Как известно, военные формирования, созданные Борисом Савинковым на польские деньги, в конце 1920 года потерпели неудачу в самостоятельной борьбе с Красной армией на пограничной территории. Перед польским военным ведомством встала задача реанимировать проект, в который было вложено столько сил и средств. В январе 1921 года при участии полковника польского генштаба Довойно-Соллогуба состоялся первый съезд представителей антисоветских формирований из России, Белоруссии, Украины, Финляндии, Латвии и Эстонии.
"Вопросов существенных не разбиралось и планов пока никаких не намечалось", - показал позже на Лубянке присутствовавший на съезде полковник Орлов. Но на лето 1921-го были намечены "большие военные действия для свержения советской власти". Польский полковник подтвердил, что правительство обязалось оказать дополнительную материальную поддержку кроме уже выплаченных Савинкову 15 миллионов польских марок2.
17 марта представители РЭК (Российского эвакуационного комитета) Д. Философов и А. Дикгоф-Деренталь и правительства Симона Петлюры (С. Стемповский, Л. Михайлов, О. Эйхехан) заключили соглашение о сотрудничестве. Тогда же был разработан проект сотрудничества РЭК с польским генштабом3.
В конце марта - начале апреля 1921 года II отдел польского генштаба (разведка и контрразведка) в лице его начальника И. Матушевского разработал план использования групп Савинкова и Петлюры. Основными направлениями на приобретённых поляками землях бывшей Российской империи были определены: "1) полонизация окраин в границах Рижского договора и 2) дальнейшая работа в направлении расчленения России путём отрыва от неё Украины, а также Белоруссии". Именно эта идеологическая установка легла в основу политики польского государства по отношению к русским, украинским и белорусским группам населения4. По мнению авторов этой концепции, "признание границы, установленной Рижским договором, в качестве восточной границы Польши" натолкнулось на "серьёзное сопротивление и эффективное противодействие почти всех групп русской эмиграции".
Почему польское военное ведомство пришло к такому выводу? По мнению польских военных, русские априори являются носителями "идеи великодержавной России", они "культивировали её в русском обществе" и "представляли перед заграницей".
Жизненно важными для лидеров независимой Польской Республики стали "развенчание этой идеи в глазах Европы и Америки и дискредитация её в глазах самого русского общества". Военное ведомство Польши взяло решительный курс на поддержание той части русской политической эмиграции, которая отказалась от этой идеи, то есть группы Савинкова5.
Поляки упирали на необходимость "как можно более широкого распространения и защиты взглядов группы Савинкова" в форме разносторонней поддержки его пропагандистской деятельности и выступлений в печати, а также просавинковской прессы. Кроме этого, намечалось "проникновение во внутренние дела советской России... настолько, чтобы эта группа не была оставлена позади" действующих там эсеров. Наконец, была запланирована поддержка законспирированного Информационного бюро, которым руководил брат Бориса Виктор Савинков. Была также поставлена задача организовать "кампанию" в Прибалтике и Румынии для объединения сторонников Савинкова6.
Военное ведомство поставило также задачу устранить его идеологических соперников в Польше - профессиональных военных и других представителей монархического направления. Для этого требовалось ликвидировать лагеря интернированных русских, где были заключены видные лидеры белой Северо-Западной армии монархического направления; Российский Красный Крест (белый), во главе которого стояла Л. И. Любимова, дипломатическую миссию Горлова и военную миссию Махрова, связанных с бароном Врангелем. РЭК было решено заменить "благотворительной организацией". Следуя этой установке, 28 апреля 1921 года, в связи с приездом полпреда советской России в Варшаву, был организован Российский попечительский об эмигрантах комитет в Польше под руководством В. В. Уляницкого, Ивановского, В. М. Богуцкого и других. Однако фактически структуры РЭК продолжали существовать и действовать тайно вплоть до удаления савинковцев из Польши.
30 апреля 1921 года между Польшей и РСФСР произошёл обмен ратификационными грамотами, после чего Рижский договор, подписанный в том же году 18 марта, вступал в силу. В статье V договора было специально оговорено, что стороны обязуются "не создавать и не поддерживать организаций, имеющих целью вооружённую борьбу с другой договаривающейся стороной, либо покушающуюся на её территориальную целостность, либо подготовляющих ниспровержение её государственного или общественного строя путём насилия, равно как и организаций, приписывающих себе роль правительства другой стороны или части её территории". Ввиду этого обязательства стороны договорились не разрешать "пребывание на своей территории таких организаций, их официальных представительств и иных органов, запретить вербовку, равно как ввоз на свою территорию и провоз через свою территорию вооружённых сил, оружия, боевых припасов, амуниции и всякого рода военных материалов, предназначенных для этих организаций"7.
Параллельно из бюджета польского военного ведомства в период с 26 марта по 6 июня Савинков получил 25 миллионов марок на подготовку вооружённого выступления, назначенного на вторую половину лета 1921 года. Ключевой идеей савинковской программы польского периода была идея федерации равноправных и независимых государств на территории России8.
Обосновывая свой план, Борис Викторович делал ставку на завоевание симпатий простых слоёв населения, в которых он видел потенциальных союзников в борьбе против большевиков, при этом он резко негативно оценивал деятельность политической эмиграции монархического направления. "Если бы русский народ, рабочие, казаки и крестьяне ощущали эмигрантов, как любимых своих сынов, очутились ли бы мы за границей?" - вопрошал он в это время в одной из своих статей в эмигрантской газете "Свобода". Главной причиной нежизнеспособности политической эмиграции он считал непонимание ею интересов простого народа России и колоссальный разрыв между ними: "Ведь нас не защищала деревня, а сами мы защититься не смогли, не сумели..."9
К 8 мая в главное командование польской армии поступил рапорт начальника контрразведки II отдела генштаба майора Терлецкого о плане вооружённых действий отрядов Савинкова и Петлюры на территории советских республик. План был разработан капитаном Некрашевичем с согласия Савинкова. Начало действий было запланировано на 20 мая. Первую часть повстанческих операций предполагали завершить занятием Киева. Объединённые силы повстанческих отрядов в этот момент должны были составить 200 тысяч штыков и сабель.
С 13 по 16 июня в Варшаве состоялся съезд Народного союза защиты родины и свободы (НСЗРиС). В нём приняли участие представители казаков, петлюровцев, белорусского Военно-политического центра, представители польского генштаба, разведки, а также английской и французской военных миссий в Польше. На съезде было решено "поднять флаг общего восстания против коммуны и зажечь революционное пламя по всему фронту и в глубину" в интересах "крестьян, рабочих и трудовой интеллигенции в России".
Оперативный план предполагал действия в трёх направлениях: северном, центральном, южном. Главная политическая цель была сформулирована достаточно размыто: привести "на смену "комиссародержавию" "народоправство". Принятая на съезде программа включала три пункта: 1) мир народу, демобилизация и отказ от всякой иностранной и белогвардейской интервенции, 2) земля - народу, 3) свобода, то есть безоговорочное признание права народов России на самоопределение. "Третью" Россию предполагали строить на "свободном союзе всех народов и государств, входивших в состав бывшей Российской империи". Внешними союзниками съезд определил Францию и Польшу10. Начало выступления назначили на 25-28 августа 1921 года.
Информация об этом событии и планах военного ведомства Польши, разумеется, была известна Иностранному отделу ВЧК. Павел Иванович Селянинов (он же Эдуард Оттович Стауниц, Опперпут)11 в период с января по май 1921 года находился в Польше. Он получил пост главы Западного областного комитета НСЗРиС. Исследователи полагают, что именно Опперпут разработал основу тактических положений организации, сформулированных в документе "Тактика Народного союза защиты родины и свободы"12, разработал структуру союза и выдвинул идею съезда, которую одобрил Савинков. В съезде, который был намечен на 5 июня, от Гомеля должен был принять участие и сам Опперпут, однако 26 мая он был задержан, а Западная областная организация разгромлена13. Съезд прошёл без него.
В этот период находился в Варшаве и Владимир Григорьевич Орлов - "двойной агент"; он тесно сотрудничал с Борисом, а после его отъезда в Париж 8 июля - с Виктором Савинковыми. Он прибыл в Варшаву ещё в 1920 году и под именем ксёндза Орбанского стал использовать старого агента Владислава Залевского. Тот был назначен руководителем всей агентурной работы II отдела генштаба, получал 2 тысячи франков ежемесячно14. Орлову братья Савинковы доверяли. Именно благодаря его позиции, как полагает А. А. Зданович, Савинков пошёл на соглашение с Врангелем. Именно он готовил "польско-румынский военный договор относительно совместных действий против России"15. Доверяли Савинковы не только им; несколько позже Виктор дал положительную характеристику с целью дальнейшего сотрудничества с НСЗРиС и агенту Иностранного отдела ОГПУ с 1922 года Н. Н. Крошко-Кейт16.
4 июля наркомат иностранных дел РСФСР в ноте за подписью Г. В. Чичерина потребовал выслать из страны всех членов НСЗРиС, а также наиболее заметных лидеров военной и политической эмиграции (братьев Булак-Балаховичей, Пермикина, Эльвенгрена, Васильева, атаманов Петлюру и Тютюника и других). В ноте было обращено внимание на недопустимость нарушения Польшей принятых на себя Рижским договором обязательств. НКИД потребовал создания в Варшаве смешанной советско-польской комиссии с участием представителей Украинской и Белорусской советских республик для установления списка лиц, подлежащих высылке17.
В Париже Борис Савинков находился вплоть до 30 октября, в его отсутствие подготовка восстания была возложена на секретное Информационное бюро во главе с его младшим братом. 10 июля последовала ещё одна нота НКИД18.
3 августа полпред советской России Леонид Михайлович Карахан вместе с сотрудниками миссии прибыл в Варшаву. 4 августа в Москву прибыл полномочный представитель Польской Республики Титус Филиппович. Начало истории дипломатических отношений между двумя молодыми республиками сразу было подвергнуто серьёзному испытанию - они оказались на грани разрыва.
Что же стало причиной резкого обострения отношений? В материалах II отдела польского генштаба нам удалось обнаружить папку с надписью "Дело № 00. Пор[учик] М[асловский]". На всех документах - надпись рукой Виктора Савинкова: "К делу Масловского", "Хранить с делом Масловского", "Для передачи в советскую миссию". Вот два из них:
1. Письмо Виктора Савинкова майору Кешковскому, без даты
На № 32185.
Майору Кешковскому.
В ответ на Ваше письмо от 25/VIII честь имею сообщить, что отныне буду подписываться L. Strzalkowski, представитель фирмы Baczewski во Львове. Все пакеты будут пересылаемы исключительно через пор. Масловского.
2. Инф. Бюро, № 01499/N
Варшава
Письмо Виктора Савинкова Краевскому (Кешковскому) от 29 августа 1921 года19
Надпись рукой В. Савинкова: "Пор. Рудину. Спешно переписать и передать Масловскому. Подлинник к делу. 29. VIII. 21".
Г-ну Краевскому
Милостивый государь.
Принося Вам искреннейшую благодарность за доставленные сведения, честь имею сообщить то, что по полученным мною сведениям двое из служащих г-на Гнилорыбова вошли в соглашение с фирмой Игнатов и К°. Мною приняты меры в точном установлении условий, заключённых ими, тем более, что упомянутые лица (ныне удалённые) предприняли шаги к подорванию кредитоспособности фирмы Асанов и К°. Кроме того, ими шантажируется и сам Гнилорыбов. Для меня нет сомнения, что всё это дело - интриги фирмы Игнатов и К".
Представитель фирмы Baczewski.
Под "фирмой Игнатов и К°" подразумевалась советская миссия. Председателем российско-украинской делегации в смешанной советско-польской комиссии по делам репатриации был Е. Н. Игнатов. "Фирма Асанов и К°", названная по имени полковника Асанова, сотрудника II отдела польского генштаба, обозначала это учреждение и, как вытекает из изложенной истории - секретное Информбюро Виктора Савинкова. В документе речь идёт о казаках, сочувствующих советской власти, подчинённых полковнику, начальнику казачьих частей в Польше М. Я. Гнилорыбову. Тех документов, которые были переданы в советскую миссию и опубликованы в сборнике "Советская Россия и Польша" (издан НКИД в 1921-м, затем в 1922 году), в папке нет.
8 сентября польский поверенный в делах в Москве принял ноту Чичерина, в которой было заявлено о наличии у советской стороны "переписки Б. Савинкова", а также переписки майора II отдела польского генштаба Кешковского (псевдоним - Краевский) с В. Савинковым (псевдоним - Л. Стржалковский). В ноте было обращено особое внимание на роль в этой разработке некоего "поручика Масловского", через которого пересылались все документы польской стороны. Советская сторона указала на то, что савинковская "враждебная организация фактически полностью сохранена", но под другими названиями и именами20.
11 сентября Чичерин вручил польскому представителю в Москве очередную ноту, в которой польские военные круги и польское правительство обвинялись в содействии и попустительстве русским контрреволюционным организациям. Нота была составлена на основании документов, "сфабрикованных тем же поручиком Масловским". Российское правительство заявило, что не может признать себя удовлетворённым "видимым и фиктивным исчезновением боевой враждебной организации"21.
Затем в течение месяца русская эмигрантская и европейская пресса (варшавская "Свобода", парижское "Общее дело", берлинский "Руль" и др.) публиковала "Разоблачения поручика Масловского" или развёрнутые их изложения. Вот некоторые эпизоды из этого документа.
".. .В середине августа текущего года мне, как убеждённому антибольшевику, пришла мысль дискредитировать советских дипломатов. Для этого мне были нужны две пишущие машинки с польским и русским шрифтом. Остальное, т. е. некоторая доля юмора, знания фамилий официальных лиц и полная убеждённость в безграничном ничтожестве гг. большевиков, у меня уже были.
Вот мой краткий дневник, в который я записывал, дабы от потомков не ускользнули ни малейшие подробности глубокой дипломатии гг. Караханов и Чичериных.
"100 000 бумаг за 9 часов".
Итак, я приступил к работе. Я избрал 23 августа, ибо в этот день, как было объявлено в газетах, началась реорганизация польского Генерального штаба, начиналась, вероятно, новая нумерация входящих и исходящих бумаг, с новыми их заголовками, образовались новые отделы и т. д. Таким образом, фантазии моей предоставлялось неограниченное поле действий. За примерами ходить недалеко - первая бумага, мною якобы из польского Генерального штаба доставленная, имела номер 32185.
Вторая в тот же день к вечеру имела уже номер 132186..."
Все изготовленные документы "поручик" передал в советскую миссию, получил, по его словам, сто тысяч польских марок на угощение одного польского офицера для получения от него секретных сведений.
"...Равнодушно смотрел я, как с предоставленной мной для сравнения сургучной печати с таинственными словами Zarzad Ziem Wschodnich, Urzad akcyzy22, делали фотоснимки..."
Накануне оглашения ноты НКИД 9 сентября с перечислением всех действий антисоветской эмиграции в Польше реакция членов советской миссии, располагавшейся в гостинице "Римская", была таковой:
"...10 сентября ночью ко мне внезапно явился один из моих "римских" друзей.
- Вам нужно бежать, - заявил он, - ваши сведения мы передали в Москву. Получены известия, что Чичерин упоминает в ноте ваше имя... Уезжайте в Берлин... Мы вам дадим паспорт и сделаем всё, чтобы вы скрылись незаметно..."
Но чего добивался Виктор Савинков, организовав с согласия II отдела польского генштаба эту провокационную акцию? На этот вопрос публично ответил "поручик Масловский": "...Я преследовал известную цель. Мне хотелось на примере большого масштаба указать, до чего ложны и истеричны все утверждения большевиков. Я хотел, наконец, показать, какое умственное ничтожество представляют из себя гг. Караханы и Чичерины... И это мне удалось.
Нота о "водочной фирме Бачевского" перейдёт, вероятно, в историю, как совершенно исключительный пример дипломатических нот, которые отныне будут называться "юмористическими". Г. Карахану же я говорю на прощание: "Век живи - век учись!"23
Да, вся Варшава хохотала, вся русская эмиграция следила за ходом этой детективной истории. Но удалось ли Информбюро Виктора Савинкова (а вместе с ним польским разведчикам), якобы изготовившему за несколько часов 100 тысяч документов, переиграть советскую миссию, НКИД и ГПУ?
В отчёте о деятельности Информбюро за период с 1 июня по 1 октября 1921 года в разделе "Разведка и контрразведка" младший Савинков констатировал, что предполагавшееся "общее восстание не состоялось и план, составленный оперативным отделом, развития не получил, равно как и предположения о согласованности действий союза с украинскими организациями в случае общего выступления". За период с 15 сентября по 15 октября наиболее значительным результатом своей деятельности В. Савинков назвал среди прочих "раскрытие задуманного покушения на жизнь Карахана от имени НСЗРиС и выяснение участников в сообщении материалов для "Красной книги" большевикам (курсив мой. - Т. С.)"24.
Что же, авторы этих сообщений действовали независимо от начальника Информбюро и II отдела польского генштаба? И кто такой поручик Масловский? Давно ли он знаком с Савинковым и почему ему оказано такое доверие - бесстрашно шантажировать советского полпреда в Варшаве?
14 сентября Виктор Савинков получил письмо от "поручика Масловского", который просил прощения за то, что "без ведения и согласия Вашего позволил себе воспользоваться именем Вашей почтенной фирмы, чтобы разыграть комедию, в которой роль одураченного благородного лица выпала на долю "великого пролетарского дипломата" г-на Чичерина".
Далее "б. поручик" писал: "Вы не должны быть в претензии на меня, т. к. я полагаю, что для Вас не будет неприятным то, что о фирме "Baczewski we Lwowie"25 будут знать все пьющие и непьющие в Старом и Новом Свете.
Извинением да послужит мне также моя чрезмерная любовь к Вашим дивным ликёрам, а в особенности к божественному Curaceau triple Sec и к несравненному Creme dorange.
Нота г-на Чичерина, мои разоблачения, я думаю, войдут со временем в историю, а с ними вместе навсегда останется в памяти людей и фирма "Бачевский и К°". Следовательно, для фирмы Вашей это событие, и событие значительное, и, простите за совет, но я полагал бы ознаменовать этот исключительный случай выпуском нового ликёра с сенсационным названием, что-нибудь вроде "Слёзы г. Карахана" или т. п.".
Савинковцы были уверены в успехе затеянной провокации. Дикгоф-Деренталь писал В. Бурцеву, отправляя материал для опубликования в "Общем деле": "Это наглядное доказательство, с какой лёгкостью создаются большевиками политические дела и обвиняются люди... Г-н Чичерин сел в лужу. Но ужасно то, что смехотворное здесь вне пределов досягаемости - там, в Совдепии становится кровавой трагедией. Что если бы этот поручик Масловский вместо того, чтобы оказать услугу нам - оказал её Карахану по-настоящему? Что если бы он оговорил людей, живущих в России? Не так ли был состряпан знаменитый "Таганцевский заговор" и не с такими ли документами большевики пытаются доказать виновность Всероссийского Продовольственного Комитета?" Деренталь выразил надежду, что отправленный им материал "сможет приобрести международное значение"26...
Следствием "публичных разоблачений" бывшего поручика Масловского стала дипломатическая атака советской стороны на Польшу в форме нот НКИД и советского правительства польской стороне27. Несколько раз Москва обращала внимание на систематические попытки "подозрительных лиц с удостоверением Второго отдела польского Генштаба" вручить советской миссии очередные фальсификации. В числе таковых был назван полковник Леснобродский. В МИД в Варшаве прошла конференция с участием Карахана и польского вице-министра Я. Домбского, которая завершилась 7 октября выработкой списка лиц, которые подлежали выселению из Польши не позже 8 октября. Среди них - Виктор Савинков, Дикгоф-Деренталь, Гнилорыбов и ещё 16 человек28.
Только после этого советское правительство обещало передать первый взнос за железнодорожное имущество. В середине ноября 1921 года состоялось секретное совещание у маршала польского сейма по вопросу об обвинениях, выдвинутых против II отдела, с участием военного министра, министра юстиции, начальника генштаба, министра внутренних дел, парламентариев29. В ближайшем номере Информбюллетеня II отдела сообщалось: "Прославившийся по делу Масловского и ряду позднейших провокационных подделок, майор Кешковский получил, наконец, десятимесячный отпуск без сохранения содержания для окончания своего агрономического образования"30. Карахан же через некоторое время был отозван из Варшавы.
Выиграли ли в этой игре Виктор Савинков и II отдел? Увы, они были управляемы, с ними "сыграли втёмную". Но кто этот загадочный "бывший поручик"? Рискуем предположить, что эта фигура должна была быть не просто хорошо знакома братьям Савинковым, но пользоваться абсолютным их доверием. В роли поручика, скорее всего, выступил бывший левый эсер, писатель Сергей Дмитриевич Масловский (Мстиславский), библиотекарь Академии Генерального штаба, сын известного генерала. В 1912 году библиотекарь выступил автором устава провинциального отделения масонской ложи "Великий Восток Франции" под названием "Великий Восток народов России". Он же был автором монографии "Италианские угольщики", изданной под псевдонимом Евграф Сидоренко. Принадлежность к разным партиям не мешала вступлению в вольные каменщики. Среди масонов этой ложи были Зинаида Гиппиус, Дмитрий Мережковский и принятый в 1917-м Борис Савинков31. Ложа возобновила активную деятельность в эмиграции.
Но Мстиславский не эмигрировал. От фракции левых эсеров он вошёл в состав Президиума первого съезда Советов в первый день Октябрьского переворота32, был членом ВЦИК 2-го и 4-го созывов, членом первой Брестской делегации (по заключении мира с Германией). По его версии, перед отъездом в Брест Яков Свердлов предложил назначить Мстиславского на пост наркома по военным и морским делам33. При Высшем военном совете он был комиссаром партизанских формирований и отрядов. Его деятельность на этом посту В. А. Антонов-Овсеенко оценил невысоко, назвал его "самолюбивым и самоуверенным генштабистом", который вскоре выехал в Москву со своим "эфемерным штабом"34.
В личном архиве писателя находится автобиография, датированная годом кончины - 1943-м. Из неё становится ясно, что будущий советский писатель Мстиславский, автор известного романа "Грач - птица весенняя", в августе 1919 года находился в глубоком подполье на занятой Деникиным Украине. В период польской оккупации работал в Реввоенсовете XII армии. На 2-м Всеукраинском съезде Советов он выступал содокладчиком секретаря Коминтерна по международному вопросу. Затем работал в "Закордоте"35 под руководством Феликса Кона. Был сотрудником "Дома печати" в Киеве, журналистом, членом партии украинских "боротьбистов", редактором Красного Интернационала профсоюзов.
В июне 1921 года наш герой находился в Париже, 6 июля А. И. Рыков направил в Секретариат ЦК РКП(б) сопроводительную записку к письму Мстиславского из Парижа: "Т. Мстиславский - старый партийный товарищ и член нашей организации в Париже. Прошу отнестись к нему с полным доверием"36. 15 июля на совещании по вопросам о французских группах, на котором присутствовали Ярославский, Кобецкий, Каштанян, Соколов, он делал доклад о возобновлении во Франции деятельности русской секции в парижском синдикате профсоюза металлистов, 20 июля участвовал в совещании по вопросу репатриации русских граждан из Франции37.
В период с 27 июля по 1 ноября 1921 года Мстиславский был нанят в Генеральный секретариат Профинтерна А. Лозовским, "редактировал отчёт Международного совета красных профсоюзов"38. Однако первый расчётный лист на оплату за этот период датирован только 1 ноября. Несомненно, официальная автобиография не содержит сведений, не предназначенных к оглашению. Могли Мстиславский оказаться в этот период в Варшаве у своих давних знакомых? Предположим, что мог.
Не исключено, что его деятельность в Польше как члена "Закордонного отдела" началась именно в конце июля. Именно в этом месяце II отдел польского генштаба завёл дело о "Закордоте", после ареста нескольких его сотрудников на территории Польши. Согласно их показаниям, в июне в Киев прибыли Кон и глава III Интернационала Григорий Зиновьев для "обсуждения вопроса о проведении закордонной работы". Польское государство, с точки зрения Зиновьева, являлось "главной преградой на пути уничтожения капиталистического строя", поэтому он призвал употребить все средства, чтобы к 1 августа 1921 года "поднять в Польше революционное движение"39.
А 15 сентября Дикгоф-Деренталь отправил Бурцеву из Варшавы в Париж ноту Чичерина и разоблачения поручика Масловского, "бывшего причиной этого Чичеринского грома из-за тучи" для опубликования в "Общем деле", что Бурцев и сделал.
Доверчивые братья Савинковы вполне могли принять у себя "брата по цеху каменщиков", давно знакомого Борису и по партии эсеров. Практика торговли фальсификатами в русской эмиграции была не нова. Активную работу в этом направлении вели В. Орлов и В. Савинков. Перспектива "одурачить" советского наркома таким простым способом, как мистификация, вполне могла прийтись по душе братьям-авантюристам. Но получился обратный эффект: Савинковы вновь оказались в замкнутом круге собственных подлогов.
Только в 1928 году, после крушения надежд на существование монархической организации в России и разоблачений Опперпутом-Упелинцем о деятельности "Треста" в 1927 году в финском генеральном штабе, всплыла эта история. Тогда в парижских "Последних новостях"40 появилось опровержение А. И. Деникина по поводу опубликованных в Москве воспоминаний того же Масловского-Мстиславского. В частности, он утверждал, что Деникин принимал участие в деятельности революционной офицерской организации в 1905-1906 годах. Деникин назвал Мстиславского "известным провокатором". Обмениваясь впечатлениями от этой публикации, генерал А. С. Лукомский писал одному из своих корреспондентов в 1928 году: "Масловского я отлично помню - по Академии, и тогда ещё все его считали красным. Прохвост..."41
В другом письме полковник Д. Чайковский сообщал своему корреспонденту: "Г-н Мстиславский - он же Масловский - сын профессора Академии Генерального Штаба генерала Масловского - был до 1917 года библиотекарем в Академии Генерального Штаба и в то же время довольно видным революционным деятелем. Масловский - Мстиславский никогда офицером не был. Вы его, вероятно, помните. Ныне этот Масловский находится в Совдепии и недавно опубликовал свои воспоминания..."42
В том же году в издательствах Берлина и Риги вышла первая часть произведения Масловского - Мстиславского "На крови" с анонимным предисловием: "Автор... одна из интереснейших и колоритных фигур русской революции. Аристократ по происхождению, блестящий офицер, секретарь военной академии... активный, деятельный член партии социалистов-революционеров... романтик - борец с душой конквистадора"43. Мистификация продолжалась...
- 1. Обратное прочтение: "вот ослам".
- 2. Из показаний полковника Орлова//Борис Савинков на Лубянке. Документы. М. 2001. С. 239-240.
- 3. Документы и материалы по истории советско-польских отношений. Т. IV. М. 1966. С. 26.
- 4. Там же. С. 22.
- 5. Для Савинкова, как коммерсанта от политики, идея федерации равноправных и независимых государств России была предлогом для получения польских денежных дотаций. Позже, оказавшись на Лубянке, он негативно оценивал деятельность поляков, направленную на разрушение многонационального российского государства. В письменных показаниях на суде 21 августа 1924 года он осудил деятельность польского военного руководства в рассматриваемый период: она, по его мнению, была основана на постулате: "Чем больше гражданской войны, тем для нас, иностранцев, лучше: Россия будет слабее, России труднее будет стать на ноги".
- 6. Документы и материалы... Т. IV. С. 22-23.
- 7. Мирный договор между Россией, Украиной и Польшей, подписанный в Риге 18 марта 1921 г. М. 1921. С. 7.
- 8. Ольшанский П. Н. Рижский мир и развитие советско-польских отношений. 1921-1924 гг. М. 1974. С. 42.
- 9. Свобода. 1921. 8 мая.
- 10. Савинков Б. Июнь 1920 - ноябрь 1921 г. Варшава. 1921. С. 15-17.
- 11. См.: Leggett G. The Cheka: Lenin's Political Police. Oxford. 1981. S. 295-296.
- 12. Свобода. 1921. 7 мая.
- 13. Флейшман Л. В тисках провокации. Операция "Трест" и русская зарубежная печать. М. 2003. С. 14-15.
- 14. Зданович А. Свои и чужие - интриги разведки. М. 2002. С. 171.
- 15. См. подробнее: Орлов В. Г. Двойной агент: Записки русского контрразведчика. М. 1998.
- 16. Там же. С. 253; ГАРФ. Ф. 5878. On. 1. Д. 104. Л. 72-75.
- 17. Документы внешней политики СССР. Т. IV. М. 1960, С. 203.
- 18. Там же. С. 219.
- 19. Майор Кешковский получил псевдоним Краевский.
- 20. Советская Россия и Польша. М. 1921. С. 8-9.
- 21. Там же. С. 45-46.
- 22. Управление Восточных земель, отдел акцизов.
- 23. Общее дело. 1921.18 сентября.
- 24. ГАРФ. Ф. 5872. On. 1. Д. 18. Л. 3-4.
- 25. "Бачевский во Львове" (польск.) - винно-водочная фирма. По всей видимости, Савинковы были её совладельцами.
- 26. ГАРФ. Ф. 5802. On. 1. Д. 235. Л. 3-4.
- 27. См.: Документы внешней политики СССР. Т. IV. Ноты от 07.10,10.10,11.10,15.10, 31.10,13.11,24.11,14.12. С. 394-572.
- 28. Там же. С. 394.
- 29. РГВА. Ф. 308. Оп. 3. Д. 14. Л. 121.
- 30. Там же. Д. 15. Л. 63.
- 31. Старцев В. И. Российские масоны XX века//Вопросы истории. № 6.1989. С. 49.
- 32. Мстиславский С. Пять дней. Начало и конец Февральской революции. Берлин; Пг. 1922. С. 124.
- 33. Мстиславский С. Д. Записи о Ленине// Воспоминания о Ленине в 10 т. Т. 5. М. 1990. С. 164-165.
- 34. Антонов-Овсеенко В. А. Записки о Гражданской войне. Т. 2. М.; Л. 1928. С. 246, 256.
- 35. Примечание Мстиславского: "Орган, ведавший разведкой и повстанческими актами "За кордоном" - в оккупированных поляками местностях"//РГАЛИ. Ф. 306. Оп. 8. Д. 502. Л. 53.
- 36. РГАСПИ. Ф. 17. Оп. 84. Д. 124. Л. 27.
- 37. Там же. Л. 40-41.
- 38. РГАЛИ. Ф. 306. Оп.8. Д. 500. Л. 38; Д. 502. Л. 21.
- 39. РГВА. Ф. 461. On. 1. Д. 188. Л. 123.
- 40. Последние новости. 1928. 3 апреля.
- 41. Письмо А. С. Лукомского Дмитрию Леонтьевичу от 29 апреля 1928 Г.//ГАРФ. Ф. 5826. On. 1. Д. 150. Л. 87.
- 42. Письмо полковника Д. Чайковского Александру Петровичу от 11 апреля 1928 г.//Там же. Л. 175.
- 43. Мстиславский С. На крови. Ч. 1. Берлин; Рига. 1928. С. 5.