Музыка на ребрах
Обычно те, кто отваживался на виду у всех танцевать "стилем", и одевались необычно. Полный набор стиляги включал в себя костюм из модного тогда жатого трико в комплекте с шелковой полосатой сорочкой, а к ним галстук с обезьяной на пальме или с девицей в рюмке. Облик дополнял кок - высоко зачесанные над лбом волосы. Джаз был обязательным дополнением. Очевидец той эпохи вспоминает: "Запомнился текст к карикатуре: стиляга обращается к продавцу магазина грампластинок: "Я вас просил буги-вуги, а вы дали фуги Баха!" Для стиляг джаз был фоном жизни, под который можно было танцевать. Клоун в цирке распевал куплет:
- Раз стилягу хоронили,
- Поминальный был обед.
- За столом друзья спросили:
- "Танцы будут или нет?"2
Тогда же родилась и крылатая фраза про стиляг: "Сегодня он танцует джаз, а завтра Родину продаст".
Магнитофонов в 1950-е годы не было, только-только начали появляться проигрыватели с синхронными двигателями (диск нужно было предварительно раскручивать пальцем, а тонарм давил на иглу массой не 1,5, а 150 граммов!).
Именно от стиляг пошла традиция подпольно производить звукозапись. Вот что пишет московский битл-летописец А. Ткачев: "[Стиляга] вынул из нотной папки гибкую квадратную пластинку. Никакие меломаны, кроме как в этой стране, не могут похвастать подобными экземплярами - музыкой "на костях". Такие пластинки нарезались на рентгеновских снимках где-нибудь на юге, в студиях типа "звуковое письмо", работники которых подхалтуривали на свой страх и риск. Качество ужасное, с десятикратной перезаписи, на грани слышимости, но стоили дороже настоящих".
По данному поводу газета "Волжская коммуна" отмечала: "...В отделе культтоваров (куйбышевского универмага. - А. Д.) среди публики шныряют нахальные молодцы с тоненькими усиками и предлагают вполголоса:
- Стилем не интересуетесь? Сногсшибательный американский рок - "Выстрел из гроба"!..
Это торговцы музыкальной пошлостью! Они записывают на использованную рентгеновскую пленку всякую танцевальную дичь, доносящуюся из-за рубежа, а потом делают на этом свой "бизнес". И надо сказать, что эти "бизнесмены" пропагандируют свой товар куда более энергично, чем продавцы из отдела культтоваров"3. Музыка в жизни стиляг играла исключительную роль. Как утверждает А. Кассоф, социолог Принстонского университета, стиляга был "готов отдать свою правую руку за модную граммофонную пластинку".
На совещании работников искусства в Куйбышеве 24 июня 1958 года в высказывании композитора Фэре прослеживалась явная озабоченность состоянием современной музыки: "У нас еще слабо осуществляется контроль над музыкой, звучащей в клубах, кино и других общественных местах. А чего стоит пытка пошлейшими пластинками в домах отдыха, санаториях, целиком отданных на откуп культурникам. А сколько у нас нарушителей общественной тишины, с которыми не ведется борьба, выставляющих в окнах своих квартир ревущие на всю улицу радиолы.
Плохо обстоит дело с продажей долгоиграющих пластинок. Чувствуется, что пластинки с серьезной музыкой директора магазинов рассматривают как принудительный ассортимент. Их мало, и их ассортимент не пополняется годами. Отдавая должное легкой танцевальной музыке, мы не можем мириться с нередко наблюдаемым среди нашей молодежи равнодушием к серьезной, оперной, симфонической музыке"4.
Кроме того, как видно из Постановления ЦК КПСС от 26 июня 1958 года "О крупных недостатках в репертуаре и распространении граммофонных пластинок", партия была обеспокоена, что "значительную часть выпускаемых в стране пластинок составляют записи слабых в художественном отношении музыкальных сочинений, а нередко и проникнутых чуждыми настроениями". Куйбышевский горком КПСС в конце 1959 года отмечал по этому поводу: "Крайне неудовлетворительно ведется торгующими организациями продажа грампластинок. В магазинах преобладают фокстроты, танго, румбы и самбы. Много так называемых "лирических" песенок, среди которых очень мало настоящей музыки"5. "Настоящая" музыка - это песни народов СССР, революционные песни, симфоническая музыка советских композиторов, остальная подвергалась партийной "анафеме" и считалась наполненной "чуждыми настроениями".
Но борьба против стиляг только начиналась.
Бей стиляг!
Можно сказать, что 1960-е годы начались с проблем моды. "Обезьяний галстук казался синонимом XX съезда, а башмаки на рифленой микропорке соответствовали принципам раскрепощения личности. Монумент, изображающий юношу с пышным коком, в брюках дудочках и канареечных носках, мог бы вместе с зэком в ватнике представлять эпоху реабилитации"6.
Реакция простых обывателей советской системы на стиляг была разной, но чаще негативной. Например, в апреле 1957 года группа молодых людей из Львова обратилась к Председателю Президиума Верховного Совета СССР К. Е. Ворошилову: "Непонимание и неправильное толкование слова "стиляга" и не совсем правильная борьба со "стиляжничеством" привели к весьма печальным и отрицательным результатам. Этим пользуются хулиганы, которых действительно надо было бы назвать "стилягами", они начали травлю людей, которые выделялись своей одеждой. Эта "борьба" и привела к возмутительнейшему фактору произвола и разнузданности хулиганов, при попустительстве органов милиции который был совершен в воскресенье 31 марта с. г. между 9-ю и 10-ю часами вечера в центре города перед зданием оперного театра.
Мы компанией из 4-х человек (2-х девушек и 2-х юношей) в воскресенье вечером возвращались домой после прогулки. На центральной улице нашего города - Первомайской, неизвестный нам человек пытался нас сфотографировать. По всей вероятности, его привлекла спортивная одежда одной из девушек: на ней были брюки и спортивная курточка. Мы подошли к нему и спросили, почему он нас фотографирует. Он ответил, что ему это так нравится. И далее он продолжал, забегая вперед нас, фотографировать. Его странное поведение стало собирать любопытных. Вокруг нас стал собираться народ, все время привлекаемый "фотокорреспондентом". Скоплением народа воспользовались хулиганы, которые начали кричать: "Стиляги, стиляги! Стиляг фотографируют! Бей стиляг!" Эти выкрики все больше собирали толпу, и когда мы дошли до оперного театра, толпа запрудила всю улицу"7.
16-летний школьник из Сочи писал в журнал "Юность": "Я презираю стиляг, ибо это, в большинстве своем, пустые и легкомысленные люди... самолюбивые и тщеславные люди, которые за неимением других средств выделиться, таких, как наличие глубокого ума, целеустремленность, веселый характер и пр., нашли выход в одежде"8.
Популярный актер Евгений Стеблов вспоминал, как в начале 1950-х издевались над девочкой его одноклассники: "После уроков поджидали ее на улице всем классом и, как появилась, обступили плотной толпой. Она недогадливо улыбнулась растерянными глазами. В ответ молчание, тишина. Вдруг кто-то срывается в выкрик: "Стиляга!" "Стиляга!" - с энтузиазмом подхватывает толпа. Я из толпы поначалу не понял, в чем дело, но вот уже сорвали с нее берет и перекидывали, словно мячик, когда она тщетно пыталась поймать его, затем не выдержала - побежала. Толпа вроссыпь с криком за ней: "Стиляга! Стиляга!"... Ее гнали до самого дома. Она заплакала лишь у подъезда... Тогда, помешкав, сжалились, вернули затоптанный новый берет Измирянц, только предупредили - не напяливать на себя больше иностранные вещи"9.
Молодой человек из Новосибирска написал в "Комсомольскую правду" возмущенное письмо, протестуя против преследований, вызванных его индивидуальной манерой одеваться: его узкие черные брюки (шириной 25 см, подчеркнул он в письме), бросавшиеся в глаза соученикам по сельскохозяйственному институту, повлекли за собой комсомольское собрание и угрозу исключения. "Стиляг в нашем обществе справедливо презирают, - писал он в "КП". - Я понимаю: стиляга - это тот, у кого мелкая, серая душонка. Это человек, для которого предел мечты - платье с заграничным клеймом и веселая танцулька под низкопробный джаз. Но разве можно человека, у которого есть цель в жизни, который стремится учиться и который одевается недорого, но красиво, по моде, называть стилягой?.. Неужели я "стиляга" и со мной надо вести борьбу?"10 Другие называли стиляг и "бизнесменами"-спекулянтами, и "местными чужеземцами", которых нужно "в судебном порядке на несколько лет привлекать на самые трудные физические работы вне крупных городов страны"11.
Пожалуй, чаще всего конфликты из-за стиля были связаны с так называемыми рейдами дружинников. Конечно, мишенью дружинников были не только стиляги; эти добровольческие отряды (комсомольские патрули, народные дружины, бригады содействия милиции - "бригадмилы") бдительно высматривали "нарушителей общественного порядка" всех мастей. На практике понятие "порядка", равно как и его "нарушителей", оказывалось в высшей степени размытым и изменчивым: дружинники сами решали, кого считать стилягой, хулиганом, дармоедом или тунеядцем. Тех, к кому приклеивались эти ярлыки, ждали разнообразные наказания. Хулиганство и тунеядство были запрещены законом и наказывались сурово, вплоть до лишения свободы. Стиляжничество же в Уголовном кодексе не значилось и рассматривалось скорее как "антиобщественное проявление в быту".
Декабристы XX века
В начале 1960-х часть советской молодежи осваивала Америку, не пересекая государственную границу. "В те времена, о которых идет речь, две пуговки на концах воротничка и желательно еще одна сзади, на шее, значили очень много. Эти пуговички, обязательно перламутровые, обязательно с вдавленной серединой и обязательно с четырьмя дырочками в своей неопределенности мечты о прекрасной стране моста Голден Гейт в Сан-Франциско и Эмпайер-Стейт билдинга, Дэйва Брубека и Майлса Дэвиса, Фрэнка Синатры и Эллы Фицджералд, автомобиля "Студебекер" и жевательной резинки "Риглиз"12.
Чуваки и чувихи, как себя называли эти молодые люди, собирались на так называемых хатах. "Хата", то есть отдельная квартира, на какое-то время оставленная "предками" (родителями), уехавшими в отпуск или на дачу или просто отлучившимися в гости или театр, моментально использовалась друзьями "потомка". Там играла самая модная музыка - американские джазовые, а позже и рок-н-ролльные пластинки, магнитофонные записи или музыкальные радиопрограммы "Голоса Америки" или Би-би-си по радиоприемнику.
Чуваки были одеты в заграничные шмотки, а главное, имели доступ к источникам их доставания. Знакомство с фарцовщиками высоко ценилось. С. Г. Кара-Мурза отмечал, что стиляги "возникли в самом зажиточном слое, что позволило объявить их просто исчадием номенклатурной касты. А речь шла о симптоме грядущего массового социального явления. Никак не ответив на жизненные, хотя и неосознанные потребности целых поколений молодежи, родившейся и воспитанной в условиях крупного города, советский строй буквально создавал своего могильщика - массы обездоленных"13.
Важно помнить, что советские средства массовой информации продолжали изображать молодежь, интересующуюся западными культурой и образом жизни, как чуждую и враждебную элитарную группу даже тогда, когда западная мода уже давно перешагнула рамки советской элиты и распространилась на широкие круги населения. Мишенью такой антиэлитарной риторики часто становились студенты, поэтому образы стиляги, представителя "золотой молодежи", и студента накладывались друг на друга и перекрывались.
Настоящий танец, пришедший к нам с Запада, был рок-н-ролл. Как и все заграничное, он опоздал на несколько лет. Его появлению способствовали фестиваль 1957 года, хрущевская "оттепель", недолгий информационный прорыв. Алексей Козлов вспоминал: "Фестиваль сыграл громадную роль в перемене взглядов советских людей на моду, манеру поведения, образ жизни. До него страна жила по инерции в некоем оцепенении и страхе, несмотря на то что Сталин как бы ушел в прошлое. Косность и враждебность советского общества по отношению ко всему новому, особенно западному, - это не один лишь результат советской пропаганды. Я на своем опыте убедился в том, что и без всякой агитации российской массе свойственна нетерпимость ко всему чужому, а также нежелание узнать получше и разобраться: а вдруг понравится?"14
Всемирный фестиваль молодежи и студентов, 1957 годОсобенностью новых танцев эры свинга стало наличие акробатических приемов, сложных, заранее заготовленных па, требующих от партнеров хорошей физической подготовки, а главное - слаженности. Случайные партнеры в таких танцах были почти невозможны. Собственно говоря, рок-н-ролл - это по технике и есть смесь таких танцев, как буги-вуги, джиттегбаг и линди хоп.
Из-за сложности исполнения эти танцы не стали массовыми и перешли в сферу профессиональных эстрадных исполнителей. Народ ждал чего-то попроще. Этим "попроще" стал твист - новый танец, придуманный Чабби Чеккером. Примечательно, что твист не вызвал в СССР такого идеологического отпора, как предыдущие "буржуазные" танцы. Более того, он прекрасно прижился, став танцем простых людей и основой для советских популярных эстрадных песен.
Говоря о стилягах как о явлении, социолог Л. Г. Ионин отмечает: "Конечно, теперь нам кажутся смешными их клоунские одежды и нарочитый нонконформизм. Но их роль, можно сказать, была ролью декабристов своего времени: декабристы, говорил вождь пролетариата, разбудили Герцена, Герцен разбудил кого-то еще, и дело дошло до Октябрьской революции. Так и стиляги: они начали будить общество... Их стиль был вызовом советской серости, а вместе с тем - всей советской жизни и идеологии. Стиляг можно назвать первыми диссидентами... Их стиль - это попытка революции "снизу", причем попытка не политической революции, а революции стиля"15.
Стиляги самим фактом своего существования шли наперекор советскому стандарту. С детства им навязывали ценности коллективизма, а они говорили о свободе индивидуальности. Им твердили, что духовное выше материального, а они могли потратить полжизни в погоне за модной тряпкой. Им внушали, что все заграничное плохо, - они же с восхищением смотрели на Запад и жадно впитывали доступные образцы западного образа жизни: музыку, прически, стиль одежды.
И все-таки они сделали свое дело, о чем, вероятно, и сами не подозревали: борясь со стилягами, власть наконец обратила внимание на то, как одеваются советские люди. На одном из партийных пленумов Никита Хрущев завел разговор о моде: "Сейчас весь Запад носит штаны yже, короче, чем у нас. У нас мужчины ходят как косматые голуби - штаны внизу болтаются. Нужно и об этом подумать. Разве нужны обязательно широкие штаны? Даже и в этом есть мобилизация средств". Оказывается, на узких брюках и короткой юбке можно было экономить. Все тот же Козлов отмечает: "После фестиваля незаметно произошла замена объекта запрета и травли - ширины брюк. До этого главным и прежде всего бросающимся в глаза признаком стиляги были узкие брюки. Все остальное население носило очень широкие, бесформенные штаны. Крупные партработники и подражающий им административно-хозяйственный актив вообще предпочитали галифе с сапогами или бурками, а вместо пиджака - китель. И вдруг в магазинах стали появляться отечественные костюмы с узкими брюками без манжет и кургузыми однобортными пиджачками.
Постепенно к началу 1960-х годов вся швейная промышленность перешла на этот стандарт, так что костюм старого сталинского образца можно было купить лишь в комиссионке. И когда на этом фоне начали появляться модные, широкие, правда, "клешеные", штаны, то на их обладателей вновь набросились блюстители нравственности, с той же ожесточенностью, с которой они не так давно клеймили стиляг в узких брюках". Одеваться по моде уже не считалось признаком буржуазности или чего-то недостойного. Однако стиляг продолжали преследовать уже по инерции, награждая этим именем каждого, кто чем-то не угодил властям.
- 1. Самарский областной государственный архив социально-политической истории (СОГАСПИ). Ф. 714. Оп. 1. Д. 1983. Л. 3.
- 2. Полный джаз. 1999. 10 ноября. № 41 (51).
- 3. Волжская коммуна. 1959. 25 октября.
- 4. СОГАСПИ. Ф. 714. Оп. 1. Д. 2152. Л. 3-4.
- 5. Там же. Ф. 714. Оп. 1. Д. 2186. Л. 195.
- 6. Вайль П., Генис А. 60-е. Мир советского человека. М. 2001. С. 65.
- 7. Государственный архив Российской Федерации (ГАРФ). Ф. Р-7523. Оп. 75. Д. 2363. Л. 69-70.
- 8. Кристин Рот-Ай. Кто на пьедестале, а кто в толпе? Стиляги и идея советской "молодежной" культуры в эпоху "оттепели"//Неприкосновенный запас. 2004. № 4.
- 9. Стеблов Е. Против кого дружите? М. 2000. С. 51.
- 10. Комсомольская правда. 1958. 5 апреля.
- 11. Там же. 1960. 9 сентября.
- 12. Цит. по: Вайль П., Генис А. Указ. соч. С. 335.
- 13. Кара-Мурза С. Г. Обездоленные в СССР//Наш современник. 1998. № 4.
- 14. Огонек. 1997. № 27.
- 15. Ионин Л. Г. Социология культуры. М. 1996. С. 165.