В народном ритуале русской свадьбы в различных эпизодах - словах напутствий и взаимных приветствиях, одевании и благословении, атрибутике и символике - в той или иной степени чувствуется влияние христианского мировоззрения ее участников. Вот, например, сцена приезда поезда жениха к невесте. Дружка, после положенных переговоров, поднимается к двери избы и произносит: "Господи Иисусе Христе, Сыне Божий, помилуй нас", затем: "Во имя Отца и Сына и Святого Духа". После чего отец невесты отвечал три раза "Аминь", и дружка входил в избу (Владимирская губерния). Эта форма обращения, характерная для свадебных обычаев разных регионов, как бы символизировала отсутствие дурных помыслов у приехавших и соответствовала постоянно звучавшим обращениям к святым с просьбой оказать покровительство жениху и невесте.
На свадьбе Никольского уезда Вологодской губернии дружка жениха, стуча в дом невесты, произносил следующее приветствие: "Господи Иисусе Христе, Боже наш, помилуй нас. Есть ли в дому домовитый, большой упресвитель? Есть ли кому аминь отдать? Аминь человека спасает, на добрые дела наставляет". В Мценском уезде дружка жениха, первым входя в дом невесты, приговаривал: "Я по улице иду, Иисусову молитву творю. Господи Иисусе Христе, помилуй нас. По синецкам иду, Иисусову молитву творю..."
Войдя в дом, дружка прежде всего спрашивал: "Кто хозяин?" - на что отец невесты отвечал: "Первый Бог, а потом я". Та же тема звучала и в загадках, которые задавали девушки дружке жениха во время традиционных выкупов. В одной из загадок спрашивалось: "Что краснее солнца и светлее месяца?" - на что дружка отвечал: "Бог" или же просто подавал образ, который ставили на Божницу.
Среди народных представлений, определяющих поведение на свадьбе, одно из основных - боязнь порчи жениха и невесты и стремление избежать ее. Обычно большое внимание уделялось применению широко известных оберегов нехристианского происхождения. Естественно желание автора обратить внимание на экзотические, необычные эпизоды народного обряда. Между тем на протяжении всей свадьбы мы постоянно видим предохранительные действия, имеющие христианскую основу. Наиболее распространенные христианские атрибуты, выполнявшие роль оберегов, - иконы и святая вода. Кропление святой водой совершалось во время различных свадебных актов: ею кропили лошадей, постели молодых. При одевании жениха и невесты произносили молитвы, прятали переписанные тексты им под одежду, особенно популярен был апокрифический текст "Сон Пресвятой Богородицы". В Меленковском уезде Владимирской губернии рукопись с этим текстом не только брали к венчанию, но носили затем в течение 40 дней на груди от порчи.
Кроме нательных крестов, которые носили постоянно, жениху и невесте надевали кресты на верхнюю одежду. Невесте такой крест надевался иногда поверх большого платка, которым она была покрыта от сглаза. Для защиты новобрачных постоянно прибегали к изображению креста: дружка крестил кнутом три раза дверь помещения, в котором должны были ночевать новобрачные, крестил каждое кушанье: крестообразные движения хлебом-солью над женихом и невестой делали все благословляющие; даже солома, которой были покрыты полы в день свадьбы, посредине избы, в переднем углу и у двери настилалась крестообразно - с целью предохранения от прихода злых людей. Интересно, что даже суеверный обычай обвязывать молодых рыболовной сетью от порчи, имеющий явно дохристианское происхождение, получал иногда христианское толкование. Как говорили, "сеть имеет предохранительные свойства, так как узлы ее связаны крестообразно".
Перед повиванием после венца священнику подавали женский головной убор, который предстояло надеть молодой, с тем чтобы он прочел над ним молитву и окропил святой водой. Во избежание порчи перед отправлением поезда дружка три раза обходил его с иконой, с той же целью часто просили священника вывести молодых из церкви и проводить их до дома с крестом.
Кроме молитвенного обращения к святым с просьбой о защите и помощи, постоянно звучавшего на свадьбе, в определенные, принятые по ритуалу данной местности моменты отдельными лицами или всеми присутствующими читались молитвы. Обычно это известные, любимые в народе молитвы. Например, часто встречается упоминание о коллективном исполнении молитвы "Достойно есть" ("Похвала Пресвятой Богородице"). Часто для чтения выбирались молитвы, содержание которых, по мнению исполнителей, наиболее соответствовало конкретному моменту. Например, считалось, что от порчи надежно защищала молитва "Да воскреснет Бог" ("Да воскреснет Бог и расточатся врази Его, и да бежат от лица Его ненавидящие Его..."). Ее читал от "лихова глаза" дружка, обходя свадебный поезд, ее нашептывал "сторож" над поясом, которым подпоясывали невесту, или же пояс с текстом молитвы надевали ей на голое тело. Местные традиции рекомендовали читать определенные стихи из Псалтыря. Так, при отправлении к венцу, как считали жители Острогожского уезда Воронежской губернии, нужно было прочитать 123-й псалом, а чтение 31 стиха 67-го псалма должно было помочь "совершению удачной свадьбы".
В целом рассматривая весь комплекс средств защиты новобрачных, можно сказать, что предохранительные действия включали как христианские средства (ладан, крест, молитва), так и дохристианские (втыкание в платье жениха и невесты иголок без ушек, опоясывание сетью и т. д.). В то же время помощи просили и ждали лишь от Спасителя, Богородицы и православных святых. Обращение к ним за поддержкой, защитой, благословением - лейтмотив русской свадьбы.
На свадьбе венчание происходило в первый день и предшествовало основному свадебному пиру и первой брачной ночи. Автор очерков об обычаях Кирсановского уезда Тамбовской губернии писал: "Народ при заключении брака приписывает большое значение свадебному пиру, но не настолько, чтобы допускать вступление в сожительство после пира до венчания..." Второе положение не столь безусловно, для русской традиции. Например, в южной части Макарьевского уезда Костромской губернии и Семеновского уезда Нижегородской губернии венчание происходило за неделю-две до свадьбы, причем, как писали: "Все это время между молодыми не существует никаких супружеских отношений и они называются женихом и невестой". Но при всем многообразии свадебной традиции не встречалось случаев, когда бы венчание следовало за свадьбой и узаконивало совместное проживание до венца.
Таинство венчания не просто вошло в свадебный ритуал; среди разнообразных обрядов первого дня, назначение которых - постепенный перевод жениха и невесты в новый половозрастной и социальный статус, венчание заняло место кульминации перехода. Все акты довенчального периода как бы подготавливали молодых людей к предстоящему событию, поэтому, например, одевание, причесывание, провожание сопровождалось плачем и причитаниями. После венчания причитания прекращались и начинались обряды, символизировавшие совершившийся переход. Одним из доказательств этого может служить постепенность изменения прически новобрачной. До венца происходило обрядовое расплетение косы - прощание с девичеством. К венцу невеста ехала (и венчалась) с распущенными волосами. Необычность этой прически - ведь ни девушки, ни женщины с распущенными волосами не ходили - свидетельствует об отношении к венчанию как к обряду переходному.
После венца, часто сразу же в церкви (в притворе, в сторожке), совершался обряд повивания, то есть заплетение волос "по-бабьи", и надевание головного убора замужней женщины. Подчеркнем, что одевание женского головного убора по русской традиции происходило после венчания, но до брачной ночи. Таким образом, по народным представлениям, венчания было достаточно для признания перехода девушки в половозрастную категорию женщин. Совершившийся переход фиксировался и свадебной терминологией: после венца жених и невеста назывались "молодыми".
Определенной спецификой отличался и костюм, в котором невеста венчалась. По обычаю многих мест, его отличали две особенности - скромность отделки, цвет (большое место занимал белый) и традиционность. На венчание жених и невеста часто надевали костюм, уже вышедший из употребления в данной местности. По прибытии в дом жениха его меняли на более праздничный. Особое отношение к венчальной одежде сказывалось и в том, что именно венчальную рубаху (а не одну из свадебных) берегли часто всю жизнь - "на смерть".
Рассматривая место венчания в народном ритуале свадьбы, мы обратимся вновь к фольклорным текстам, складывавшимся многими поколениями, и поэтическим языком выразившим взгляд народа на церковное таинство венчания. Надо признать, что функция венчания как одновременной регистрации, установленная государством, не нашла отражения в фольклоре. Зато совершенно очевидным становится глубокая религиозно-нравственная оценка таинства.
Вот несколько текстов, которые произносит дружка, обращаясь к присутствующим с просьбой дать благословение на отъезд в церковь: "Благословите, люди добрые, нашему новобрачному князю к суду Божьему ехать, у суда Божьего постоять, золот венец принять, святой водой перелиться, кресту-Евангелию поклониться и в отеческий дом возвратиться"; "Благословите ехать нам путем-дороженькой со своим суженым со своим ряженым, и приехать нам к Божьей церкви, Спасову образу поклониться, к отцу духовному подойти, благословения попросить, под злат венец встать, Закон Божий принять".
Нельзя не отметить то обстоятельство, что только в крестьянской среде неукоснительно придерживались древнего правила воздержания от пищи перед венчанием. По уставу Святой Церкви, записанному в 50-й главе Кормчей книги и в старых требниках, венчание должно было происходить утром после литургии, причем особое внимание обращалось на то, что жених и невеста не должны были до этого принимать пищи. "И никак же да не дерзает иерей под правильною казнию и под грехом смертным венчать по обеде ниже вечери, но порану, ничтоже ядущих, ниже пивших, предуготованных и уже исповеданных", - говорится в "Руководстве для сельских пастырей", изданном в 1862 году. Во второй половине XIX века, как отмечалось в церковной литературе, эти правила "не поставляются уже в строгую необходимость и более предоставляются благочестивому расположению брачующихся".
Если в городах, особенно среди высших сословий, входило в обыкновение венчаться во второй половине дня и даже вечером, то в сельской местности сохранялся прежний порядок венчания и подготовки к нему жениха и невесты. До венчания они лишь присутствовали на общих трапезах, но не ели совсем. Как знак запрета употребления пищи, ложки жениха и невесты во время обеда переворачивали ручками к центру стола. В некоторых местностях не только жених и невеста, но и их родители не ели и не пили до венчания. Воздержание от еды перед венчанием, совершавшимся после литургии и причащения, требовалось правилами церковной обрядности, но соблюдение запрета достигалось не церковным контролем (делать это было бы довольно трудно), а народными религиозно-нравственными взглядами. Как вспоминает пожилая женщина, "жених и невеста до венца не ели, это ведь грех какой - есть перед венчанием, ведь причащаться нужно". По представлениям крестьян, воздержание влияло и на будущую семейную жизнь. Так, в Порховском уезде Псковской губернии считали, что жених и невеста до венчания не должны есть и пить "для счастья и супружеской верности".
Народные представления наделяли таинство венчания широким спектром мистического действия. В крестьянской среде постоянно прибегали к использованию элементов христианской атрибутики в качестве оберегающих и исцеляющих средств. Так, берегли венчальные свечи и зажигали их во время родов; снимали с концов свечей воск, лепили комок и прилепляли к Божнице, что гарантировало новобрачным "на всю их жизнь согласие и взаимную любовь". Заболевших младенцев лечили водой, спущенной с благословенной иконы. Но, как считали, такие же свойства приобретали и обычные, то есть не сакральные предметы, находившиеся с молодыми во время венчания. Эти представления вызвали, например, обычай брать с собой в церковь хлеб, который после венчания должны были съесть вместе. Так, в Вельском уезде Вологодской губернии дружка, отрезав по горбушке от караваев жениха и невесты, клал их себе за пазуху "для увоза к венцу с тою мыслию, что эти горбушки, пробывши в пазухе во время венчания и согретые его телом, получают особенную силу, именно сохранять союз, если после венца будут вместе съедены". Чаще этот хлеб клали за пазуху невесте. В Судогодском уезде Владимирской губернии брали на венчание пресную лепешку без соли, специально испеченную.
Распространен был также обычай класть невесте за пазуху мыло. Видимо, в силу очищающего действия, мыло в сфере мистических представлений наделялось свойствами оберега. Венчальное мыло, как верили, приобретало целебные свойства, им широко пользовались при купании детей. Жители Ярославской губернии приписывали магические свойства и "подножью" - полотенцу или коврику, на которые становились жених и невеста. Его клали новобрачным в первую брачную ночь под перину - чтобы не могла подействовать никакая порча. В некоторых же случаях его забирали свахи, считая священным.
В отношении к таинству венчания мы видим убежденность в том, что венчание не только соединяет молодую пару "вечно-навечно", но и в целом обладает мистической фиксирующей силой. Это свойство, как верили, давало возможность повлиять положительным образом на будущую жизнь молодой пары. Поэтому возникали и соответствующие рекомендации: "Когда надевают венцы, должны взглянуть друг на друга, чтобы согласно жили"; после венчания молодые должны были вместе подуть на венчальные свечи, "чтобы вместе жить и умереть". Им также рекомендовалось во время венчания делать поклоны одновременно "для согласного житья". Подобные суеверия влияли определенным образом и на поведение поезжан. Так, в Судогодском уезде Владимирской губернии поезжане старались креститься вместе, "чтобы молодым жить дружнее".
Фиксирующее свойство венчания обладало, по поверьям, и способностью воздействия на физическое состояние молодых. Поэтому, например, им рекомендовалось, в то время когда священник обводил их вокруг аналоя, говорить: "Хвори, боли, не привенчайтесь, а доброе здоровье привенчайся". Под ноги жениху и невесте сваха клала новую деревянную ложку - чтобы "раздавить все болезни молодых, не завенчать их". Во время венчания, как иногда считали, можно было избавиться от болезни. Например, если во время обручения после слов священника: "Раба Божия обручается", сказать: "А у меня болезнь кончается", то болезнь не возобновится, так как будет "завинцена".
Здесь приведены примеры суеверий, родившихся на основе христианского учения, с которыми сама церковь, как и с любыми суевериями, постоянно боролась. Тем не менее они служат дополнительным доказательством проникновения христианства во все сферы духовной жизни народа, даже в такую консервативную область культуры, как мир суеверий и примет.
Бывали случаи, когда церковное запрещение разводов оборачивалось трагедией для супругов. Но важно то, что народный идеал семьи совпадал с христианским учением о нерасторжимости браков. Весь ритуал бракосочетания ставил целью не только санкционировать создание семьи, но подвести каждого из венчавшихся к осознанию взятой отныне на себя "перед Богом и людьми" ответственности за созданную семью. Весь ход венчания, полные священной силы акты, чтение соответствующих глав из Евангелия и Апостола, в которых говорится о нерушимости супружеских уз, взаимной любви и заботе друг о друге, неоднократное испрашивание благословения на венчавшихся и их детей, прекрасное пение и молитвы способствовали восприятию происходящего именно как священного таинства соединения, о чем говорят и народные характеристики венчания: "На суд Божий пойти", "Суд Божий принять", "На Божий суд, на страшный час, на святое венчание идти".