Значительное влияние на развитие региона оказывала ссылка. При этом если политическая ссылка могла даже быть благоприятной для развития образования, общественной жизни и культуры отдалённой окраины, так как многие политические ссыльные, начиная с декабристов, внесли значительный вклад в развитие культуры, то уголовная ссылка, наоборот, являлась тяжёлым бременем.
Среди ссылаемых в Сибирь женщины составляли меньшинство. Так, из ссыльных, прошедших через Тобольск в 1833-1845 годах, мужчин было 6830, женщин - 1319 2, то есть на одну ссыльную женщину приходилось 5-6 мужчин. Современники отмечали, что "большинство женщин идут в Сибирь за поджоги и за убийство детей, а оба эти преступления вызываются ревностью и обуславливают в ссыльной женщине присутствие пылких страстей"3.
Особенно неравномерно было соотношение полов в крупнейшем городе Западной Сибири - Омске, где стоял значительный воинский гарнизон и мужчины составляли порой до 3/4 населения города. Если в целом в городах Российской империи в 1906 году на 100 мужчин приходилось 91,3 женщин, то в Сибири - 84,1 4.
Многие современники описывали сибирских женщин. А. П. Чехов высказался так: "Женщина здесь так же скучна, как сибирская природа; она не колоритна, холодна, не умеет одеваться, не поёт, не смеётся, не миловидна и, как выразился один старожил в разговоре со мной: "жестка на ощупь"5.
Ядринцев писал: "Она сидит безмолвною, набеленная и нарумяненная, как бы ни был хорош цвет ея лица, изукрашенная дорогими, жемчужными и бриллиантовыми ожерельями, не смея поднять глаз, не смея двигаться. Покорная прислужница, безмолвная раба, она трепещет пред взглядом своего господина, чтобы не навлечь его подозрения"6. В целом же он, как и другие областники, считал, что в Сибири сложился особый тип общественных отношений, которому были свойственны больший демократизм, более высокое уважение к личности, что не могло не влиять на взаимоотношения полов. Общественный статус сибирячек был более высоким, чем у женщин в Европейской России.
В рамках существовавших представлений главной сферой деятельности для женщины являлась семья. Советский дипломат И. М. Майский в своих воспоминаниях о детских годах в Сибири писал о своей матери - женщине образованной, жене врача: "Постепенно семья стала средоточием всех её интересов, почти предметом её культа… основным стержнем матери было служение семье. Её лозунгом было: "всё для семьи", и она действительно готова была на любые неудобства, на любые жертвы, на любые страдания ради семьи… Отец занимался службой… мать хозяйничала"7.
Жена подчинялась мужу. По словам корреспондента Русского географического общества: "Женский пол в семейном быту всегда был кроток и послушен. Каждое семейство подчинялось старшему в доме, который разделял между ними работы и занятия"8. Однако делами по дому руководила именно хозяйка, которая имела большие полномочия в своей сфере и также строго правила подвластными ей людьми. И в крестьянских семьях, и в семьях горожан все работы делились на мужские и женские, первые выполнялись под надзором хозяина, а вторые - хозяйки. В случае смерти хозяина вдова до совершеннолетия детей становилась главой семьи и выполняла все его функции, на неё записывалось хозяйство. Если у неё был сильный характер, то и взрослые женатые сыновья не выходили из-под материнской власти.
Со временем, с уменьшением рождаемости, увеличением участия женщин в профессиональной деятельности, повышением их уровня образования, развитием культуры в городах Сибири, старый патриархальный порядок стал разрушаться. Так, бийский полицейский чиновник Е. П. Клевакин в своих неизданных "Отрывках из бийской жизни" приводил факты того, что в конце XIX века встречались случаи, когда даже сыновья купцов женились уже без благословения (фактически против воли) родителей. Таким образом вступил в законный брак с дочерью отставного военного офицера сын богатого бийского купца А. М. Сычёв. Родителям пришлось смириться с этим9.
Однако гуманизация внутрисемейных отношений в русском провинциальном городе в семьях мещан и ремесленников, основной массы купечества делала скромные успехи. Кроме того, существенных различий во внутрисемейных отношениях между крестьянством и торгово-ремесленным населением городов не наблюдалось. Причиной этого было то, что в подавляющем большинстве городских поселений культура и быт народных масс имели во многом деревенский характер. Сибирские города на рубеже XIX-XX веков росли как на дрожжах, и подавляющее большинство новых жителей города были вчерашними крестьянами.
Для характеристики неравноправного положения женщины показательно отношение к сфере сексуальности. Говоря о контроле над женской сексуальностью в сравнении с мужской, необходимо признать, что для Сибири были характерны традиционные, патриархальные принципы. И хотя встречаются такие мнения, что "на поведение девушек до замужества смотрят снисходительно"10, или что "в Сибири была совершенная распущенность в отношениях между холостыми и незамужними лицами… Разврат широкой волной охватывает все сословия с высших до низших, и вся эта грязная и бурная сатурналия отдаётся всей тяжестью на женщине"11, тем не менее, нравы были строгие, и сексуальные отношения находились под жёстким контролем общественного мнения.
О двойном стандарте по отношению к женской и мужской сексуальности красноречиво свидетельствуют бракоразводные дела, отложившиеся в сибирских архивах. Для расторжения брака необходимо было подать соответствующее прошение с обоснованием просьбы. В прошениях горожан о разводе указывались, например, такие причины: "ссылка супруга за убийство далее в Сибирь", "невозможность исполнения супружеского долга" и т. п. Но самой распространённой причиной была "прелюбодейная жизнь" одного из супругов. При этом в подавляющем большинстве случаев инициаторами разводов были мужчины.
Впрочем, это вовсе не означает, что женщины в Сибири были сексуально раскованы. Напротив, мужчины имели гораздо больше возможностей для внебрачных сексуальных связей. Например, среди купечества, части мещан, чиновников этому способствовали частые и длительные поездки по торговым и служебным делам. Подобные связи в подавляющем большинстве случаев не приводили к разводам. В отношении же внебрачных сексуальных связей женщин господствовала крайняя нетерпимость. Малейший намёк на адюльтер мог стать поводом для развода.
Вагин так описывал семейные отношения сибирских горожан в середине XIX века: "Отношения между полами и семейные были, может быть, не строже, но лицемернее нынешних. Уход жены от мужа был тогда неслыханным делом; женщина, которая решилась бы на такой шаг, подверглась бы всеобщему презрению. Незаконные связи замужних женщин были большой редкостью. Мужчины, разумеется, были гораздо развратнее"12.
Интересное наблюдение оставил чиновник В. В. Струве, назначенный по службе в Сибирь: "Здесь я познакомился с типом сибирского купца тогдашнего времени; в обществе… скромен и сдержан, всегда, как говорится, с камнем за пазухой, в делах прозорлив, смел и ловок, в доме истинно, "по-сибирски" гостеприимен и радушен, хороший семьянин, дозволяющий себе за порогом семейным, в кругу своей братии широкий разгул, а на ярмарках полнейшую разнузданность во всех отношениях, будто семья не существует… Тюменская ярмарка свела меня со многими иркутскими купцами, как молодыми, неженатыми, так и пожилыми; последних я считал по образу жизни, который они здесь вели, или за холостяков, или за бездетных вдовцов. Каково же было мое удивление, когда я, по приезде в Иркутск, узнал во многих из них почтенных отцов семейств, пользующихся уважением в кругу семейном и почётом в обществе - ярмарки как будто не было"13.
Положение женщины, родившей ребёнка вне брака, было чрезвычайно сложным: она практически не имела шансов вступить в брак, найти работу. Всё это приводило к тому, что в полицейских донесениях о происшествиях в сибирских городах часто встречались такие записи: "В Тобольске 16 марта [1870 г.] неизвестная женщина взошла в дом мещанина Ильи Панфилова с грудным младенцем женского пола, и когда хозяйка дома Наталья Панфилова отлучилась в другую комнату, то упомянутая женщина, оставив ребёнка на кровати, вышла на улицу и более не возвращалась"14.
Двойной стандарт можно отметить и на примере отношения к употреблению алкоголя. Так, по воспоминаниям А. И. Барковой, в Енисейске, во время приёмов в дамских уборных вместо одеколона наливали водки, так как женщинам считалось "за позор выпить рюмку вина в обществе, но в уборной, когда никто не видит, можно с большим удовольствием хлебнуть этого одеколона"15. Подобные ханжеские уловки позволяли, с одной стороны, соблюсти традиционные "приличия", с другой стороны, прощали женщинам их маленькие "слабости".
Относительно большую свободу имела сибирская женщина в экономической жизни. Несмотря на утверждённое законодательством главенство мужчины в семье, имущество супругов было раздельным. Приданое или имущество, приобретённое женой самостоятельно, считалось её собственностью. Как писал современник о праве женщин на имущество: "Здесь жена уже не является взрослым ребёнком, нуждающимся в руководстве и защитнике ея интересов, здесь закон уже не считает необходимым взывать к снисхождению и извинению супруга к женским недостаткам, тут она является вполне само стоятельной личностью, полным правоспособным юридическим лицом, способным ко вступлению во все почти дозволенные законом гражданские правоотношения".
Один из русских правоведов писал в конце XIX столетия: "Русская женщина вообще не может жаловаться. Её правовое положение во многих отношениях благоприятнее, чем положение западноевропейских женщин"16.
Женщины владели значительной частью недвижимости в сибирских городах. Например, в Тобольске в 1848 году им принадлежало недвижимых имуществ - 757, мужчинам - 1159 17.
В некоторых случаях сибирские купчихи вступали в гильдию и торговали от своего имени отдельно от своих мужей. Супруги даже могли вступать друг с другом в сделки и обязательства как самостоятельные партнёры. Например, в 1847 году жена курганского купца Дмитрия Смолина - Елизавета - продала своему мужу доставшееся ей в наследство хозяйство - дом на каменном фундаменте с флигелем, 4 амбарами, конюшней, погребом и баней18.
Нередко глава семьи завещал всё имущество и управление делами после своей смерти жене, даже при наличии взрослых детей мужского пола.
Многим из сибирячек удавалось в течение долгих лет умело управлять собственным делом, поддерживать на должном уровне семейные капиталы и коммерческую репутацию19. Например, бийская купчиха Е. Г. Морозова, унаследовав в 1894 году торговое предприятие, несмотря на то что ей было уже 62 года и она была практически неграмотна, твёрдой рукой 14 лет вела семейное дело. Купчиха превратила традиционную торговую фирму в многоотраслевой комплекс, построила ряд промышленных предприятий и в несколько раз увеличила капитал. За широкую благотворительную деятельность Морозова была награждена медалью "За усердие" на аннинской ленте, медалью в память о царствовании императора Александра III, а от имени великой княжны Марии Павловны получила золотой браслет с сапфиром и бриллиантом20.
"В Тюмени, в Гостином дворе, - писал в своих воспоминаниях купец Н. Чукмалдин, - было с мануфактурными товарами до двух десятков лавок, и половина их велась и управлялась женским персоналом не менее удачно, чем другая половина. Я также знал множество ремесленных семей, потерявших главу семьи - мужчину, которые потом руководимы были женою умершего, а заведённое ремесло продолжалось и развивалось безостановочно"21. С течением времени число сибирячек, активно занимающихся предпринимательской деятельностью, увеличивалось.
По данным переписи 1897 года, женщины, самостоятельно ведущие торговое дело, составили 7,8% сибирских купцов; среди владельцев гостиниц, постоялых дворов и трактиров женщин было 17,9%. Основную массу предпринимательниц в Сибири составляли владелицы аптечных магазинов, бакалейных и галантерейных магазинов, питейных заведений, меблированных комнат, книжных киосков, мукомольных мельниц, кирпичных, дрожжевых, кожевенных заводов, общественных бань22. Однако необходимо отметить, что среди крупнейших бизнес-леди региона большинство были вдовами, то есть поддерживали и развивали дело, доставшееся по наследству от мужа.
Однако в провинциальных городах, и в частности в Сибири, вовлечённость женщин в экономику была ниже, чем в столицах. Так, по данным однодневной городской переписи Омска 1877 года, среди женщин трудоспособного возраста (от 16 до 50 лет) только 31,9% зарабатывали себе не жизнь самостоятельно, в то же время в Петербурге работали 50,3% женщин, из чего организаторы омской переписи сделали вывод: "Выходит, что женский труд в Омске мало развит и омская женщина живёт более зависимой жизнью. В трудовой жизни естественными участницами являются главным образом незамужние взрослые и вдовы". Кроме того, среди зарабатывающих "нематериальным трудом" (духовенство, военные, чиновники, учителя, медики, писцы, певчие, актёры, музыканты, художники и т. п.) доля женщин была ничтожной: из 4683 человек всего 74 женщины. Лидировали женщины в другой категории самостоятельного населения - прислуге. Общее число прислуги в Омске в 1877 году составляло 2078 человек, из которых 1303, то есть 62,7%, были женщинами, что составляло более половины всех работающих женщин23.
Масштабы применения женского труда в Сибири были практически таким же, как и в Европейской России. Отличия заключались главным образом в сфере занятости. В Сибири основная масса женщин работала не на фабриках, а в сфере обслуживания.
Таким образом, главенство мужчины в семье имело прочный экономический фундамент, благодаря сосредоточению в его руках всех ресурсов семьи и принятию основных решений, что в конечном итоге обуславливало жёсткое закрепление семейных гендерных ролей.
В результате такого положения вдовство и потеря кормильца ставили перед женщинами значительные экономические проблемы.
Как отмечал С. С. Шашков: "Бездетная вдова считалась сиротою, личностью беззащитною и беспомощною, и, если не возвращалась в семейство своих родителей, то поступала на попечение церкви, шла в монастырь или в богадельню… Свою силу и значение женщина получала только от семейства, за неимением которого у неё не оставалось в обществе никакой опоры, кроме благотворительных заведений"24. Если вдова оставалась жить с родственниками, скажем, братьями умершего мужа, она имела с их стороны определённую экономическую поддержку. В большинстве случаев женщина, обременённая детьми, могла прибегать лишь к заработку, не требовавшему от неё длительных отлучек из дому: подрабатывала стиркой, мытьём полов, шитьём одежды, сдачей в наём помещения.
Пенсии получали не все вдовы, в основном вдовы чиновников, офицеров, да и те были мизерными. По данным переписи 1877 года, в Омске среди женщин старше 50 лет (1081 человек) только 11% получали пенсию или имели капитал, остальные "живут призрением общественным и частным"25. Часто вдовы вынуждены были отдавать детей на усыновление или воспитание родственникам. Подростков-девочек определяли обычно в услужение горничными, кухарками - "на всём готовом" и с небольшой денежной оплатой, а иногда и бесплатно - за еду и одежду.
Необходимость привлечения женщин к поискам дополнительных источников дохода была характерна для значительной части городского населения Сибири, прежде всего для рабочих и ремесленников. Жёны в таких малосостоятельных семьях, как правило, прирабатывали каким-нибудь трудом: шитьём, стиркой, вязанием рукавиц и т. п. Современник писал в середине XIX века, что в Тобольске женщины "занимаются и деланием рукавиц, чирков, прядением ниток, тканием рогож, выделыванием мехов и т. д.". Кроме того, распространённым женским промыслом в Тобольске было приготовление и продажа калачей и кваса26.
В беднейших слоях населения девочки с ранних лет приобщались к работе: "В отдалённых и бедных частях города очень обыкновенная вещь увидеть на улице 10-12-летних девочек, занятых тачанием рукавиц. Такая девочка сшивает до 10-15 пар и получает… по 1 1/2 коп. за пару. Работает она в день часов 10-12"27.
Заработки женщин были значительно ниже мужских. Так, например, на рубеже XIX-XX веков на заводах Тобольска мастер-мужчина получал в месяц 15-30 рублей, женщина-мастерица - 10, рабочий - 8-10 рублей, работница - 6-8 28. Впрочем, в целом это было выше, чем в Европейской России, и объяснялось тем, что дефицит рабочей силы ощущался в Сибири острее.
В начале XX века на некоторых предприятиях Тобольска и Тюмени женщины составляли до 60% работающих. О причинах того, почему хозяева промышленных предприятий охотно брали на работу женщин, писала газета "Тюменский рабочий": "На [спичечной] фабрике работает много женщин. Женщина всегда меньше сопротивляется, чем мужчина, менее требовательна, более покорна.
Женщине меньше платят, над ней больше издеваются. Мало того, где работает женщина, там неизменно находятся негодяи, наёмная хозяйская сволочь, лакомая до женского тела, пользующаяся подневольным, голодным положением женщин, чтобы насиловать её, заставить отдаться им - продажным и подлым холопам"29.
Всё большая вовлечённость женщин в трудовую жизнь, увеличение их вклада в семейный бюджет меняли привычный семейный порядок, способствовали изменению системы внутрисемейных отношений. Как отмечал современник, "трудом завоёвывает себе женщина своё положение в семье"30.
Таким образом, экономическая роль женщины в регионе была довольно значительной, чего нельзя сказать о её общественной роли. Даже в общественных развлечениях женщины имели меньше возможностей, чем мужчины. Вот как описывают современники досуг и развлечения омичей середины XIX столетия: "С ранней осени, по случаю продолжительных вечеров, а более ненастного времени, начинают уже здесь собираться в небольшие круга… в подобных обществах редко случается встретить девицу, замужние же дамы, равно и мужчины, проводят время за картами, за которыми и просиживают часто за полночь"31.
В других сибирских городах, где было мало интеллигенции, развлечений было ещё меньше: "В Тюмени нет ни балов, ни вечеров, кроме домашних вечеринок. Жизнь замкнутая и глухая, домашняя. Только отцы семейств пользуются полною свободою, съезжаясь для игры и кутежей, семействам же почти нет развлечений. Поэтому собрания имеют характер холостой компании"32.
С середины столетия в Сибири, как и в других регионах страны, начинают распространяться такие проявления общественной активности женщин, как организация литературных вечеров, воскресных школ для народа, женских учебных заведений. Всё более активно женщины участвуют в деятельности возникших в середине 1850-х годов губернских попечительных о тюрьмах комитетов33. Основой для формирования женской общественной активности в этот период стала благотворительность.
Для женщин из высших слоёв общества благотворительность была своеобразной формой продолжения светской жизни и в то же время проявлением лояльности к власти. Как и в Европейской России, благотворительная помощь дамских комитетов осуществлялась в рамках устройства социальных учреждений для взрослых и детей: богаделен, приютов, попечительств о тюрьмах и т. п. Благотворительные начинания демократической интеллигенции проявлялись в форме поддержки социально-культурных проектов: училищ, школ, библиотек, помощи сибирскому студенчеству и т. п. Помощь такого рода в Сибири была более востребована, чем забота о бедных, поскольку уровень жизни населения здесь был выше, чем в Европейской России. По данным О. М. Долидович, в 1897 году на службе при благотворительных учреждениях в Сибири женщины составляли 58,6% 34.
С конца XIX века вовлечение женщин в общественную жизнь региона активизируется. Как отмечала газета "Сибирские вопросы" в 1908 году: "Вместо пассивной, однородной, безымённой женской массы всё чаще и чаще выделяются женщины, отмеченные или высотою своих нравственных чувств, или своим научным духом, своим сердцем или своим умом… Они обнаруживают большой и плодотворный интерес к вопросам местного просвещения и местной благотворительности: принимая самое активное участие в деятельности местных обществ попечения о начальном образовании, воскресных школ, народных библиотек"35.
После первой русской революции университетские города России включаются в движение за содействие в получении высшего образования для женщин. В 1908 году были основаны Сибирские высшие женские историко-философские курсы в Томске.
Данные об уровне грамотности в Сибири показывают как отсталость культурных процессов в колонизируемом регионе, так и приниженное положение женщины. Так, в материалах всероссийской переписи 1897 года по Тобольской губернии отмечалось: "Такой низкой грамотности среди великороссов не наблюдается ни в одной из губерний или областей, как Европейской России, так и Азиатской России, за исключением лишь одной Томской губернии, где процент даже ещё ниже"36. В целом уровень грамотности населения в Сибири в 1897 году был почти в два раза ниже соответствующих показателей в целом по империи: в России грамотными были 21,1% населения (29,3% мужчин и 13,1% женщин), в Сибири - 12,3% (19,2% и 5,1%).
И если мальчиков, по крайней мере в городах, стремились научить хотя бы элементарной грамотности, то девочек с малых лет старались приучить к хозяйству. Их обучали вязать кружева, шить, готовить приданое, знакомили с обязанностями хозяйки дома. Распространённое в первой половине XIX века мнение выразил один из корреспондентов Русского географического общества: "Девицы учатся всегда меньше мальчиков. Родители вообще думают, что девушку не для чего учить грамоте. Она не относит никаких должностей. Её дело - знать хозяйство"37.
Со второй половины XIX века всё больше современников говорят о возвышении образования, в том числе и женского, в системе ценностей сибиряков: "Стремление к образованию, подражание новому замечается между всеми сословиями и обоими полами. Оно обнаруживается в общенародной грамотности"38. К концу столетия уже общим местом стало упоминать, что "в Сибири ни на что так легко и обильно не поступают пожертвования, как на всякого рода учебные заведения"39.
С середины XIX века в регионе начинает быстро развиваться сеть женских учебных заведений. К началу XX века во многих городах Сибири было уже по несколько учебных заведений для девочек. Например, в уездном Барнауле к 1917 году было три женских прогимназии и гимназия. В Томске, который после открытия Сибирского университета становится главным культурным центром региона, в 1908 году в 98 учебных заведениях обучалось 13 396 учащихся, из которых 5226 (39%) были женского пола, а в 1910 году здесь был открыт и первый в Сибири вуз для женщин - Сибирские высшие женские курсы.
Наибольший уровень грамотности женщины имели в купеческом сословии - до 80%. В силу отсутствия помещиков, очень низкой численности потомственного дворянства, сибирское купечество во многом определяло тенденции общественной, культурной, бытовой жизни региона. Так, один из первых иркутских краеведов Н. С. Щукин писал: "Представь себе, здешние купцы имеют богатые библиотеки, выписывают все журналы, все вновь выходящие книги.
Дочери и жёны занимаются чтением, играют на фортепиано. В Сибири, любезный друг, в Сибири, о которой все имеют такое низкое мнение, - в этой дикой и холодной стране удивляются стихам Пушкина и читают Гомера"40.
Если говорить об образе женщины в общественном сознании сибиряков, то надо признать, что она пользовалась в Сибири большим уважением. А. А. Щапов отмечал: "В среде сибирского населения народная, крестьянская женщина является многозначительной деятельною силой"41. Более кратко и ёмко выразился в своих мемуарах сибирский купец Чукмалдин: "Женщина в Сибири не раба мужчины, она ему товарищ"42.
- 1. Ядринцев Н. М. Женщина в Сибири в XVII и XVIII столетиях. Исторический очерк// Женский вестник. 1867. № 8. С. 108.
- 2. Архив Русского географического общества (далее - АРГО). Раз. 61. Оп. 1. Д. 5. Л. 63.
- 3. Максимов С. В. Сибирь и каторга. СПб. 1900. С. 11.
- 4. Памятная книжка Акмолинской области на 1909 год. Омск. 1909. С. 20-21.
- 5. Чехов А. П. По Сибири (путевые очерки и письма). Иркутск. 1939. С. 32.
- 6. Ядринцев Н. М. Указ. соч. С. 120-121.
- 7. Майский И. М. Воспоминания советского посла. Кн. 1. М. 1964. С. 35-37.
- 8. АРГО. Раз. 55. Оп. 1. Д. 38. Л. 3.
- 9. Центр хранения архивного фонда Алтайского края (ЦХАФ АК). Ф. 77. Оп. 1. Д. 9. Л. 22 об.
- 10. Павлов А. 3000 вёрст по рекам Западной Сибири. Очерки и заметки. Тюмень. 1878. С. 138.
- 11. Ядринцев Н. Указ. соч. С. 114-116.
- 12. Вагин В. Сороковые года в Иркутске// Записки иркутских жителей. Иркутск. 1990. С. 469.
- 13. Струве В. В. Воспоминания о Сибири. 1848-1854 г. СПб. 1889. С. 11.
- 14. РГИА. Ф. 1286. Оп. 31. Д. 1820. Л. 38 об. - 39.
- 15. Б[арков]а А. [И.] Воспоминания о сибирской золотопромышленности// Сибирский сборник. Приложение к "Восточному обозрению". СПб. 1887. С. 169.
- 16. Женщина в семейной и социальной жизни. СПб. 1901. С. 498; Орлов Я. Женщина в праве. СПб. 1885. С. 65-66.
- 17. АРГО. Раз. 61. Оп. 1. Д. 5. Л. 19 об.
- 18. Емельянов Н. Ф. Город Курган, 1782-1917: Социально-экономическая история. Курган. 1991. С. 109.
- 19. См.: Скубневский В. А., Старцев А. В., Гончаров Ю. М. Купечество Алтая второй половины XIX - начала XX в. Барнаул. 2001.
- 20. Старцев А. В. Морозовы//Деловая элита старой Сибири: исторические очерки. Новосибирск. 2005. С. 147-152.
- 21. Чукмалдин Н. Мои воспоминания. СПб. 1899. С. 99.
- 22. Долидович О. М. Женское движение в Сибири во второй половине XIX - начале XX вв. Красноярск. 2006. С. 17.
- 23. Словцов И. Я. Материалы по истории и статистике Омска//Труды Акмолинского статистического комитета. Омск. 1880. Ч. 1. С. 18.
- 24. Шашков С. С. Очерк истории русской женщины. СПб. 1872. С. 119.
- 25. Словцов И. Я. Указ. соч. С. 15.
- 26. АРГО. Разряд 61. Оп. 1. Д. 5. Л. 32 об.
- 27. Живописная Россия. Т. 11: Западная Сибирь. СПб.; М. 1884. С. 76.
- 28. Копылов Д. И., Прибыльский Ю. П. Тобольск. Тюмень. 2007. С. 64.
- 29. Тюменский рабочий. 1908. 20 декабря.
- 30. Харламов И. Женщина в русской семье//Русское богатство. 1880. № 4. С. 76.
- 31. Белов И. Путевые заметки и впечатления по Западной Сибири. М. 1852. С. 25.
- 32. Семилужский Н. Письма о Сибирской жизни//Дело. 1868. № 5. С. 74.
- 33. См. Скачкова Г. В. Женская благотворительная деятельность в Тобольской губернии//Тобольский исторический сборник. Вып. 2. Ч. 1. Тобольск. 1997. С. 49–57.
- 34. Долидович О. М. Указ. соч. С. 21.
- 35. Культурная роль женщин в Сибири// Сибирские вопросы. 1908. № 50–52. С. 6.
- 36. Первая всеобщая перепись населения Российской империи, 1897. Т. 78: Тобольская губерния. СПб. 1905. С. XXVIII.
- 37. АРГО. Раз. 61. Оп. 1. Д. 28. Л. 17.
- 38. Там же.
- 39. Елпатьевский С. Я. Очерки Сибири. СПб. 1897. С. 177.
- 40. Цит. по: Шахеров В. П. Иркутск купеческий: История города в лицах и судьбах. Иркутск. 2006. С. 166.
- 41. Щапов А. А. Значение народной женщины в антропологическом и социальном развитии русской народности. СПб. 1906. Т. 2. С. 35.
- 42. Чукмалдин Н. Указ. соч. СПб. 1899. С. 99.