, ваши старые боевые товарищи, - говорилось в нем, - обращаемся к вашим чувствам любви и преданности к Родине и взываем к вам… добровольно идти с полным самоотвержением и охотой в красную армию, на фронт или в тыл… и служить там не за страх, а за совесть, дабы своей честной службой… отстоять во что бы то ни стало дорогую нам Россию и не допустить ее расхищения".
Развитием обращения стал декрет СНК от 2 июня 1920 года "Об освобождении от ответственности всех белогвардейских офицеров, которые помогут в войне с Польшей и Врангелем". В нем указывалась, что "все те бывшие офицеры, которые в той или другой форме окажут содействие скорейшей ликвидации остающихся еще в Крыму, на Кавказе и в Сибири белогвардейских отрядов и тем облегчат и ускорят победу рабоче-крестьянской России над шляхетской Польшей, будут освобождены от ответственности за те деяния, которые они совершили в составе белогвардейских армий"11.
Не меньшую известность получило и "Обращение Фрунзе", подписанное командующим Южным фронтом во время окончательной ликвидации белого Крыма 11 ноября 1920 года. Сам Михаил Васильевич уже имел подобный опыт в отношении противников советской власти. Например, 1 мая 1919 года в приказе по Южной группе Восточного фронта № 39/1 особо подчеркивалась недопустимость "расправ на местах с пленными офицерами и солдатами противника".
"Милостивое отношение даже к врагам Республики, - отмечал Фрунзе, - лишь внесет в ряды колчаковских банд разложение и заставит офицеров, в массах своих явно сочувствующих задачам рабоче-крестьянской власти Советов, массами переходить на сторону Красной армии".
Советский военный и государственный деятель Михаил ФрунзеТеперь на Южном фронте Фрунзе обещал военнослужащим Русской армии амнистию в случае незамедлительного прекращения военных действий. Обращение гласило: "Ввиду явной бесполезности дальнейшего сопротивления ваших войск, грозящего лишь пролитием лишних потоков крови, предлагаю вам прекратить сопротивление и сдаться со всеми войсками армии и флота, военными запасами, снаряжением и всякого рода военным имуществом". Не желающим оставаться в России предоставлялась "возможность беспрепятственного выезда за границу, при условии отказа под честное слово от дальнейшей борьбы против рабоче-крестьянской России и Советской власти"12.
Однако то, что было приемлемо для Совнаркома весной, стало недопустимым осенью 1920-го, в условиях окончания боевых действий советско-польской войны и "разбойничьего", как считалось многими в руководстве большевистской партии, начала военных действий "врангелевцами" в июне 1920 года, в разгар войны с поляками. Намерение британского МИД провести в августе в Лондоне конференцию представителей РСФСР, прибалтийских республик и Финляндии, пригласив на нее Врангеля, Ленин называл "сплошным жульничеством ради аннексии Крыма". Чтобы не позволить "вырвать из рук посредством жульнических обещаний победу", Ильич потребовал "бешеного усиления наступления" как на польском, так и на врангелевском фронтах.
Далекими от миролюбия были настроения в Москве и осенью 1920-го. 12 ноября Ленин срочно телеграфировал Фрунзе: "Только что узнал о Вашем предложении Врангелю сдаться. Крайне удивлен непомерной уступчивостью условий. Если противник примет их, то надо реально обеспечить взятие флота и невыпуск ни одного судна; если же противник не примет этих условий, то по-моему нельзя больше повторять их и нужно расправиться беспощадно".
Радиостанция штаба Врангеля приняла советские предложения, но главком "приказал закрыть все радиостанции, за исключением одной, обслуживаемой офицерами", и, таким образом, войска об "обращении Фрунзе" не узнали13. Его обещания оказались неисполненными, но менее всего в этом можно было винить командюжа.
После Перекопа Фрунзе отозвали на новую должность: с 3 декабря 1920 года он был назначен командующим вооруженными силами Украины и Крыма и выехал в Харьков - тогдашнюю столицу Советской Украины, а Крым перешел в ведение местных военно-революционных комитетов и ЧК, руководимых Розалией Землячкой и Бела Куном. Ревкомы усилили репрессии и расстрелы, точное количество жертв которых не установлено до сих пор…
В то же время в Забайкалье…
О прекращении Гражданской войны и переговорах говорилось в 1920 году за тысячи верст от Крыма и Архангельска и также не без участия со стороны иностранных государств. 17 июля 1920 года после предварительных переговоров с представителями Дальневосточной республики японское командование подписало так называемое Гонготское соглашение о прекращении военных действий, введении нейтральной полосы между войсками Японии и ДВР и о выводе японских войск из Читы и Сретенска с 25 июля 1920 года.
В подписанном протоколе по политическим вопросам высказывалось намерение создать демократическое "буферное государство" с единым правительством, которое следовало сформировать на конференции с участием представителей всех областей края. В создании новой власти должны были принять участие представители большевистской партии, равно как и правителя Российской Восточной окраины генерал-лейтенанта Г. М. Семенова.
24 августа на станции Хадабулак было подписано соглашение, в соответствии с которым предполагалось объединение Забайкалья и Приморья под властью реорганизованного Приморского правительства. Принимая условия Хадабулакского соглашения, Семенов передал всю полноту гражданской власти в крае народному собранию и подписал манифест-обращение "К русским людям Забайкалья и войскам" (25 августа 1920 года). В нем красноречиво говорилось о подготовке объединения с Приморьем и о необходимости прекращения Гражданской войны: "Довольно нам быть безвольной болванкой в руках тех или иных интервентов. Довольно быть безмозглыми дураками на пользу и радость всех нас окружающих… Вы - крестьяне, казаки, буряты и граждане городов! Вы - действительные хозяева Земли Русской и ее далекой окраины Дальнего Востока. Не следует учить вас ни слева, ни справа никому, ни большевикам, ни монархистам и слугам бывшего царского режима, как вам жить надлежит. Вы сами знаете, как вам жить следует, и как жить вы хотите. Преступно, пользуясь вашим долготерпением, забитостью и невежеством - наследием павшего режима - навязывать вам те или иные формы государственного устройства и жизни. Преступно и подло делать это как со стороны большевиков, так и со стороны обломков старого строя… Вперед, под сень власти и мощи полноправного Русского Народа!" В приказе войскам главком отмечал, что соглашением о "слиянии в единое целое Приморской и Забайкальской областей… заложен первый камень фундамента строящейся Российской государственности на Дальнем Востоке".
По сведениям участника партизанского движения на Дальнем Востоке П. С. Парфенова (Алтайского), Семенов пытался наладить сотрудничество с командирами партизанских отрядов Якимовым, Серышевым и Шиловым, обещая им должности командиров корпусов и чины генерал-майоров, если они присоединятся к его войскам для совместной борьбы с большевиками14. Но, как и на Юге, представители большевиков выступали против сотрудничества с Семеновым. Атамана обвинили и в "соглашательстве с красными", и ему вскоре пришлось отказываться от своей подписи под обращением. В ноябре Семенов покинул Забайкалье, а части белой армии отступили в Маньчжурию.
А было ли реально "примирение"?
В российской Гражданской войне, казалось бы, не мог возникнуть шанс ее прекращения иным путем, кроме безоговорочной капитуляции одной из сторон перед другой или столь же безоговорочного и беспощадного уничтожения одного из противников. И все же стремления к переговорам не просто об остановке военных действий, но и об отказе от войны вообще подтверждали, что восстановление разорванного фронтами единого российского общества и государства - было возможно. Вчерашние однополчане, "односумы", земляки-соседи, родственники и сверстники не могли в одночасье превратиться в непримиримых врагов.
Но все подобные попытки, как с красной, так и с белой стороны завершились безрезультатно. Очевидно, что для успеха необходимы были не только стремление к этому рядовых участников военных действий, но и готовность к компромиссам лидеров, признание того факта, что односторонне понимаемые социально-классовые, национальные и политические разногласия имеют гораздо меньшую ценность по сравнению с интересами возрождения Единой России, единой, национальной государственности.
Говоря словами цитированного выше "обращения Брусилова", "наши потомки будут нас справедливо проклинать и правильно обвинять за то, что мы из-за своих эгоистических чувств классовой борьбы не использовали своих боевых знаний и опыта, забыли свой родной русский народ и загубили свою матушку Россию"…
- Примечания
- 1. Ленин В. И. От разрушения векового уклада к творчеству нового//ПСС. Т. 40. М. 1974. C. 314-316 ; Выступление на IV конференции губернских чрезвычайных комиссий//Там же. C. 113-115.
- 2. Декреты Советской власти. Т.7.M. 1975. C. 104-105.
- 3. Врангель П. Н. Записки. Ч. 2// Белое дело. Летопись белой борьбы T. IV. Берлин. 1928. С. 13-14; Единый фронт Новой России (Париж). 1933. 23 ноября - 6 декабря. № 13.
- 4. Ленин В. И. Военная переписка. 1917-1920 гг. М. 1956. С. 234.
- 5. ГАРФ. Ф. Р-5827. Оп. 1. Д. 214. Л. 1-5; Штейн Б. Международное положение и внешняя политика РСФСР в период врангелевщины// Разгром Врангеля. 1920 г. М. 1930. C. 14; Врангель П. Н. Указ. соч. Ч. 2. C. 87-88.
- 6. Трагедия казачества (Очерк на тему: "Казачество и Россия"). Ч. IV. Январь-май 1920 г. Париж. 1938. С. 438; Михайловский Г. Н. Записки. Из истории российского внешнеполитического ведомства. 1914-1920. Кн. 2. М. 1993. C. 541, 593.
- 7. Трагедия казачества… С. 474. Штейн Б. Указ. соч. С. 14-15.
- 8. Трагедия казачества… С. 470-471, 483-485.
- 9. Раковский Г. Н. В стане белых. От Орла до Новороссийска. Константинополь. 1920. С. 315.
- 10. Рабинович И. Сдача Кубанской армии красным/ Путь коммунизма. Кн. 3. Краснодар. 1922. С. 491-492 ; Штейн Б. Международное положение и внешняя политика РСФСР в период врангелевщины// Разгром Врангеля. 1920 г. М. 1930. C. 14.
- 11. Декреты Советской власти. Т. 9. М. 1978. С. 7-8; Кавтарадзе А. Г. Военные специалисты на службе Республики Советов. 1917-1920 гг. М. 1988. С. 169; Терский А. Белые у красных//Новое русское слово. 1969. 5 сентября.
- 12. Фрунзе М. В. Неизвестное и забытое. М. 1991. С. 166-167; Директивы командования фронтов Красной Армии (1917-1922). Т. 3. M. 1972 C. 508.
- 13. Ленин В. И. Военная переписка… С. 242, 257-258 ; Врангель П. Н. Указ. соч. Ч. 2. С. 236.
- 14. Борисов Б. Дальний Восток. Вена. 1921. С. 29; Руднев С. П. При вечерних огнях. Харбин. 1928. C. 344; Парфенов (Алтайский) П. С. Гражданская война в Сибири в 1918-1920 гг. М. 1924. С. 127.