- Почему началась Ливонская война?
Сергей Богатырев: Принято считать, из-за того что России был нужен выход к Балтийскому морю. Это позволило бы развивать торговлю и культурные контакты с Западом. Однако коммерческие интересы в качестве причины войны звучат преимущественно в иностранных, а не русских источниках и вовсе не упоминаются в официальной летописи Ивана Грозного. Следует различать торговые интересы русских купцов и политические интересы московских правящих кругов.
Русские источники называют главной причиной Ливонской войны проблему так называемой юрьевской дани, уплату которой царь довольно неожиданно потребовал от ливонцев. Так что меркантильное желание Ивана Грозного быстро пополнить свою казну сыграло видную роль в этом.
Религиозные мотивы также играли существенную роль в развязывании Ливонской войны. Летопись представляет победы царских войск в Ливонии как торжество православия над лютеранством.
Анна Хорошкевич: Нужно отметить фантастическое совпадение интересов нескольких политических или социальных сил. Царь, с одной стороны, помешанный на идее господства над "вселенной", поддерживаемый церковным авторитетом (идея "Москва - Третий Рим") и светскими идеологами государственной власти ("Сказание о князьях владимирских"), с другой - испытывавший катастрофический недостаток финансов. Казанская и астраханская добыча была промотана в войнах за покорение Казанской же земли. Государь не знал, чем занять своих новых подданных - знать и простых воинников, привыкших жить грабежом.
Вопреки советам членов Избранной рады, Иван бросился на добычу, казавшуюся слабой, но богатой. С завистью смотрели на ливонские земли представители обманутого царем дворянства. "Пот и кровь", пролитые ими в восточных войнах, отнюдь не были оценены по достоинству.
Наконец, и купечество жаждало некоторой свободы передвижения по Балтике. Неверно, что нет русских сведений о заинтересованности России в морской торговле.
Достаточно почитать запись переговоров Адашева и Висковатого с шведскими дипломатами в 1557 году.
Андрей Янушкевич: Тезис о стремлении Москвы к Балтийскому морю следует считать сомнительным. Еще можно встретить утверждение, что начало Ливонской войны было вызвано чуть ли не адекватной реакцией Москвы на вмешательство Великого княжества Литовского (ВКЛ) в ливонские дела, а именно на события под Позволем, которые произошли осенью 1557 года. По нашему твердому убеждению в Москве вообще не знали ничего конкретного о намерениях Вильно расширить свое влияние в Ливонии. Более того, московское руководство первые годы войны рассматривало ливонский конфликт как проблему своих отношений с Ливонией и только. Поэтому вмешательство ВКЛ в 1559 году в войну было неприятной неожиданностью, которой, несмотря на все старания, не удалось избежать.
Иероним Граля: Говоря о причинах войны, мы упускаем один важный момент. Ведь Ливонский орден - это рыцарское государство, которое должно подчиняться великому магистру. После вхождения Пруссии в состав Польши в 1525 году и принесения последним великим магистром Тевтонского ордена Альбрехтом присяги на верность королю Сигизмунду династия Ягеллонов получила формальные права требовать вассалитета и от Ливонии. С точки зрения феодального вассалитета, эти претензии выглядели абсолютно легитимно.
- Какие стереотипы и мифы до сих пор существуют в изображении Ливонской войны?
Иероним Граля: В Польше очень популярными были "летучие листки", оперативно сообщавшие о разгроме московитов, а также "История Московской войны" Рейнгольда Гейденштейна. На Гейденштейне было воспитано целое поколение. Ливонская война воспринималась прежде всего как память о больших победах над Московией. Когда происходили разделы Польши (1772, 1793, 1795), эта память поддерживала нацию. Квинтэссенцией этой идеи стала картина Яна Матейки "Стефан Баторий под Псковом".
Матейко вместе с писателем Генриком Сенкевичем сделались самыми главными учителями истории для польского общества. На картине изображена капитуляция псковичей, принесших ключи от города Баторию. Мы знаем, что в реальности такого не было, но картину Матейки нельзя воспринимать буквально. Это сложный исторический кроссворд. Художник знал, что именно под Псковом удалось заставить Ивана IV пойти на перемирие в Яме Запольском. Баторий на картине - один из самых красивых персонажей в истории польской живописи. Неоднозначно изображена и побежденная русская сторона - сияет набожностью владыка Киприан, с достоинством держится воевода, которого иногда отождествляют с князем Лыковым. Отрицательные черты России воплощены в образе карлика, который держит имперский щит Ивана IV. В руках урода находится величие державы. Перед нами не противостояние России и Польши, а противопоставление победоносной польской демократии восточной сатрапии Ивана Грозного.
На польский миф, матейковский, Россия имеет свой миф, псковский. Для русских подвиг защитников Пскова в 1581 году как бы заглушил тот факт, что война была проиграна. Ведь после 1577 года Россия терпела только поражения. Крепости Великие Луки, Полоцк, Озерище, Сокол и другие пали одна за другой. Единственная попытка противостоять армии Речи Посполитой в поле под Торопцом закончилась полным разгромом. Наконец, стоит упомянуть рейд конного корпуса под командованием Радзивилла "Перуна" и Филона Кмиты Чернобыльского по тылам русской армии, когда польские конники достигли окрестностей Старицы, в которой укрылся Иван Грозный. К 1581 году Россия была на грани военной катастрофы. И стойкость Пскова как бы затушевывает эту катастрофу, позволяет говорить, что русские не так уж и проиграли, а, напротив, Баторий прекратил войну, опасаясь стойкости и воинского искусства московских войск.
В "Повести о прихожении Стефана Батория под град Псков" эти события изображены как торжество православия над всей Европой, латинством и лютеранством.
Истинно верующие русские дали отпор агрессорам с Запада. При этом забывается, что с другой стороны под стенами Пскова стояли осаждающие его православные отряды из Великого княжества Литовского.
Среди этих мифов, которые, конечно, существуют во всех странах, следует еще упомянуть различные оценки хода боевых действий. Если читать и российские, и польские книги о Ливонской войне (также, кстати, как и о других войнах, которые велись нашими странами), то складывается впечатление, что и у русских, и у поляков было всего два типа сражений: которые они выиграли и которые выиграли не до конца. Слово "проигрыш" никогда не пройдет через горло ни у русского, ни у поляка. Поражения просто замалчиваются. А если нет возможности отрицать, то в неудачах виноваты изменники, чаще всего из иноземных наемников.
Сергей Богатырев: Под влиянием побед Петра I, в результате которых была присоединена Прибалтика, в русской пропаганде утвердилось представление, что будто бы на протяжении долгих веков Россия вела на своих западных рубежах целенаправленную борьбу с сильным противником за стратегически важный выход к Балтийскому морю.
Однако в русских источниках времен Ливонской войны ничего не говорится о стремлении Ивана Грозного получить выход к морю. Это не случайно, поскольку стремление к преодолению культурного изоляционизма и к активному участию в европейской политике при Петре было налицо, но оно практически полностью отсутствовало во времена Ивана Грозного.
Тем не менее по чисто формальным признакам (место действия - Прибалтика, противник - могучие европейские державы, включая Швецию) Ливонская война прекрасно подходила для оправдания балтийских завоеваний Петра. Недаром изображения Петра и Ивана Грозного были помещены на Триумфальной арке в Москве во время празднования заключения Ништадтского мира.
Подобные представления о Ливонской войне, которые мы сейчас назвали бы геополитическими, прочно утвердились в российской исторической науке XIX века и сохранились в несколько модифицированном виде в советское время. Накануне войны с нацистской Германией идеи о вековой борьбе с немцами за Прибалтику стали особенно актуальными. Тему о вооруженной борьбе с немцами и помощи союзной Англии, поступавшей через Белое море, виртуозно использовал Сергей Эйзенштейн в знаменитом фильме "Иван Грозный".
В литературных произведениях об Иване IV появлялась вульгарная геополитика и потому выглядела особенно неуклюжей. Например, издание романа Валентина Костылева "Иван Грозный", получившего в 1947 году Сталинскую премию, проиллюстрировано изображением Петропавловской крепости. С исторической точки зрения эта крепость, заложенная Петром I на Балтике более века спустя после окончания Ливонской войны, не имеет никакого отношения ко временам Ивана Грозного. Как и петровские идеологи, издатели романа, однако, мало заботились об исторической точности. Они стремились создать виртуальную преемственность в северо-западной политике России: Иван Грозный самоотверженно боролся за выход к морю, Петр I завершил его дело, а Сталин закрепил достижения своих великих предшественников на Балтике.
Характер Ливонской войны не может объясняться с точки зрения геополитики. По своей сути это был региональный конфликт, который Иван IV и его советники инициировали в благоприятной для России международной обстановке для удовлетворения краткосрочных фискальных интересов и для подтверждения статуса царя как защитника православия.
Анна Хорошкевич: Поскольку "советский патриотизм" включал в себя в основном патриотизм военный и соответственно подвиги, то даже под эту грабительскую в своей основе войну подводилась такая же база. Правда, в основном в научно-популярной литературе. Страшная книжка - исторический роман Костылева - воспитывала не одно поколение советских людей.
Андрей Янушкевич: А была ли Ливонская война двадцатипятилетней? Принятые хронологические рамки 1558-1582 годов хорошо вписываются лишь в контекст российской истории. В ней Ливонская война представляет собой законченный и логический этап внешнеполитической деятельности Ивана Грозного на прибалтийском направлении.
После него к "балтийскому вопросу" Россия вернулась лишь во времена Петра I.
Но если взять историю ВКЛ и Белоруссии, то подобная хронологическая трактовка события вызывает возражения. В 1582 году "ливонский вопрос" для Речи Посполитой вовсе не был закрыт. Как известно, далее предстояло долгое противостояние со Швецией.
С другой стороны, сущность войны во времена Сигизмунда II Августа и Стефана Батория была разной. На наш взгляд, это были две совершенно разные военные кампании. Если Ливонская война 1558-1582 годов являлась цельным событием, откуда такой большой перерыв в шесть лет начиная с 1570 года? Не следует забывать, что в этом году между Речью Посполитой и Московским государством было заключено официальное перемирие. Таким образом, под определенный этап военных действий была проведена логичная черта, венчающая их окончание. Логично выделять кампании 1558-1570 и 1576-1582 годов как два разных по содержанию и качеству события.
- Какие "белые пятна" существуют в изучении Ливонской войны?
Иероним Граля: Неизученным остается религиозный аспект войны. Российскими историками она часто трактуется как война лютеран и католиков против православных. Но, строго говоря, учитывая подавляющий процент православных в ВКЛ, можно говорить скорее о войне православных против православных. Нужно изучать религиозную риторику войны, ее связь с политикой - например, поход на Полоцк в 1563 году происходил под лозунгом защиты православия от "богомерзких люторов", хотя в Полоцке православных церквей было в несколько раз больше, чем католических и протестантских. И что же произошло после взятия города? Иван Грозный не только казнил иудеев, преследовал "люторов" и католиков, но и притеснял местных полоцких православных...
Сергей Лепявко: Основные лакуны в исследовании проблемы касаются московской стороны фронта. Например, какова была численность московской армии на разных этапах войны? Польская историография оперирует цифрами о пяти-, восьмикратном численном превосходстве московских войск. Это миф или реальный факт?
Каковы причины поражения России в войне? Ведь на последнем этапе кампании Москва имела большие преимущества: война велась на ее территории (за исключением Полоцкой кампании), вооруженные силы Ивана Грозного явно превышали силы Стефана Батория (неясно только, во сколько раз), театр военных действий (лес, болота, полноводные реки) не способствовал наступательным действиям противника. И что же привело Россию к поражению? Талант Батория? Военное, организационное и экономическое преимущество Речи Посполитой? Болезнь Ивана Грозного? Общий кризис власти в Московии после опричнины? Бездарное руководство и отсталая организация вооруженных сил Московии? Плохие коммуникации?
Ясно, что при ответе речь может идти только о комплексе факторов, но в какой иерархии они расположены?
Без ответа на эти вопросы наиболее красивым и внешне убедительным является утверждение польской историографии о гении Стефана Батория и других преимуществах Речи Посполитой. И мне трудно судить, что это - польский национальный миф или историческая правда.
Сергей Богатырев: С точки зрения военных факторов трудно говорить о решительном превосходстве той или иной стороны. Поляки превосходили русских в кавалерии, войска Батория были лучше обучены, однако царь Иван располагал лучшей артиллерией. Возможно, бедой русской армии было отсутствие достаточных людских и материальных резервов, а также плохое управление армией. Как отмечает Роберт Фрост, русские в конце концов так и не смогли использовать свои военные победы.
Думаю, причина здесь кроется в том, что при отсутствии регулярной армии каждый поход представлял собой как бы отдельную маленькую войну.
Отсюда крайне нестабильные результаты военных кампаний Ивана: в 1562 году для похода на Полоцк он мобилизовал огромное количество артиллерии, однако в 1567 году артиллерию подготовить не удалось и пришлось отменить очередной поход в Ливонию; в 1571 году татары сожгли Москву, а уже через год оборона столицы была организована блестяще, и татары оказались разбитыми при Молодях.
На исход Ливонской войны повлияла и международная обстановка. На последнем этапе войны в нее активно включилась Швеция, что существенно осложнило положение русских войск на северо-западном театре военных действий. Кроме того, в конфликт вмешался Ватикан, послав одного из своих лучших дипломатов, Антонио Поссевино, в качестве посредника на переговорах между Иваном и Баторием. Вполне естественно, что иезуиту Поссевино легче было найти общий язык с католическим правителем Польши, и это не могло не отразиться на результатах мирных переговоров в Яме Запольском.
Иероним Граля: С помощью подобных утверждений создается картина крупномасштабной католической интервенции против России, которой руководят польский король и римский папа. В действительности же папский легат Поссевино прибыл на переговоры по приглашению русской стороны - Истома Шевригин был специально послан Иваном Грозным в Ватикан, чтобы попросить папу "обуздать злого Обатуру". И Поссевино откровенно выступал на стороне русской делегации. Его вмешательство в переговоры польские сановники воспринимали, скрипя зубами. Легата обвиняли в агентурной деятельности в пользу русских. Образ Поссевино в польской историографии негативный. Посмотрите на картину Матейки: изображенный на ней легат, стоящий у трона Баторий, одной рукой в направлении короля "бросает крест", а другой, которая каким-то странным образом протянута сбоку, делает охранительный жест в отношении владыки Киприана. Посмотрите на картину! Поссевино никогда не был фаворитом польской истории отчасти еще и потому, что был иезуитом - польская шляхта не очень жаловала членов Ордена Иисуса. А в российской же историографии, наоборот, принадлежность Поссевино к иезуитам является дополнительным свидетельством его близости к Стефану Баторию и польской дипломатии. Просто все перевернуто с ног на голову!
Анти Селарт: Одной из основных лакун в изучении истории Ливонской войны является история повседневной жизни. Период войн, который начался в 1558 году, повлек за собой совершенное прекращение торговли, связей между частями Ливонии, которые бы-ли подвластными разным правителям. Ведь несмотря на огромный ущерб, опустошение городов и замков, в повседневной жизни сохранялась определенная преемственность с довоенным временем. Об этом свидетельствует нарвская торговля: товарообмен, который до войны имел место во многих городах, был сконцентрирован в Нарве, но не прекратился совсем, а, наоборот, по мнению некоторых ученых, расцвел.
Еще один пример: около 1570 года из Тарту уехал - наверное, со своим капиталом - будущий хронист Франц Ниенштедт, который действовал успешно как купец в русском Тарту, и стал рижским бюргером, впоследствии и бургомистром. В Пярну в 1582 году (когда город стал польским) продолжали вести городские делопроизводственные книги, которые велись до 1575 года, когда город сдался русским войскам. Значит, время русской оккупации не привело к установлению каких-то совершенно новых порядков. Можно ставить вопрос о симбиозе местных обычаев и русской административной практики.
Сергей Лепявко: Исследование Ливонской войны необходимо связать с ее социальной историей. Ведь нам почти неизвестно о реальном положении населения по обе стороны границы-фронта, его отношении к войне, общем влиянии этого "человеческого фактора" на ход военных действий и, наоборот, влияние войны на население. Например, лично для меня (и для украинской историографии в целом) было открытием то, что Ливонская война оказала значительно большее, чем считалось раньше, влияние на развитие украинского казачества. Подтверждается ранняя легенда украинского казачества о его верной службе и заслугах перед Речью Посполитой во времена Стефана Батория.
- Была ли Ливонская война неизбежна?
Иероним Граля: Ливонская война была абсолютно неизбежна и логически продолжала русско-литовские конфликты с конца ХV века. Разница в том, что в противостояние России и Литвы была вовлечена сторонняя территория - Ливонский орден.
Сергей Лепявко: Как мне кажется, здесь первостепенную роль сыграли не экономические интересы Московии в Прибалтике или агрессивность Ивана Грозного. Более важной мне также кажется проблема принципиального литовско-московского соперничества за влияние в Восточной Европе. Этот вопрос был поставлен Москвой еще с конца ХV века, и последующие войны, до Стародубской войны 1534-1537 годов включительно, не дали на него окончательного ответа. Поэтому рано или поздно надо было, как говорится, определяться. Поражение Москвы дало ответ на сто лет вперед.
- Существовала ли альтернатива конфликту?
Анна Хорошкевич: Альтернатива теоретически была, но практически, принимая во внимание уровень развития России, ее возможности были равны нулю. Война выступала как продолжение внутренней политики другими средствами.
Единственными, кто пытался уклониться от войны и упорно делал это на всем ее протяжении - это старая родовая или вновь прибывшая из ВКЛ в течение конца ХV - первой половины ХVI века знать. Она была отнюдь не в восторге от венчания великого князя и его окончательного превращения в царя (ведь не случайно в актах внутреннего управления Иван Грозный величался лишь "великим князем", а не "царем"). Тревожила старую и выехавшую из Литвы знать и потеря реального права участия в управлении государством, участия во внешнеполитических сношениях. Оппозиция, если можно употребить такое слово применительно к весьма пассивной позиции этой части общества, которую хотелось бы назвать политической элитой страны, сформировалась уже на протяжении Ливонской войны. Примером может служить политика боярина И. П. Федорова и его христолюбивая "дружба" с литовским гетманом, которая подрывала самые принципы ведения этой войны.
Андрей Янушкевич: А могло ли какое-либо государство, участвующее в Ливонской войне, отказаться от своих планов по подчинению Ливонии? Известно, что ни Московское государство, ни ВКЛ не могло смириться с распространением влияния на Ливонию другой стороны. Это означало бы поставить себя в заведомо худшее стратегическое положение.
Реальной альтернативой могли бы быть достижение договоренности о разделе Ливонии. Но и здесь стороны отличались непримиримостью и неуступчивостью. Первое подобное предложение поступило от литвинов в 1560 году, но в Москве от него категорически отказались.
Вигантас Станцелис: Совсем не обязательно все должно было свершиться в рамках Ливонской войны. Она оказалась весьма некстати, о чем свидетельствуют ее результаты как для ВКЛ, так и для России. Наибольшую выгоду из этой схватки вынесла третья сила - Швеция, которой удалось прийти на восточную Балтику и закрепиться там.
Я бы так определил интересы стран - претендентов на ливонское наследство. Литва и связанная с ней Польша: прикрытие этнической Литвы с северного фланга от русской угрозы, гарантия экономических интересов через обладание Двинским водным путем для экспорта зерна, леса и других товаров из литовских и белорусских земель. Ягеллонская монархия получила бы второй крупный порт на Балтике - Ригу на северо-востоке, уже имея Гданьск на юго-западе. Для этого нужна часть Ливонии, но не обязательно вся страна.
Россия подчеркивает древнее право на Юрьевскую дань, указывает на необходимость прямых экономических сношений с Западной Европой путем обладания портом (портами) на Балтийском побережье, обвиняет Литву и Ливонию в препятствовании проезду западных "спецов" в Россию. Захват северной части Ливонии - Эстонии мог бы способствовать решению вышеуказанных проблем. А вот укрепись Россия, а не Литва в Риге, и обе страны сразу оказались бы в нелепом положении: откуда возить товар русским, обладая только низовьем Западной Двины, и куда девать продукцию славянских земель Литве, владея только верховьем той же реки? Так что возвращаемся к тому же вопросу: нужна ли была каждому из участников конфликта вся Ливония?
Тема сговора Литвы и России по разделу Ливонии (своеобразный "пакт Радзивилла - Адашева") отнюдь не нова.
Еще Н. И. Костомаров отмечал, что России приходилось брать замки силой, а земли на юге литовцы подбирали без боя. Несколько десятилетий спустя Н. Бергенгрюн жаловался, что литовские походы против русских в 1560-1561 годах были малоэффективны, в них явно видно стремление лишь удержать статус-кво. Литвой был установлен контроль за стратегическими пунктами, заняты ключевые земли, пресекались попытки экспансии шведов. Но реальной помощи Ливонскому ордену оказано не было - в ВКЛ выжидали удобного момента для аннексии страны. Шведский исследователь второй половины XX века Эрик Тиберг пределом литовских интересов в Ливонии считает северную границу Рижского архиепископства - достижение контроля над Ригой и Двиной, создание широкой буферной зоны, прикрывающей север Литвы. Это звучит резонно.
Осенью 1561 года все было окончено: Ливония разгромлена, Эстония с Нарвой и Юрьевом отошла к Ивану, южные земли присягнули Сигизмунду. Удержи Иван Грозный и дальше фокус внимания в южном, крымском направлении, и страны на сей раз могли бы разминуться без обоюдно невыгодной войны. Но опала А. Ф. Адашева, разрыв царя с Избранной радой, тоже настаивавшей на продолжении наступления на мусульманский мир, и ориентация на полный захват Ливонии поставили жирный крест на возможности мирного исхода литовско-русских противоречий.
Сергей Богатырев: Я не уверен, что Ливония была обречена. Почему ливонские города не могли продолжить свое существование, оказывая посреднические услуги, ссужая деньги и поставляя наемников в соседние государства, как это делали, например, швейцарские кантоны? Что касается так называемой крымской альтернативы в русской политике, то она, как показал С. О. Шмидт, во многом надуманна.
Иероним Граля: Война не могла закончиться иначе. Характер деспотического государства Ивана IV определял и стиль внешней политики России ХVI века: одновременная экспансия на слишком многих направлениях без учета реальных ресурсов, возможностей страны. В итоге Россия просто надорвалась. Она в некотором смысле стала банкротом. К концу войны Речь Посполитая явно сильнее. И здесь первостепенна роль Польши.
Многие забывают, что Литва в одиночку перестала противостоять России фактически после 1565 года. Если бы не реальная уния с Польшей (а иначе королевские войска не могли бы отправиться на восточную границу Литвы - государственные законы не позволяли), то великое княжество выстоять в войне с Московией бы не смогло. Великого княжества Литовского не стало бы!
Конечно, можно говорить о разных стандартах ведения войны России с Литвой и Речью Посполитой. Русское превосходство в артиллерии, так явно проявившееся под Полоцком, сводится на нет при появлении современной артиллерии в армии Батория, которая впервые на этой территории использует гранаты, зажигательные пули и т. д. Армия короля Стефана была передовой профессиональной армией, обладающей по сравнению и с Московией, и с Литвой качественно новым вооружением, военной организацией и тактикой. При появлении этой армии на театре военных действий исход войны оказался предрешен. Если бы Литва сражалась с Россией в одиночку, все было бы не столь однозначно.
Было еще одно принципиальное различие московского войска и полков Речи Посполитой. В конце Ливонской войны наступил момент, когда и польское, и литовское войско стало гражданским - воины приобрели гражданское самосознание, шли в бой с убежденностью, что надо воевать, защищать свою землю. Это принципиально отличалось от психологии московитов, несших государеву службу как тяжкую повинность. Таким образом, можно сказать, что армия Речи Посполитой выиграла войну благодаря передовым технологиям, профессионализму и гражданскому подходу.
Русское войско этими чертами не обладало. Это было, по сути, ополчение. Из найденных в архивах документов походных полковых канцелярий мы знаем, что воеводы были лишены самостоятельности в командовании, что по любому важному решению они должны были запрашивать Москву. Ну не может корпус в поле эффективно воевать, если его командир каждый раз обращается за инструкциями в приказ, расположенный за сотни верст от театра боевых действий! В результате любая нестандартная ситуация оказывалась для русской армии губительной, а в конце войны, когда наступление Батория развивалось стремительно, московские войска просто утратили способность к организованному сопротивлению, и все зависело от личного мужества рядовых псковских стрельцов.
Анна Хорошкевич: Главное, что делало исход войны безальтернативным - полное разрушение российского "тыла". Стоит посмотреть писцовые книги, чтобы убедиться в полном разорении страны. Сказалась и опричная политика - уничтожение военных кадров. И, наконец, неудача русских помещиков в Ливонии, которые не смогли там закрепиться, зато разорили все, что можно было разорить.
Сергей Лепявко: Мне кажется, что в то время Россия могла рассчитывать как максимум на удержание в своих руках полоцкой земли, как это произошло в свое время со Смоленщиной и Сиверщиной.
- Какое влияние оказала война на судьбы народов и государств Европы?
Андрей Янушкевич: Впервые за долгие годы Великое княжество Литовское предприняло попытку расширить свое территориальное пространство за счет присоединения новых земель. Примечательно, что это обернулось для страны серьезными внутренними проблемами и в конце концов объединением с Польшей. ВКЛ не могло себе позволить вести затяжную войну и осуществлять эффективную защиту не только Ливонии, но и своих собственных границ.
Груз расходов на Ливонию оказался слишком тяжелым, и ВКЛ было вынуждено заключить союз с Польшей. Если бы не Люблинская уния, то в перспективе это государство ждало бы поглощение восточным соседом.
Иероним Граля: Ливонская война через Люблинскую унию способствовала распространению шляхетской демократии в Восточной Европе. Собственно говоря, сама уния была вызвана главным образом двумя факторами: во-первых, Литва несла потери, и ее способность самостоятельно противостоять России вызывала сомнения. В конце концов никогда раньше русская конница не выходила на Виленскую дорогу и не угрожала непосредственно столице великого княжества! Во-вторых, по мере проникновения польской армии на театр военных действий, то есть на восточные земли ВКЛ, происходило более тесное знакомство литовских панов с обычаями, культурой и правами польской шляхты, и им захотелось подражать. Отсюда и уния, и возникновение в Восточной Европе Речи Посполитой, несомненно, вызванное в том числе и фактором Ливонской войны.
Для России война явила полное банкротство режима Ивана IV. Кроме того, в Европе окреп и приобрел аксиоматический характер миф о варварском, восточно-деспотическом характере Московского государства, через призму которого в ряде случаев Россия воспринимается на Западе до сих пор.
Для Польши же это был важный опыт в развитии польской военной школы. Практически вся плеяда выдающихся польских полководцев, которая выигрывала почти все полевые сражения вплоть до 1640-х годов, - это круг либо участников Ливонской войны, либо их учеников.
Хотелось бы подчеркнуть, к чему война не привела - к появлению этнического противостояния народов Восточной Европы. В мировоззрении того времени воевали монархи, цари и короли. Но взаимной ненависти этносов не возникло.
Сергей Богатырев: Не хотелось бы говорить, что именно Ливонская война бросила ВКЛ в объятия Польши. Западный путь был выбран ВКЛ окончательно еще в ХV веке. Заключение реальной унии с Польшей было очевидной закономерностью; сближение двух государств было делом времени.
Несмотря на успех в Ливонской войне, приобретение Ливонии не принесло ожидаемых дивидендов для внутреннего развития Речи Посполитой. Она включилась в сложную внешнеполитическую игру, где ей пришлось столкнуться со Швецией в борьбе за свои интересы в Прибалтике. Можно сказать, что присутствие Польско-Литовского государства в Ливонии стало причиной не только будущего рокового конфликта со Швецией, но и ухода Речи Посполитой с международной арены в качестве активного субъекта.
Сергей Лепявко: Я думаю, что Ливонская война могла бы иметь серьезное влияние на судьбы народов и государств Европы только в случае победы Московии. Тогда бы на европейской арене появился новый игрок со свежими силами и своими интересами, и это принципиально изменило бы ситуацию на континенте. Крах нежизнеспособного Ливонского ордена не имел особого значения для Европы, а Речь Посполитая хотела лишь восстановления статус-кво на востоке.