Во время взятия Казани в 1552 году воплощением идеи божественного покровительства стало государево знамя с изображением Спаса Нерукотворного (ныне хранится в Оружейной палате Московского Кремля).
Символика знамени восходит к иконе, на которой изображен убрус (полотенце) с отпечатком лица Христа*. Согласно царскому летописцу, Иван выступил против Казани под тем же знаменем, с которым Дмитрий Донской сражался с татарами на Куликовом поле. Хотя о реальном знамени Дмитрия Донского нам практически ничего неизвестно, можно заметить, что в глазах царских идеологов казанское знамя символизировало торжество православия над мусульманством, а также преемственность власти внутри правящей династии.
* По преданию, Иисус после омовения отер свое лицо полотенцем, на котором чудесным образом запечатлелся его образ, и передал это полотенце смертельно больному царю Авгарю для исцеления. Образ Спаса Нерукотворного, таким образом, напрямую связан с представлениями о божественном покровительстве земным царям.
Другими известными памятниками идеологического обеспечения казанской кампании стали храм Василия Блаженного и икона "Церковь воинствующая". Они тесно связаны с идеей "горнего Иерусалима", небесного града, где пребывает Бог и куда могут попасть только праведники. Храм Василия Блаженного стал конечным пунктом торжественной процессии, совершаемой царем в Вербное воскресенье. В ходе этого ритуала, заимствованного Макарием из Новгорода, царь шел к храму пешком, ведя под уздцы лошадь с митрополитом. Макарий представлял Христа, входящего в Иерусалим. Храм Василия Блаженного напрямую ассоциировался с небесным градом, в который превратился земной Иерусалим после входа в него Христа и воздвижения святого креста.
Как и в речи митрополита Макария при коронации в 1547 году, в ритуале Вербного воскресенья проводилась мысль о том, что царь сможет вступить в небесный град только в том случае, если он будет верным слугой Господа и защитником православной церкви.
Образ праведного царя, входящего в горний Иерусалим, стал главной темой и в известной иконе "Церковь воинствующая". Изображенные на иконе Богоматерь и младенец Христос, пребывая в небесном граде, посылают венцы праведников царю и его воинам, которые направляются к горней обители после победы над городом богоотступников (Казанью).
Перед царем находится Архангел Михаил, предводитель небесных сил в последней битве со злом, восседающий на крылатом коне и окруженный сиянием славы1.
- Претензии Ивана Грозного на роль высшего судьи не находили отклика у его военных противников. Чаще всего в европейской пропаганде времен Ливонской войны царь представлялся кровавым тираном, но порой случались исключения. Практически одновременно с созданием образа царя в виде Христа на великом стяге в Ливонии появилось интересное изображение, которое, вероятно, также напрямую связано с московским государем. Речь идет о скульптурном портрете на орудии "Ревельский лев", отлитом в Ревеле в 1559 году.
- Согласно Н. Е. Бранденбургу, изображение представляет собой "человеческую голову в шапке (в виде чалмы)". Есть основания полагать, что на орудии изображен вполне конкретный человек - Иван Грозный. Для идентификации портрета важна надпись на орудии: "Городской совет (Rath) назвал меня "Львом Ревеля", чтобы разбивать его врагов, которые не хотят жить с ним в мире; 1559 год, отлил меня Карстен Миддельдорп, это верно". Тексту надписи соответствует и тематика изображений, в частности, среди них имеется литое изображение льва.
- Упомянутым в надписи врагом Ревеля был, несомненно, Иван IV, так как именно в 1559 году его отряды, воевавшие в Ливонии, достигли ревельских пригородов. Что касается головного убора, то это типичная княжеская шапка, в которой западные мастера обычно представляли московского правителя.
- Портретные черты удлиненного мужского лица с орлиным носом и бородой также совпадают с обобщенными портретами Ивана Грозного, получившими хождение в Европе в ходе Ливонской войны.
- Мастер, вероятно, никогда не видел Ивана IV, поэтому ревельский портрет является скорее обобщенным образом царя, чем точным изображением. Тем не менее созданный Миддельдорпом образ можно признать единственным прижизненным скульптурным портретом Ивана Грозного.
Венчание на царство и "великий стяг"
Стремясь укрепить положение своей династии внутри страны и за рубежом, в 1547 году Иван официально венчался на царство. В библейских текстах царями именовались ветхозаветные правители, а также сам Христос, "царь небесный". Принятие царского титула означало, что власть Грозного над его подданными, в том числе над другими князьями Рюриковичами, получила божественную санкцию.
Ритуал коронации в целом следовал византийским образцам, но с одним важным исключением. В Византии над кандидатом на императорский престол совершали обряд миропомазания (торжественное нанесение миры). В ходе такого священнодействия происходило символическое перерождение человека в священную фигуру, облеченную благодатью Святого духа. Митрополит Макарий, однако, по какой-то причине не произвел миропомазания над Иваном в 1547 году2. Поэтому после венчания на царство Иван уподобился ветхозаветным царям, которым покровительствовал Бог, но не превратился в сакральную фигуру, подобную Христу.
Активное использование в политических акциях религиозной символики не означало, что между царем и церковью существовала полная гармония. Во второй половине 1550-х годов Иван решил получить официальное одобрение своего нового титула от константинопольского патриарха. При этом царская канцелярия подготовила новый чин венчания на царство для наследника престола, Ивана Ивановича. В новом варианте венчания уже предусматривался особый ритуал миропомазания. Как верно заметил Б. А. Успенский, этот ритуал уподоблял царя Христу, которого, согласно библейской книге Деяния апостолов, "помазал Бог... духом Своим"3.
После составления нового чина венчания в 1559/60 году был изготовлен так называемый великий стяг. Главным источником его многочисленных изображений стала библейская книга Откровение Иоанна Богослова (Апокалипсис), содержащая видения последней битвы между силами Добра и Зла. Как и на иконе "Церковь воинствующая", на знамени представлен Архангел Михаил во главе небесного воинства праведников.
Главная особенность изображений великого стяга в том, что в отличие от иконы войско праведников возглавляет не царь, а сам Иисус Христос, восседающий на белом коне.
Характер изображения Христа на великом стяге разительно отличается от образов Сына Господня на казанском знамени и иконе "Церковь воинствующая". Если раньше Христос представлялся покровителем православного царя, благословляющим свыше его войско, то теперь он как бы сам вступил в ряды благочестивого воинства и превратился в грозную силу, сокрушающую врагов. Воинствующий характер религиозной символики подчеркивается с помощью соответствующих цитат из Апокалипсиса: изображенный на стяге Христос "вправду судит и брани сотворит", "из уст Его изыде оружие остро да тем избиет языки"; изображено и само карающее оружие в виде меча4.
В условиях победоносного начала Ливонской войны в 1558 году апокалиптическая символика приобретала особо актуальное значение. Царь теперь представлялся грозным судьей, Иисусом Христом, вышедшим на битву с врагами истинной веры. Позднее в письме к шведскому королю Иван прямо напишет: "Войску нашему правитель Бог, а не человек"5. В 1561 году царь получил официальное одобрение своего титула от константинопольского патриарха, хотя в Москве проигнорировали сделанные иерархом оговорки относительно процедуры венчания. Патриарх также направил царю грамоту с призывом бороться против учения Лютера, набиравшего силу в Великом княжестве Литовском, и особенно против связанного с лютеранством отрицания почитания икон. Для поддержания престижа династии также было важно, чтобы Иван наконец нашел себе супругу за пределами своего царства, женившись в 1561 году на кавказской княжне Марии Кученей. Возросший престиж царской власти нашел выражение в Степенной книге первой половины 1560-х годов, которая прославляла царскую династию, представляя ее как лестницу, восходящую на небеса.
Поход на Полоцк, государева печать
Официальная пропаганда придавала исключительное значение походу Ивана на Полоцк в конце 1562 - начале 1563 года. Энтузиазм царских идеологов по поводу полоцкой кампании часто вызывает недоумение у современных историков. С военной и политической точки зрения взятие Полоцка, крепости и торгового центра на берегах Западной Двины, не принесло царю никаких ощутимых выгод.
Полоцкий поход стал важнейшим актом реализации религиозно-династических претензий царя. По летописной легенде, литовская правящая династия Ягеллонов происходила именно от полоцких князей, поэтому завоевание Полоцка означало завоевание "родового гнезда" противника и подтверждало права московских Рюриковичей на литовские земли как свою "исконную" вотчину. Не случайно полоцкая кампания сопровождалась интенсивной пропагандой династических символов. Так, царские артиллерийские орудия, изготовленные накануне кампании, несли изображения двуглавого орла, символизирующего правящую династию Рюриковичей. Характерно, что до полоцкого похода такая символика на русских орудиях не появлялась6.
После взятия Полоцка царь приказал изготовить новую государственную печать, на которой были представлены гербы всех его владений, включая Полоцк. На том месте, где должен был быть герб Полоцка, царские мастера, однако, воспроизвели родовой герб литовской династии, подчеркнув тем самым ее происхождение из Полоцка, завоеванного царем7.
Софийские соборы, построенные еще в древнерусское время в Киеве, Новгороде и Полоцке, создавали своеобразную символическую связь между этими городами и мировыми центрами христианства. В символическом плане наличие Софийского собора уподобляло город Константинополю с его храмом Св. Софии. Данный культ занимал видное место в ритуальных действиях, совершенных новгородским архиепископом Пименом во время полоцкого похода. Пимен отслужил молебен за царя и его войско в новгородской Софии, а также послал царю в подарок икону Св. Софии.
Особое отношение царя с культом Софии также отмечено в официальной летописи и разрядных книгах, которые изображают Ивана созерцающим купола полоцкой Софии накануне штурма. После взятия города царь торжественно прошествовал в полоцкий храм, где совершил молебен перед древними иконами. О важности религиозных мотивов полоцкого похода свидетельствует наказ воеводам, оставленным в завоеванном городе, о том, как организовать допуск верующих в Софийский собор. Местным священникам разрешалось оставаться в их городских дворах, в то время как остальные владельцы дворов не допускались в город8.
Официальная летопись называет среди главных причин нападения на Полоцк распространение протестантства среди горожан и поругание православных икон. Факт расположения древнего Софийского собора в Полоцке уподоблял его в глазах московских идеологов святому городу, попавшему в руки противников истинной веры. Поэтому семиотика ритуальных действий, сопровождавших полоцкий поход, отсылала к истории Иерусалима. Появление в городе Христа и воздвижение святого креста восстановили поруганную святость иерусалимского храма. Вступление Ивана Грозного в Полоцк также изображалось как акт входа Христа в Иерусалим и восстановление святости Софийского собора, якобы поруганного лютеранами, с помощью креста.
Материальным воплощением этой идеи стал крест Ефросинии Полоцкой, который, по свидетельству летописи, оказался в царской казне еще после взятия Василием III Смоленска в 1514 году. Иван взял крест вместе с другими святынями в поход на Полоцк9. В символике полоцкого похода крест представлялся как духовное оружие победы православного царя и как символ очищения города от богоотступничества.
Другой реликвией, взятой Иваном в поход, была икона Донской Богоматери. Именно при Иване Грозном сложилась легенда, что эта икона, приписываемая некоторыми специалистами кисти Феофана Грека, сопровождала Дмитрия Донского в битве с Мамаем. Присутствие Донской Богоматери в царском войске под Полоцком подчеркивало, что царь как бы унаследовал от своих предков миссию вооруженной защиты православия.
Библейский образ богоизбранного войска, разрушающего город неверных, также помогал оправдать насилие, совершенное царскими войсками в захваченном Полоцке. Так, согласно книге Иисуса Навина, после взятия Иерихона израильтяне "предали заклятию все, что в городе, и мужей и жен, и молодых и старых". Даже грабежи, совершенные богоизбранным народом, представлялись в книге Иисуса Навина богоугодным делом: "и все серебро и золото, и сосуды медные и железные да будут святынею Господу и войдут в сокровищницу Господню".
Царская казна существенно пополнилась после грабежа Полоцка, о чем, в частности, свидетельствует ковш, отлитый по приказу царя из золота, захваченного в городе. В сокровищницах царя и его приближенных хранилось немало драгоценных ковшей10. Полоцкий ковш, однако, выделяется исключительно богатой отделкой и тонкой работой. Вероятно, он предназначался для демонстрации во время приема иностранных послов11.
Полоцкая победа окончательно убедила Ивана Грозного в его особом праве на святое насилие над другими христианами. Согласно П. Хант и А. Л. Юрганову, под влиянием подобных идей царь Иван утвердил печально известную опричнину. Во время опричнины Иван подвергал своих подданных репрессиям, чтобы те, пройдя через очистительное страдание, спаслись на страшном суде подобно богоизбранному народу. Недаром в 1560-е годы отрицательно настроенный к Ивану псковский летописец прямо сравнил его правление с апокалиптическим царством12.
- 1. Об иконе "Церковь воинствующая" и других живописных произведениях 1550-х годов см. Подобедова О. И. Московская школа живописи при Иване IV. М. 1972.
- 2. Упоминания о миропомазании отсутствуют в наиболее авторитетных описаниях венчания 1547 г. Богданов А. П. Чины венчания российских царей//Культура средневековой Москвы XIV-XVII вв. М. 1995. С. 217; Успенский Б. А. Царь и патриарх. Харизма власти в России. Византийская модель и ее русское переосмысление. М. 1998. С. 109-113.
- 3. Успенский Б. А. Указ. соч. С. 20.
- 4. Описание знамени и библиографию о нем см. Яковлев Л. Древности Российского государства. Дополнение к III отделению. Русские старинные знамена. М. 1865. С. 8-10; Вилинбахов Г. В. Символика меча в русской государственной геральдике XVII - первой четверти XVIII вв.
- 5. Памятники литературы Древней Руси. Вторая половина XVI века. М. 1986. С. 128.
- 6. Маковская Л. К. Артиллерийские орудия XV-XVII вв. - памятники культуры Московской Руси//Victoria. Gloria. Fama. Материалы Международной научной конференции, посвященной 300-летию Военно-исторического музея артиллерии, инженерных войск и войск связи. Ч. IV. СПб. 2003. С. 60. См. также Бранденбург Н. Е. Исторический каталог С.-Петербургского артиллерийского музея. Ч. I. СПб. 1877. № LIX. С. 137; Крылов В. М., Успенская С. В., Ефимов С. В., Денисов С. А. и др. Военно-исторический музей артиллерии, инженерных войск и войск связи. Путеводитель. СПб. 2003. С. 220, 221. С. 31.
- 7. Подробнее см. Хорошкевич А. Л. Россия в системе международных отношений середины XVI в. М. 2003. С. 365.
- 8. Подробнее об источниках по идеологии полоцкого похода см. в кн. Bogatyrev S. Battle for Divine Wisdom. The Rhetoric of Ivan IV"s Campaign against Polotsk//The Military and Society in Russia, 1450-1917. Leiden; Boston; KЪln. 2002. P. 325-363. О политическом значении культа Святой Софии см. Hunt P. Ivan IV"s Personal Mythology of Kingship// Slavic Review. 1993. Vol. 52. №. 4. P. 769-809.
- 9. Крест Ефросинии пропал из Могилевского краеведческого музея в 1941 г. В 1997 г. в Белоруссии изготовлена копия креста. Обстоятельная статья о реликвии в кн. Рэлiгiя i царква на Беларусi. Энцыклапедычны даведнiк. Мiнск. 2001. С. 168-169. История креста Ефросинии стала неиссякаемым источником для белорусской национальной мифологии. Типичный образец подобного мифотворчества см. Арлоу У. Таямнiцы полацкай гiсторыi. Мiнск. 1994.
- 10. См. Солнцев Ф. Г. Древности Российского государства, изданные по высочайшему повелению государя императора Николая I. М. Б. г. Отд. 5. №№ 26,27 (ковши Ивана IV, № 26 ошибочно приписан Ивану III). Государственная Оружейная палата Московского Кремля. М. 1958. № 142 (ковш кн. И. И. Кубенского 1535 г.); Постникова-Лосева М. М., Платонова Н. Г., Ульянова Б. Л. Золотое и серебряное дело XV-XX вв. Территория России, СНГ и Ближнего Зарубежья. СПб. 2003. С. 72.
- 11. Предполагается, что в 1709 г. этот ковш был подарен Петром I польскому королю Августу во время царского визита в Дрезден, где он хранится в настоящее время. Gifts to the Tsars, 1500-1700: Treasures of the Kremlin. New York. 2001. P. 88-89.
- 12. Псковские летописи, ред. А. Н. Насонов. Т. II. М. 1955. С. 231.